Формула смерти. Издание третье, исправленное и дополненное - Евгений Черносвитов

Миновав эту грань (которой до сих пор эвклидовская «чернь не зрит», то есть, окончив путь и миновав центр мира, поэты оказываются под гемисферою противоположной той, «где распят был Христос»; они поднимаются по жерлообразному ходу.

Мой вождь и я сей тайною тропоюСпешили снова выйти в Божий светИ, не предавшись не на миг покою,Взбирались вверх – он первый, я во след,Пока узрел я в круглый выход бездныЛазурь небес и дивный блеск планетИ вышли мы, узревши своды звездны.

После этой грани поэт всходит на гору Чистилища и возносится через небесные сферы. И тут у нас возникает вопрос: «По какому направлению?» Подземный ход, по которому они поднялись, образовался падением Люцифера, низвергнутого с неба головою. Следовательно, место, откуда он низвергнут, находится не вообще где-то на небе, в пространстве, окружающем Землю, а именно с той гемисферы, куда попали поэты. Гора Чистилища и Сион, диаметрально противоположны друг другу, возникли как последствие этого падения Люцифера, и значит путь к небу направлен по линии падения Люцифера. Это имеет смысл лишь с точки зрения обратной перспективы. Следовательно, Данте, в своем воображении, все время движется по прямой и, достигая неба, оказывается в положении, когда ноги у него находятся в сторону его спуска, то есть вверхтормашкой! Побывав на небе и узрев Славу Божию, Данте легко возвращается к себе на родину, во Флоренцию. Если бы Данте решил совершить такое путешествие, которое представил в своем воображении, то с геометрической точки зрения, он совершил, точь-в-точь, что вообразил.

Итак, двигаясь все время по прямой вперед и перевернувшись раз на пути кверху ногами, Данте возвращается на прежнее место, в том же положении, в котором он покидал его (словно и не переворачивался кверху ногами!). Больше того, если бы он не перевернулся кверху ногами, то, вернувшись на родину, он стоял бы на голове. Значит поверхность, по которой двигался Данте такова, что прямая на ней, с одним оборотом на 180 градусов, дает возврат к исходной точке. А прямолинейное движение без оборота на 180 градусов – возвращает тело к прежней точке вверх ногами. Очевидно, что это – поверхность: 1.содержит замкнутые прямые, есть римановская поверхность, и 2, как переворачивающаяся при движении по ней тела, есть поверхность односторонняя. Эти два обстоятельства достаточны для геометрического обозначения пространства «Божественной комедии», как построенного по типу эллиптической геометрии. Напомним, что Риман, пользуясь собственно дифференциальными методами исследования, не имел возможности рассмотреть форму полных поверхностей.

Именно приведенный выше отрывок из поэмы Данте послужил основанием для отца Павла Флоренского считать Данте непосредственным предшественником Эйнштейна. Вместе с тем, если сопоставить высказывания отца Павла Флоренского с соответствующими представлениями о механизме бессознательного Жака Лакана (о ленте Мёбиуса), то получается, что обратная перспектива есть некий универсальный закон мироздания, равным образом касающийся физических тел и сознания. То и другое подчиняется законам математики и геометрии. Даже рождение на свет живого существа подчиняется все той же геометрии, по которой построил свой маршрут в Ад Данте. Нужно заметить, что рождение вперед ногами является трудным и опасным путем появления на свет. Это знают хорошо акушеры. Я думаю, что и процесс умирания (ухода из жизни) имеет ту же самую геометрию обратной перспективы.

На этом, основная часть тезисов падре Эджидио Гуидубальди заканчивается. Падре Эджидио в первую очередь хотел выступить с этим докладом в Москве, Ленинграде, Тбилиси и Каунасе. Я не раз слышал, как он выступает. Иезуитов учат риторике свыше 10 лет. Падре Гуидубальди владел ее приемами в совершенстве. Безусловно, все, что представляет выше приведенный текст, переданный мне через итальянское посольство в 1990 году, в живом выступлении был бы обогащен не только иллюстрационными примерами, но и новыми мыслями, которые рождались бы у падре Эджидио во время доклада (он был великий импровизатор), и слушатели имели бы возможность услышать «Божественную комедию» на ее родном языке, ибо Гуидубальди знал всего Данте наизусть, и при каждом случае декламировал. Хорошо знал он и труды отца Павла Флоренского и, конечно, своего друга и коллегу, мало известного в нашей стране, талантливейшего психолога и философа Жака Лакана. Для меня в этой книге цитирование падре Эджидио Гуидубальди необходимо, чтобы показать неожиданный аспект к осмыслению феномена смерти (особенно, клинической смерти, вокруг которой в настоящее время после книги «Жизни после смерти», очень много откровенных мистификаций и фальцификаций). Этот аспект – математизация кончины человека. Что же касается психологической стороны умирания и переживаний в состоянии клинической смерти, то центральное понятие – лента Мебиуса, осмысленная в контексте обратной перспективы, есть тот ключ к нашему бессознательному, размыкающему генетическую память. Все, что род каждого отдельного человека накопил за свою историю, может стать содержанием той реальности («ада», «чистилища», «рая»), в которой оказывается умирающий. Вернее говоря, человек перед своей кончиной. Ни Андрей Болконский («Война и мир»), ни герой Збигнева Куснитского («Состояние невесомости»), еще не умерли, когда испытали все, что испытывают, если верить R. Moody, пережившие клиническую смерть, но гораздо содержательнее и понятнее.

А теперь вернемся к неосуществленному из-за кончины падре Эджидио Гуидубальди, его докладу. Падре Эджидио, несомненно, любил Россию, хорошо знал ее историю, в 82 года почти овладел русским языком. Он искреннее переживал о будущем нашей страны. Его заключение к выше приведенному докладу, оказывается несколько несоответствующим содержанию доклада, но вполне понятным для всех, кто знал падре.

Он его так и озаглавил: «Политическое заключение».

– Для русских сейчас трудное время. Некоторые из них думают спастись, прося помощи у всех стран мира! Я бы предложил русским вернуться к себе на родину, как это делал Данте в своей «Божественной комедии» – ногами вперед, а не кверху тормашкой! Я думаю, что найду в России, тех, кто поймет, что я имею в виду. Мог же отец Павел Флоренский в 1922 году опередить всю Европу по образу мышления на 40 с лишнем лет? А это, поверьте мне, старому психологу и иезуиту, гораздо сложнее сделать, чем в государственной, политической и экономической областях вместе взятых!

Обратная перспектива, лента Мёбиуса, сюрреальность, наконец, виртуальная реальность, – вот этапы развития логики, развенчивания смерти не только как иной реальности жизни, но, и как ее закономерного содержательного феномена. Смерть – это поэтический или мистический образ конца жизни. Осознав это, каждый из смертных сможет вполне безболезненно принять и формулу своей смерти. А, если в нем окажется неистребимое желание продлить себе жизнь после жизни, тогда у него только один путь, начертанный Пифагором и пройденный Данте в «Божественной комедии». Превратиться в число (1, 2, 3, т.д.). Или в бесконечную геометрическую прогрессию: 1+Q+Q/2+…+Q/N+… Это, по крайней мере, логично, хотя и лишено каких-либо иллюзорных эмоций и переживаний.

Печальная история одного талантливого русского человека, фатально разворачивающаяся на моих глазах: Петр Паламарчук

С 1990 по 1993 год у меня на кухне квартиры, что на 1-ом Войковском проезде, побывало чрезвычайно много разных людей, безусловно, интересных, среди которых были исторические и легендарные личности. Вот только некоторые из них: князь Алексей Павлович Щербатов из США, Владимир Кириллович Романов (да, тот самый, Великий князь!). Кстати, Владимир Кириллович сказал потрясающие слова о нас, русских. «Нас никогда и никто, разве, что Сербы исключение, не любил и любить не будет. У нас не было, нет и не будет друзей. Потому, что мы – очень большие!» Падре Эджидио Гуидубальди засиживался до темна и часто оставался ночевать у нас, Гостил Дмитрий Сергеевич Лихачев и директор «Пушкинского дома» Николай Николаевич Скатов, Александр Сергеевич Есенин, сын Есенина, единственный человек, кто поддерживал мою идею о необходимости повторной судебно-медицинской экспертизы и, следовательно, эксгумации, правнук Григория Ефимовича Распутина из Бонна, Эдвард Иванович Распутин-Шульц, дальний родственник Айседоры Дункан Игорь Дункан, Срболюб Живанович, профессор университета Хараре, Зимбабве, профессора из Оксфорда, Бристоля, Сеула, Токио, Сорбонны и Лиона, Евгений Вертлиб, профессор из института, что в Гармиш-Партенкирхен. Женя, к тому же влюбился в сестру-двойняшку моей жены, Оксану, и откровенно за ней ухаживал. Бывали Лидия Николаевна Федосеева – Шукшина и Анатолий Ромашин. Мы как раз создавали с ними «Фонд им. Василия Макаровича Шукшина», Катя Шукшина, которой я предлагал перевести на немецкий язык мою книгу об ее отце. Гостил Василий Иванович Белов, будучи депутатом Верховного Совета СССР. Павел Васильевич Флоренский приходил к нам часто, ибо «нуждался в духовном комфорте, который царил в нашей квартире».