Сыграй на цитре - Джоан Хэ

объясняет это нашим солдатам. Я склоняю свой веер с голубиными перьями на запад и указываю им на север, когда это делает она.

– Разве ты не должна быть там, внизу? – спрашивает Лотос. Я смотрю на нее, и она кивает своим топором в сторону солдат.

Я медленно опускаю веер.

– Мне и здесь хорошо. – Повыше и подальше от лагеря Жэнь, заполненного недалекими солдатами, которые могут и не быть в восторге от получения приказов перебежчицы…

Лотос тянет меня, ставя на ноги.

– Что ты делаешь? – шиплю я, когда она тащит меня за собой.

– Ставлю Павлина на место.

Меня волочат вниз по склону, и я чуть не врезаюсь в нее, когда земля выравнивается. К Лотос поворачиваются головы; глаза сужаются, когда они замечают, что она тащит меня. Я стискиваю зубы, опускаю взгляд. Должно быть, это месть Лотос. Говорят, что Жэнь наградила ее двадцатью ударами плетью за неподчинение моим приказам и выезд навстречу Миазме.

Определенно месть, думаю я, как только мы встаем перед всеми, и тишина натягивается, как тетива лука.

Затем Лотос обхватывает мою руку вокруг рукояти своего топора и поднимает их обе высоко над головой.

– Кто готов проломить несколько черепов?

В ответ раздается оглушительный рев. Лотос ревет в ответ. Ее щеки алеют, глаза горят. Когда они встречаются с моими, я ожидаю увидеть в них горчинку, но все, что я нахожу, – это огонь. И он в глазах каждого, когда я наконец осмеливаюсь взглянуть снова.

– Долой империю! – кричит Лотос, и я бросаю на нее свирепый взгляд; это, вне всякого сомнения, подстрекательство к свержению власти. Но затем ее возглас распространяется, разгораясь, как щепки.

– Долой империю!

– Долой империю!

– Долой империю!

– Долой империю, – шепчу я, пробуя слова на вкус. Цикада ошибается. Не каждый последователь Жэнь предан Синь. Для этих солдат императрица Синь Бао – собственность Миазмы. Они сражаются за Жэнь и только за нее. Их ярость становится моей яростью, и наш гнев направлен только на одного врага.

– Долой империю!

Поднимается ветер, крики затихают. Лотос отпускает меня, чтобы собрать свои войска. Согласно моему плану, она отведет половину наших сил к одному из двух переходов, которые может использовать Миазма. Турмалин возьмет на себя вторую половину. Что касается меня, то моя работа выполнена. Приказы отданы. Я поворачиваю назад…

– Павлин!

По позвоночнику проносится холодок, я оборачиваюсь и вижу Лотос, машущую мне верхом на своем жеребце.

– За мной, Павлин!

Я качаю головой, но Лотос уже подъезжает ко мне. Она спешивается; я отступаю от нее.

– Ты ошибаешься, Лотос. Я…

…Меня отрывают от земли и опускают на жеребца. Земля внезапно оказывается пугающе далеко.

– Лотос, отпусти меня. Сейчас же. – Я хватаюсь за рожок седла и в отчаянии смотрю на Турмалин через поле. Спаси меня. Но она стоит ко мне спиной. Повернись, Турмалин!

– Разве ты не хочешь посмотреть, как покатится голова Черепушки? – спрашивает Лотос, взяв поводья.

– Нет. – Кустистые брови Лотос поднимаются в замешательстве, и я задаюсь вопросом, действительно ли мне нужно объяснять, что мне достаточно просто победить, не будучи свидетельницей кровопролития воочию.

Но, прежде чем я успеваю это сделать, замешательство Лотос рассеивается.

– Не бойся. – Она гладит огромный нос своего жеребца. – Рисовый Пирожок ласковый. А я нет.

– Это не смешно, – шиплю я, когда Лотос вскакивает позади меня в седло. – Жэнь выпорет тебя за…

Рисовый Пирожок срывается в галоп.

Щелкая зубами, словно летние цикады, я цепляюсь за защищенную выделанной кожей руку Лотос. Езда верхом продолжается и продолжается, целую вечность, а потом еще немного, прежде чем мы прибываем к Пемзовому перевалу. Я отталкиваю от себя Лотос после того, как она помогает мне спуститься, и, пошатываясь, бреду к выходу из ущелья в поисках укрытия, откуда можно будет наблюдать за битвой. Над горизонтом, как клинок палача, висит дым.

Все уже должно случиться. Слуги, которые заботились о моих повседневных нуждах, корабельные матросы, которые связывали между собой лодки по моему приказу, – все они рано или поздно погибли бы в конфликте империи. И все же я вижу их лица. Я вижу его лицо, бледное, но разгоряченное, с его губы капает кровь. Я помню ощущение его тела рядом со своим, переплетение нашей музыки.

С ним все будет в порядке. Стратеги не вступают в бой (еще одна причина для воинов презирать нас). Но он столкнется с силами Облако так же, как и все люди Миазмы. Будут стрелы и мечи. И Облако там тоже будет. Я сомневаюсь, что она окажется милосердна.

На меня накатывает волна тошноты, почти такая же сильная, как в те времена, когда я была отравлена. Но я забрала у Ворона противоядие. Со мной все в порядке. Я прислоняюсь к глыбе пемзы, тяжело дыша, мысли затуманены.

– На что ты смотришь? – спрашивает Лотос, и я подпрыгиваю от неожиданности, услышав, что она рядом.

– Ни на что.

Я ничего после себя не оставила – даже письма Ворону. Любой стоящий стратег поступил бы так же, думаю я, прикоснувшись к сложенной бумаге в рукаве. Это то, что делает меня сильной.

Я не боюсь потерять ничего и никого.

Пошатываясь, я опускаюсь на землю, прислоняясь спиной к скале. Лотос сидит рядом со мной. Я игнорирую ее; она – причина, по которой я нахожусь в этом жалком месте и состоянии.

– Ты была права. О Черепушке. Она дарит тебе подарки, если ты сильна, и эти подарки сделали моих солдат сильными. – Лотос ударяет меня рукояткой своего топора, и я морщусь. – Лотос задолжала Павлину.

Конечно, так и есть. Если бы она действительно чувствовала благодарность, то не потащила бы меня сюда.

Но я не могу вменять себе в заслугу то, чего я не совершала.

– Ты билась с солдатами Миазмы и победила. Ты разделалась со всеми.

– Не со всеми. – Лотос закатывает рукав и протягивает руку. Четыре покрытых коркой следа от ударов плетью на ее коже колышутся, когда она сжимает и разжимает кулак.

– За Мосса.

Мосс, как я полагаю, был подчиненным, который потерял голову от рук Миазмы. Он был бы все еще жив, если бы Лотос послушалась меня с самого начала. Но я не говорю очевидного, и какое-то время Лотос тоже молчит. Мы сидим в исключительной, почти идеальной тишине.

Ее вдребезги разбивает вопль.

Мы вскакиваем на ноги. Ну, по крайней мере Лотос. Я ковыляю, мои ноги словно истыканы булавками и иголками, и я, еле-еле переставляя их, бреду за ней. На полпути вниз по перевалу мы натыкаемся на группу солдат. Они расступаются перед Лотос, и я