Йарахонг. Город и тьма - Наталья Гунина

Вот она пересиливает себя и пытается смотреть на бой, не жмурясь и не отводя глаз. А когда чужак-защитник падает, подхватывает юбки и бежит прочь, вон в ту приоткрытую дверь. На полпути запинается об метнувшуюся ей под ноги тварь и растягивается на полу, ободрав руки и колени. Жуткий ребёнок в черном коконе смотрит на нее, как будто увидел впервые, и выстреливает потоком тьмы. Обжигающая боль. Смерть.

Вот она вскакивает, хватает тяжелый ветвистый подсвечник. Кричит и, неловко размахнувшись, швыряет во врага. Снаряд не долетает, вскользь задевая чужака по голове. Он падает. Жуткий ребенок в черном коконе смотрит на нее, как будто увидел впервые, и выстреливает потоком тьмы. Обжигающая боль. Смерть.

Вот она…

Нет, всё бессмысленно! Во всех вероятностях боль и смерть, что бы она ни делала. И ничего кроме.

Милиса всхлипнула, содрогнувшись всем телом. Бог не лгал. Видения правдивы, и то, первое, мимолетное, правдивее всех. Она и правда прожила дольше, впустив чужака. Если бы не он, быть бы ей уже мертвой.

Милиса скорчилась за алтарем. Зажмурилась, хотя и знала, что это не поможет. Все было как во сне. Руки и ноги ослабели и ощущались чужими. Мгновения растянулись в мучительные часы.

Милиса услышала глухой удар и сразу за ним — звон металла об пол. Там, за камнем, что-то происходило, но она не отваживалась взглянуть. Кровь хлынула на алтарь, часть капель попала на нее. Жуткая вонь ударила в ноздри и сразу беззвучный вопль сотряс стены храма. Мир дрогнул и расслоился. В одном слое остался Ахиррат-пророк, в другом — Милиса, дрожащая, слабая, бесконечно одинокая.

Реальность кувыркнулась, рассыпалась на множество игольчатых частей, — и пересобралась заново. Милиса слышала стук собственного сердца, свист дыхания и чей-то плач. Свой? Чужой? В центре зала будто провертели невидимую дыру, и сквозь нее потекло тяжелое, давящее, жуткое. Алтарь, к которому она прижималась, внезапно ожег ей бок. Милиса дернулась, вскрикнула, вскочила на ноги и, путаясь в тяжелых юбках, бросилась бежать.

Она не сделала и нескольких шагов. Что-то горячее вцепилось ей в ноги. Боль пронзила икры. Лодыжка хрустнула и подломилась. Игольчатые зубы выхватывали куски из бедер, живота, груди. Пасть щелкнула у лица. Нестерпимая боль. А затем — темнота.

Глава 14. Взгляд в прошлое

На вид, открывавшийся с вершины птичьей башни, Бурунг Ханту могла смотреть бесконечно. Днем она видела бескрайнюю синеву, вдалеке сливающуюся с морем. По вечерам небо заливало пламя: то яростно пылающее среди алых, багряных и лиловых облаков, то рдеющее углями зимнего очага. Ночь скрадывала краски и расстояния, оставляя взамен мириады огоньков на небесном куполе. И только предутренние облака, туманом опускавшиеся на Йарахонг, не позволяли видеть ничего. Но в те короткие минуты, когда они опадали, оставляя на стенах и полу россыпь мелких капель, можно было узреть удивительное: башня храма птиц парила над бескрайней колышущейся белизной. И кроме нее в целом свете не было ничего.

Сейчас Бурунг Ханту окружала глухая ночь. Луна выбеляла посеревшие от времени перила и руки, опиравшиеся на них. Морщины и пигментные пятна на сухой коже становились почти не видны, отчего казалось, что эти узкие кисти могут принадлежать совсем юной девушке. Желтые молодые глаза Бурунг Ханту смотрели вдаль и видели героев рассказов и преданий — всех, о которых она когда-либо слыхала.

Сцена, подсмотренная совой, выглядела знакомой. Кажется, эта история относилось ко времени войны с богами, которых называли порождениями мрака. Или даже к другому, еще более раннему? Бурунг Ханту перебирала в голове образы и сюжеты, но нужный пока не находился. Ее отвлекали мысли о перевороте, который затеял Онгхус Ар с поддержкой Ахиррата. Несносный, испорченный гордец!

Днем, разговаривая с милым юношей Игнасием, Бурунг Ханту лукавила. Она выставила себя отшельницей, не следящей за событиями в Йарахонге. На самом деле ее птицы видели куда больше, чем можно было предположить. Трудность заключалась лишь в том, чтобы из приносимой ими ерунды вычленить важное, а затем сложить в непротиворечивую цельную картину. Она не сказала Игнасию ничего, о чем бы он не догадывался сам. Ни про жрецов-пророков, ни про таинственную черную птицу, хотя и имела кое-какие мысли на ее счет. Этот юноша не дурак, сам поймет.

Бурунг Ханту не любила вмешиваться в события. Она предпочитала наблюдать, запоминать и делать выводы. И иногда подталкивать в нужную сторону.

Попытки переворотов, разумеется, бывали и раньше, хотя и не такие явные и наглые. Система ежегодной смены хранителей города будто специально сочинялась для того, чтобы ее захотелось проверить на прочность. Неизменно находились те дерзкие, кто пытались, но их всегда окорачивали раньше, чем они успевали хоть как-то навредить. В отличие от тех нелепых попыток, у выкормышей Онгхуса, казалось, были шансы на успех. Все-таки, предвидение дает заметные преимущества. Но не настолько великие, чтобы…

Ночной воздух дрогнул. Незримая волна прокатилась над городом, расходясь кольцом от центральной колоннады. Скверно. Они все-таки зашли дальше, чем ожидала Бурунг Ханту.

Это означало беспорядки и смуту, еще большие, чем те, что творились сегодня. Конечно, Йарахонг со всем справится и вернется к равновесию. Он переваривал ситуации и похуже. Бурунг Ханту беспокоили только жизни некоторых людей. Своих подопечных она, ясное дело, убережет. Но этот юноша Игнасий, которого она знала еще ребенком, все-таки влез в события по уши. Бурунг Ханту надеялась, что Утаре, в отличие от него, хватит разумения остаться в стороне и не встревать, но рассчитывать на это она не могла.

Руки Бурунг Ханту дрогнули, пальцы стиснули перила. Она с усилием выкинула беспокойство о дочери из головы. За последние несколько лет они не обменялись и словом, но Бурунг Ханту не выпускала ее из виду и знала, что ее девочка все такая же бойкая и сильная. Она не даст себе пропасть слишком легко.

Появившийся из ниоткуда хрустальный клинок выглядел опасней переворота пророков. Бурунг Ханту прикрыла глаза и погрузилась в мысли. Она была обязана понять, что происходит.

* * *

Ты медленно успокаиваешься. Дрожь в руках сходит на нет, взгляд становится осмысленным. Ты, оказывается, выносливей, чем можно было подумать. Чуешь, как укрепилась связь между этим миром и вышним, как возросла твоя сила? Встань, опробуй. Стены можно не жалеть, их отделка давно отслужили свое.

Ты поднимаешься неуверенно, как в полусне. Твой взгляд падает на то, что осталось от дурехи-пророчицы: изодранный окровавленный ком одежды, голые бледные ноги, немного не целые, одна ступня валяется отдельно,