Формула смерти. Издание третье, исправленное и дополненное - Евгений Черносвитов

В Х сонете Шекспир пишет своему возлюбленному: «Make thee another self, for love of me, That beauty still may live in thine or thee».

Жизнь, смерть, бессмертие с точки зрения «обратной перспективы» отца Павла Флоренского и «ленты Мёбиуса» Жака Лакана

Здесь, как я обещал выше, приведу почти дословно, правда, в собственном переводе с итальянского, доклад иезуита и психоаналитика, соратника и друга Жака Лакана, падре Эджидио Гуидубальди. Падре известен хорошо в своей стране и за рубежом, как исследователь Данте («Я один из лучших дантистов в мире!» – не без гордости говорил он по-русски). Падре Эджидио за очень короткий срок написал новый труд «Данте и Россия», и подарил его с посвящением Раисе Горбачевой, когда Горбачевы были на Мальте.

Падре Эджидио Гуидубальди озоглавил свой доклад «Психоаналитическая глубина и социальные последствия обратной перспективы отца Павла Флоренского» (от Карла Юнга до Жака Лакана). Подписывался падре под этим докладом: директор Новой Капринской Школы (о «Новой Капринской школе» см. выше названную мою статью с Павлом Васильевичем Флоренским).

(Рисунок, выполненный падре Эджидио, иллюстрирующий взаимосвязь обратной перспективы отца Павла Флоренского и врача, философа Жака Лакана, прилагается). Итак.

Обратная перспектива отца Павла Флоренского и «лента Мёбиуса» Жака Лакана – суть одно и тоже. Во-первых, это реальный психический механизм взаимодействия сознания и бессознательного. Во-вторых – символическое отображение взаимосвязи жизни и смерти человека, как природного и социального (Божественного) создания. «Обратную перспективу» и «ленту Мёбиуса» разделяют 40 лет! Но, фактически, они – одно и то же!

Отдаю себе отчет, что сразу выше сказанное понять сложно. Постараюсь по ходу доклада это центральное для меня тождество, раскрыть. Вначале прошу принять следующее: обратная перспектива отца Павла Флоренского – явление преждевременное для его времени (мои комментарии к некоторым положениям доклада падре Эджидио, в конце доклада). Обратная перспектива только сейчас становится понятной, только сейчас приходит ее время.

Ближе всего мироощущение отца Павла Флоренского, на мой взгляд, находится к представлениям русского ученого Владимира Яковлевича Проппа (см. его «Морфология сказки», «Исторические корни волшебной сказки», «Русский героический эпос», «Русские аграрные праздники», «Проблемы комизма и смеха»). В произведениях В. Проппа не только самая разнообразная, но и самая мудрая антология русского фольклора, и, вместе с тем, самая разнообразная психология переживания русского человека, составляющая его духовность. Именно у Проппа надо искать корни русских национальных представлений о жизни и смерти, «загробной жизни», и «загробной смерти». «Загробное» у Проппа никогда не покидает Землю (от кошмаров – диких зарослей, опасных зверей, бездн и т.д., до райских садов, светлых далей, голубого теплого неба, ласкового солнышка, веселого дождичка и т.д.).

Но В. Пропп не разрешает проблемы крайней важности. Проблемы происхождения всех этих народных фантазий и переживаний, составляющих богатство духовности русского человека. Это делает за него Карл Юнг, ученик и раскольник Зигмунда Фрейда.

Юнг каталогизирует все человеческие переживания. Объясняет, почему они содержатся в душе каждого человека, как неведение (бессознательное). Называет путь, по которому они проникают в каждую отдельную душу – природное и социальное (Божественное) наследование переживаний и ведения предков. Юнг называет четыре пути, благодаря которым неведение превращается в ведение (бессознательное в сознание, смерть – в жизнь). Это: мистический путь (религиозный), сны со сновидениями, невротические переживания и наркотические галлюцинации. Он упускает из виду еще один, самый главный путь – творчество.

Может показаться непонятным и неожиданным скачек моей мысли от Проппа и Юнга к современности. Дело в том, что та реальность, которая обозначалась этими учеными как «неведение», «бессознательное» и «смерть», на самом деле была, есть и будет внутренней территорией духа, до тех пор, пока во внешней действительности не появится механизм контроля. Этот «механизм» без всякого ущерба для сути дела, можно обозначить, как хорошо организованный социум (Государство, Общество, Народная идеология), что Фрейд представлял как сверх-Я. У Лакана это перевернутый конус, образуемый витками ленты Мёбиуса, у отца Павла Флоренского – движение взгляда по обратной перспективе. Так, смерть (ад) трансформируется в жизнь (рай). Как у Данте и Проппа: а) заросли и морские чудовища, б) полеты на чудовищах, в) женщина со змеей, и т. д. Дальше, рождение (возрождение духа из неведения в ведение) (чистилище): а) чувство возвышения (гора), б) огонь – очиститель, г) лес земного рая. Теперь, жизнь (сознание, рай). Лучше всего это отображено у Кандинского.

Если знания научны, то они могут быть представлены в виде математических формулах и геометрических фигурах. Это общеизвестно. Математическое мышление стирает границу между глубокой мудростью и слабоумием. Так, пифагорейский тетрактид (единство физического, геометрического, акустического и духовного) был спустя тысячу лет с абсолютной точностью изображен сумасшедшим Карлом из больницы для умалишенных Вероны, где Карл находился с младенчества. Карл, не только сумасшедший с рождения, но и, естественно, абсолютно неграмотный – я изучал его «историю болезни» – точно, как по Пифагору, изобразил также следующее: а) Бог в своей простоте или жизнь отдельного человека – 3, б) Бог в своей сущности, или сознание человека – 9, в) мужчина (левое, нечет) – 5, г) женщина (правое, чет) – 8. Карл начертил много геометрических фигур, имеющих основополагающее значение в космогонии пифагорейцев. Выходит, что Юнг был прав, допуская в бессознательном каждого человека некие архетипы образов и переживаний, которые Пропп собрал как сказки.

Но, перейдем к отцу Павлу Флоренскому, к одной из последних его работ «Мнимости в геометрии». Отступая несколько в сторону от этой работы, или наоборот, забегая вперед, скажем, что мнимая математическая величина это лучший образ и бессознательного и смерти. Допускаю, что смерть для нашего, человеческого сознания есть корень квадратный из минус 1. Что же касается мнимостей геометрии, то современное прочтение этой работы, а значит, современное ее значение возможно лишь с точки зрения ленты Мёбиуса Жака Лакана. Приложим данный метод к последней песни об аде «Божественной комедии» Данте. Согласно этому методу (Флоренского – Лакана), когда поэты достигают поясницы Люцифера, оба они внезапно переворачиваются, обращаясь ногами к поверхности Земли, откуда они вошли в подземное царство, головы их оказываются в опрокинутом небе (выражение Владимира Проппа!). Читаем Данте.

По клочьям шерсти (Люцифера) и коре ледяной,Как с лестницы, спускалась тень Вергилия.Когда же мы достигли точки той, Где толщачресл вращает бёдр громаду, —Вождь опрокинулся туда главойГде он стоял ногами и, и по гаду,За шерсть цепляясь, стал всходить в жерло:Я думал, вновь он возвращался к Аду.«Держись, мой сын!» – сказал он тяжелоПереводя свой дух от утомленья:«Вот путь, которым мы покинем зло».Тут в щель скалы пролез он на каменьяМеня ссадил у бездны и в видуСтал предо мною, полн благоговенья.Я поднял взор и думал, что найду,Как прежде Диса, но увидел ноги,Стопами вверх поднятыми во льду.Как изумился я тогда в тревоге,Пусть судит чернь, которая не зрит,Какую грань я миновал в дороге«Встань на ноги», заговорил пиит.

Миновав эту грань (которой до сих пор эвклидовская «чернь не зрит», то есть, окончив путь и миновав центр мира, поэты оказываются под гемисферою противоположной той, «где распят был Христос»; они поднимаются по жерлообразному ходу.