Концертмейстер. Роман в форме «Гольдберг-вариаций» - Валерий Храмов

«клеить»: предложил поехать с нами в гостиницу и познакомиться поближе, намекнул, что мечтаю провести с ней вечер, получше узнать город, и проч. Девушка делала вид, что не слышит. Это меня разозлило еще больше. Стал говорить, что впервые в Ленинграде, что заблужусь, что Олины сумки тяжелы, что я натружу руки и завтра не смогу играть — и вообще я устал…

Наконец, мои слова достигли цели: девушка «взорвалась». Ее показная благовоспитанность и «милый» голосок переменились. «Оне» указали мне на дверь.

Оля с притворной строгостью решительно вытолкнула меня из кабинета. Я лишь успел хлопнуть дверью на прощание. Певица осталась уладить конфликт. Сквозь неплотно закрытую дверь было слышно, что я милый мальчик, что у меня двое детей и что «совершенно безобидный», просто переутомили дорога и семейные неприятности. Дальше я слушать не стал. Спустился вниз, вышел из здания, закурил. Мимо меня проходили «известные артисты» (по специфической походке можно было догадаться — «от Катеньки»). Они, оживленно жестикулируя, что-то рассказывали сопровождающим сотрудникам «Ленконцерта», которые с жалкими улыбками на изображающем внимание лице тащили багаж прибывших знаменитостей.

Наконец появилась Ольга. Улыбка во все лицо, обнаружившая зубы подозрительной белизны, позволяла надеяться на то, что «инцидент исперчен». И я не ошибся, солистка сообщила, что добрые отношения с Сонечкой удалось сохранить:

— От этой девчонки многое зависит. Она может внести нас в список нежелательных для Ленинграда артистов, конечно, не по причине твоей буффонады, — пояснила певица, — обоснует плохими отзывами зрителей о качестве наших выступлений. И по поводу багажа вопрос решила. Мы поедем налегке. «Витебский вокзал» рядом, мне показали на карте. А вещи доставят машиной. В нашу гостиницу сегодня вечером целая делегация заезжает. Софья Семеновна обещала присмотреть. Не волнуйся — твои подштанники никуда не денутся. Она девочка аккуратная, организованная.

Оля, как я теперь заметил, действительно вышла из здания лишь с небольшой сумкой, которую тут же мне вручила.

— Знаю я этих аккуратных девочек. Она еще и Софья Семеновна. Тоже мне Мармеладова36 номер два! Все перепутает. Вещи наши уедут в Гатчину. Плохое у меня предчувствие — с утра плохое. А подштанники я не ношу — «я старый солдат, дона Роза», «Браилов брал, на батареи ходил!».

— В туалет лучше сходи, герой, пока он рядом, на всякий случай, — проявив здравомыслие посоветовала солистка филармонии.

— Оля, я случайно подслушал ваш разговор. Объясни, почему у меня двое детей, и какие это семейные неприятности меня так сильно расстроили?

— Не переживай, — пояснила она со знанием дела, — если послушать наших филармонических кумушек, детей у тебя значительно больше, чем двое, от этого и семейные неприятности! Ладно, хватит болтать, поехали в Павловск.

Мы вышли на набережную Фонтанки и направились к «Витебскому вокзалу». Действительно, было недалеко. Через час уже «тряслись» в электричке, а через полтора — вышли на перрон в Павловске. Нашли гостиницу. Меня поселили в скромный одноместный номер. Оля как солистка получила «полулюкс» с диваном и телевизором. Пообедали в гостиничном ресторане. Ели отварную осетрину, запивая чешским пивом. Потом пошел к себе в номер — отдохнуть с дороги. Вскоре в дверь постучали — водитель втащил в номер наш багаж. На его лице была все та же вымученная улыбка, что и у его коллег по «Ленконцерту».

На следующий день состоялся наш первый концерт. На сей раз подали машину. Когда мы уже расположились, — Оля рядом с шофером, я на заднем сидении, — появилось главное действующее лицо предстоящего мероприятия: это был действительно знаменитый артист БДТ, недавно прогремевший на всю страну исполнением роли Чацкого в бессмертной комедии Александра Сергеевича Грибоедова. И сам спектакль, который поставил главреж БДТ «великий Гога», и сыгранная соответствующим образом роль, воспринимались публикой как «антисоветчина», что делало спектакль в высшей степени популярным во всегда революционном Ленинграде. О спектакле ходили легенды, а билеты были раскуплены «на несколько лет вперед».

«Заслуженный артист» бодро вскочил в машину и, расположившись на заднем сидении рядом со мной, с игривой улыбкой представился, добавив:

— Сегодня буду счастлив работать с вами!

Оля в ответ заохала и, захлебываясь от восторга, благодарила судьбу «за такое счастье».

Скоро доехали. Нас встретил директор зала услужливый молодой человек лет сорока. Он рассыпался в комплиментах перед дамой. Как старого друга поприветствовал крепким рукопожатием Чацкого. Меня же не заметил вовсе. Пошли готовиться к концерту — в гримерные. Директор угодливо «прыгал» вокруг солистов. Появилась барышня с ключами. Она открыла двери «комнаты для артистов» и, по велению директора, «осталась в распоряжении певицы». Ее начальник принялся развлекать «заслуженного артиста». Их разговор был о людях мне неизвестных и о событиях, как мне показалось, ничего не значащих. Чацкий начал рутинную подготовку к концерту. Появилась гример, которая, как выяснилась, знает артиста «сто лет». Их беседа — уже «втроем» — продолжилась, чуть изменив содержание: Чацкий пытаясь эмоционально подогреть себя перед выступлением стал рассказывать о «ролях», пробовать — с обновленным гримом лицом — фрагменты текстов перед зеркалом.

Тут Петрович, а так звали услужливого директора зала, вспомнил обо мне, обозначив внимание одной фразой:

— Можете пойти на сцену и, пока нет публики, попробовать рояль. Дверь в конце коридора направо. — На миг его лицо стало серьезным, но тут же расплылось в угодливой улыбке, и «Петра творенье» вновь растворилось в общении со знаменитостью.

Волнуясь, что всегда со мной бывает перед первым концертом, пошел осматривать условия «работы» — инструмент, сцену, зал. Рояль был ужасен, но в целом все работало и «хирургического вмешательства» не требовалось. Поиграл Рахманинова, сложил ноты романсов в должном порядке, о котором предварительно договорился с солисткой. Еще раз проверил — все ли на месте — и пошел настраивать себя, готовиться к выступлению. Вышел на вольный воздух. Природа гармонировала с поэзией романсов, которые предстояло исполнить. Короткой прогулки хватило для создания нужного состояния души, и жизнь уже перестала казаться раздражающе скучной. Захотелось еще раз сыграть много раз игранное, и скоро желание было воплощено в жизнь: мы открывали концерт. Чацкий продолжил. Находясь под впечатлением столичного дебюта, из любопытства, я все же остался в кулисах, чтобы послушать выступление «великого артиста». Но не сложилось. Петрович взял меня под локоть, вывел в коридор и тихим голосом, но строго сообщил:

— Автомобиль уже подан, ждут только Вас.

Я покинул здание. Действительно, филармоническая