Формула смерти. Издание третье, исправленное и дополненное - Евгений Черносвитов

Никита познакомил меня (чуть было!) с Евгением Евтушенко. Но, знакомство не успело должным образом состояться, ибо Евгений и Никита из-за чего-то поссорились, и Никита нокаутировал Евгения. Никита выглядел тогда, как красавец-викинг. Огромный, стройный, с длинными светло русыми волосами, большими голубыми глазами, с длинными и пушистыми ресницами, орлиным носом с чувственными ноздрями, большим пухлым ртом, тяжелым, квадратным подбородком с глубокой ямкой посередине, рельефной мускулистой шеей, тяжелыми широкими плечами и осиной талией, с мощными ногами и руками. Однажды, когда я уже работал врачом-психиатром в подмосковной психиатрической больнице, что под Клином, со мной случился приступ аппендицита.

Во время короткого перерыва перед обедом, я зашел в комнату отдыха, где были гимнастические снаряды, чтобы, дежурившие сутками врачи, могли бы поразмяться. Я начал подтягиваться на кольцах. И, чуть было не закричал от сильнейшей боли внизу живота, справа. Перед глазами поплыли розовые круги. Диагноз не вызывал сомнения – острый аппендицит. Тут же вызвали «скорую помощь», чтобы отвести меня в ЦРБ (центральную районную больницу) на операцию. От Клина до Золино – 30 минут, если ехать со скоростью 80—100 км. в час. Другого выхода не было, если только не оперироваться на месте. Такой вариант я тоже прокручивал: инструментария хватило бы, и как-нибудь два психиатра могли бы сделать эту не сложную операцию. Судя по тому, что у меня началась сильная рвота, а температура поднялась до 40 градусов, я понял, что аппендикс мой лопнул и у меня начинается перитонит. Психиатрическая больница находилась в 5 километрах от шоссе. Дорога к ней была лишь покрыта гравием, да толстым слоем глины. В дождливую погоду она представляла собой месиво, по которому не могли проехать ни «скорая помощь», ни милицейский «газик»! Аппендицит со мной приключился именно на третьи сутки проливного дождя. Меня погрузили на телегу, запряженную старой кобылой, и повезли к шоссе, где нас ждала «СП». Не успели мы проехать и ста метров, погружаясь в жидкую глину по дно телеги. Кобыла еле двигала ногами. Боль была уже такая сильная, что о последствиях просто не думалось. И тогда я увидел… Никиту! Сначала мелькнула мысль, что, вот, начал бредить! Он иногда, правда, приезжал ко мне в Золино (так называлась деревня, где в старом графском имении расположилась психиатрическая больница), но всегда предупреждал о приезде телефонным звонком. (Иногда – телеграммами, типа: «Вашингтон – Золино. Проездом. Буду. Жди. 007).

Никита шел быстрым шагом, по пояс в глине. Сразу направился к телеге. Первое, что он сказал: «Я знал, что тебе очень плохо!» Тут поверишь, что Никита не обманывал, когда говорил, что у него периодически бывают экстрасенсорные видения (как и у Веры Дмитриевны). Вот он и увидел меня умирающим, и поспешил из Москвы в Золино на своих «Жигулях». Он с легкостью выдернул меня из телеги, взял на руки и, честное слово! – побежал по глиняному месиву, лихо, выдергивая ноги и, стараясь меня не трясти (он нес меня почти на вытянутых руках!) Всего за полчаса добежал до шоссе, аккуратно положил меня на носилки «СП», и со словами, обращенными к шоферу «СП»: «Follow me!» (следуй за мной!), выбросив милицейскую мигалку на крышу своей машины и, включив сирену, рванул со скоростю свыше 100 км. в Клин. Мы последовали за ним, как при погоне, не отставая. Таким образом, Никита, фактически спас мне жизнь!

Я ничего для Никиты не сделал. Он ни в чем не нуждался. Правда, я познакомил его с Анатолием Алексеевичем Зворыкиным, когда разрабатывал с профессором отечественный аналог методики тестирования личности MMPI. Зворыкин Никите, почему-то был интересен. Они друг другу понравились, и Никита принял участие в переводе и конспектировании зарубежных научных работ. Он мог свободно читать на любом европейском языке.

У Никиты была слабость. Ворваться ночью без предупреждения к кому-нибудь из друзей, схватить их, и повезти к другим друзьям. Вскоре, таким образом, изрядная компания оседала у кого-нибудь на кухне, и начинались «сидения». Иногда на 2-ое, 3-ое суток. Так, однажды, Никита увез меня ночью к жене покойного советского ученого-палеонтолога и знаменитого писателя Ивана Антоновича Ефремова, которого я боготворил, после прочтения «Лезвие бритвы» и «Таис Афинская» (так я узнал, что Таис это от Таисия, имени жены писателя). Хорошо, что у хозяйки квартиры в это время гостили две молодых женщины, наши ровесницы, на попечение которых Таисия (отчества, извините, я уже забыл). В один из таких «наездов» Никита привез меня в гости к Андрею Тарковскому. Тарковского обо мне он проинформировал, и Андрей нас ждал. Мы с Андреем ушли в одну маленькую комнату в многокомнатной квартире зеленого дома на сваях, похожего на дома медицинской элиты Москвы – кооператива «Лебедь». С Тарковским мы провели почти десять (!) часов за беседой, никто нам не мешал!

Уже через час нашего разговора, Андрей сказал: «Жаль, что я познакомился с тобой так поздно. В „Зеркале“ врачом-гипнотизером, который лечит от заикания моего сына, был бы ты»

Основная тема нашего разговора была смерть.

С Никитой мы расстались без ссор, без конфликтов и без взаимных претензий. Просто не стали видеться, перезваниваться, и все! Это произошло, когда я ушел от жены, встретив Марину, нынешнюю мою жену. В результате своего развода я потерял четырех своих хороших друзей. Геннадий Иванович Шевелев умер (читай выше). Лери Ервандович Вардзигулов, армянин, родившийся в Тбилиси, но с раннего детства проживающий в Москве, женатый на Алле Леонидовне, которая отправляла в Космос всех первых космонавтов, а ее дочери хранят открытки, подаренные им космонавтами и медали, побывавшие в космосе. Ванцов Георгий Архипович, которого я спас от смерти и тюрьмы, и вылечил от алкоголизма, шофер 1-го класса, чуть моложе моего отца, но относившийся ко мне, лучше, чем к родным детям. И, наконец, Никита Юрьевич Минин. Трое последних друзей, среди них и Никита, просто перестали со мной общаться, хотя Марина понравилась всем четырем друзьям, включая Шевелева.

У меня, по правде, тоже куда-то исчезла потребность поддерживать отношения с этими моими друзьями. Как-то встретил Лери Ервандовича. Зашли в ресторан, хорошо пообщались, как в былые времена. Обещали позвонить друг другу. На этом все кончилось. Не знаю даже, жив ли сейчас Георгий Архипович. Лет десять назад я был в Клину и зашел к нему домой. К счастью, он был дома. Очень постарел и очень был мне рад. Посидели, выпили. Он сообщил мне, что когда прочитал мой рассказ в «Смене» «Гимназистки румяные», где герой разводится, а потом, после того, что та, в которую он влюбился и на которой собирался жениться, оказалась проституткой, кончает жизнь самоубийством, Георгий Архипович решил, что этот герой я, и что я умер. Больше Ванцова я не видел и не слышал. Бываю в Клину, но прохожу его дом без всякого желания зайти к Ванцову в гости, или хотя бы узнать, жив ли он?

Никита как-то, лет пять назад, позвонил мне домой. Как узнал мой телефон – не знаю. Сразу начал с того, что знает, что у меня все хорошо, что Марина красивая и талантливая супруга, и он бы на такой женился. Что видел нас по телевизору и читал некоторые наши работы об Египте. У него тоже «все хорошо». Не женат. Живет в квартире, которую подарила ему Вера Дмитриевна, а другую давно продал, как и одну из машин. Работает в «Радикале», хотя сам – не радикал! Так же сообщил, что один наш общий знакомый, друг Ильи Глазунова и Николая Щелокова, ушел с головой в политику. Организовал собственную партию, член государственной Думы, и метит в Президенты. Я предложил Никите встретиться, на что он ответил: «Вряд ли! Зачем?» И сгинул. Где он сейчас, жив ли? (он на год старше меня), жива ли Вера Дмитриевна? Я ничего не знаю! Все мы сейчас в разных субъективно-пространственных координатах!

Тарковский объяснил мне, почему он бы снял меня в качестве врача-гипнотизера в «Зеркале»: «У тебя тяжелый, проницательный взгляд. Это хорошо можно показать с экрана. Сейчас я придумываю фильм специально под Джуну. Скорее всего, сниму Вас вместе!» Ни Джуну, ни меня он не снял в своем фильме. А вот его теорию «сатанинского бессмертия» он мне долго и тщательно объяснил. Вот она, как ее я запомнил!

Бессмертие это выдумка дьявола. Человеку оно не нужно, и более того, страшно. Разве вечный жид – счастлив? Разве духи, проживающие в своих замках сотни лет после живой жизни счастливы? Разве вампиры счастливы? Ты скажешь, что все это не живые люди, а их нетленные образы. Да, это так! Но любое бессмертие может быть только в качестве нетленного образа! Если душа наша производна от нашего тела, то, создав копию нетленного тела, мы создадим нетленную душу. Это и есть образ! Заменим, например, атомы азота, из которых, в основном, состоит наше тело, на другие какие-нибудь атомы, которые не так активны на Земле, как азот. И человек может жить вечно! Я также допускаю, что душа может помещаться в тело, как вода, например, в сосуд, принимая его формы. То есть, я допускаю, что, как существует материя в виде праматерии на уровне квантов, поля и энергии, так может существовать и прадуша. Огромный космический океан мысли, который выплевывает всякий раз, когда рождается человек, в тело новорожденного его душу. Когда человек умирает, душа возвращается к своему прасостоянию. Я очень боюсь, что являюсь всего лишь пузырьком какого-то неизвестного мне океана. Меня также страшат бессмертия, описанные Станиславом Лемом! Я очень боюсь, что все мои внешний и внутренний мир, мое тождество с самим собой, то есть, мое уникальное «Я», есть не больше, чем магнитная запись на лемовском барабане, или, что я после смерти окажусь в его хрусталике. Природа ведь не создала бессмертие. Следовательно, Бог того не пожелал. Бессмертие, которое нам обещают после смерти – уловки дьявола. Но оно возможны и в скором будущем, как результат прогресса науки. Бессмертие живого человека невозможно. Тогда нужно сделать бессмертным все мироздание. Вплоть до мельчайшей травинки и камешка, которые ведь тоже разрушаются и перестают существовать со временем. Бессмертие может быть только иллюзией жизни. А то, что предлагают индусы, для меня не приемлемо уже только потому, что они в своей сансаре отнимают у меня мать и моего сына. А кто может быть судией кармы, решающим, быть мне после смерти вшивым псом или женщиной? Я хочу быть только самим собой, только с теми, кого я люблю, и только там, где мой дом. Но, такого бессмертия быть не может. Всякого другого бессмертия – ужасно боюсь! Но, не исключаю, что оно возможно, хотя бы в лемовских вариантах! Еще боюсь, если Станислав (Лем) прав, мыслящего океана. Представь только на миг, что кто-то где-то все твои мысли, и сокровенные желания знает и может ими манипулировать! Ужас, и только!