Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА - Дэвид Ритц

слова вылетели из его уст, мир для меня остановился. Время перестало тикать.

Но, может быть, я ослышался.

«Что ты сказал?» – спросил я.

«Пацан, – повторил он, и на этот раз его глаза расширились, – ты мог быть играть в лиге прямо сейчас».

«Черт, в натуре, Зеке? В натуре?»

«Ага, в натуре».

Мне нужно было беззвучно повторить его слова самому себе.

«Пацан, ты мог быть играть в лиге прямо сейчас».

Возможно, если бы эти слова произнес не Зеке, а кто-то другой, они оказали бы на меня меньшее воздействие. Но из уст Зеке эти слова приняли форму не только пророчества, но и благословления. Бенедикции.

«Ну, что скажешь? – спросил он. – Ты готов пойти в лигу?»

Все в моем мозгу, теле, сердце и душе разом сказало: «Да!»

И после этих «да» пришел…

Нет.

Мне больше не придется возиться с этими гребаными ACT и SAT. Это дерьмо сводило меня с ума. И хотя я пробовал сдавать тесты множество раз, я был уверен, что никогда не наберу достаточно высоких оценок. Кроме того, непоступление в колледж не будет означать конца моего образования. Я любопытный чел. Я всегда буду учиться, всегда буду заниматься самообразованием. Колледж – не единственное место, где процветает обмен знаниями. Для человека широких взглядов обучение может проходить везде и всюду.

Нет.

Мне не нужно следовать шаблонам двадцатилетней давности.

Нет.

Я не обязан подстраиваться под устаревшее мышление, которое после того, как я проанализировал его повторно, потеряло всякий смысл.

Нет.

Я не должен ждать. Я мог прямо сейчас побежать к Волку и сказать ему, что в вопросе колледжа все ставки отменяются.

Волк был настроен немного скептически. «Ты уверен? – спросил он. – А как же Северная Каролина? Как же Мичиган? Как же твоя мечта поиграть в студенческий баскетбол?»

Волк был прав. Эта мечта жила в моем сердце еще с тех игр на подъезде к гаражу Билли в Молдине, когда я притворялся Си-Уэббом, а он Леттнером.

«Мечты меняются, – сказал я Волку. – Эта новая мечта – то, за что я могу ухватиться. Прямо сейчас».

Волк умел говорить, но Волк также был человеком мыслящим. Я видел, как он размышляет обо всем, что я сказал. Я почти слышал, как он думает. А потом проступила улыбка. Улыбка сказала все.

«Что ж, – сказал он, – может, ты и не ошибаешься».

Мне тоже пришлось улыбнуться. Волк торопливо посерьезнел.

«Я чувствую, что я прав, – сказал я. – Я нутром чувствую».

«Если ты готов, здоровяк, я тоже готов. Никто такого раньше не делал. Не здесь точно. Но если кому это и под силу, так это тебе. И я буду с тобой рядом».

Isolation / Изоляция

Пока я пытался принять решение по поводу пропуска учебы в колледже и выхода на драфт, я испытывал глубокое ощущение изоляции. Баскетбол полон терминов, объясняющих состояние человека: «подбор», «ассист», «защита», «владение», «отрыв», «ловушка». Эти термины – одна из причин, по которым игра служит отличной метафорой жизни. В баскетбольных терминах «изоляция» – это когда мяч у тебя, а остальные игроки твоей команды расчищают тебе путь, чтобы дать тебе обыграть твоего опекуна один в один. Его используют в героическом контексте. Мифология американских ковбоев. Дуэль на револьверах. Двое мужчин, стоящих друг напротив друга на пыльной улице, где ветер гоняет перекати-поле, – и лишь один из них уйдет оттуда живым. Но меня этот миф не цеплял. Мне он виделся скорее эгоистичным, чем героическим. Я гораздо больше предпочитал полагаться на своих партнеров.

И в повседневной жизни было то же самое. Мне не нравилось быть в изоляции. Мне нравилось окружать себя людьми. Мне нравилось полагаться на их советы. Но чьему совету я мог довериться, когда нужно было принять важнейшее решение в жизни? Прежде чем к кому-либо обращаться, я тщательно навел справки.

В конце шестидесятых Спенсер Хэйвуд поборол запрет, гласивший, что игрок не может присоединиться к команде NBA, не окончив учебу в колледже. Дело дошло до самого Верховного суда, где Хэйвуд победил.

Затем в 1974-м Моузес Мэлоун перепрыгнул из старшей школы прямиком в Американскую баскетбольную ассоциацию. Год спустя, в 1975-м, Дэррил «Шоколадный Гром» Доукинс и Билл Уиллоуби последовали его примеру, перебравшись из старшей школы уже в NBA. И больше никого следующие два десятилетия. Никто больше не пытался это повторять.

Я основательно исследовал предмет. Я прочитал все о Спенсере, Дэрриле и Билле. Я сходил в библиотеку, занял машину для микрофильмов и изучал на ней старые журнальные статьи. Я читал длинные интервью с ними. Я хотел узнать, как на них повлияло их решение. Однако больше всего меня укрепила в моем мнении встреча с самим Биллом Уиллоуби.

Прежде чем разыскивать его номер телефона, я перечитал его историю. Уиллоуби никогда не имел такой статистики, как Доукинс, и не имел такой метлы, как Шоколадный Гром. Мало у кого он был. Доукинс изобрел трэш-ток в современном его виде тем, какие прозвища он раздавал своим сокрушительным данкам. Моим любимым был «ТурбоСексофонный Восторг». Но Билл Уиллоуби не был никаким второсортным игроком, что бы там ни говорили люди. Люди приводили его в пример, когда рассуждали, почему не стоит идти в профессионалы прямиком из старшей школы. Они говорили, что, если бы он пошел в колледж и отшлифовал там свой талант, он бы добился большего успеха. Но эти люди могли иметь расовые предрассудки или просто хотели лишить молодых чернокожих мужчин их автономии. Что было бы, если бы пропустить колледж решил белый пацан? Что, если бы это сделал Ларри Бёрд? Что, если бы он решил отбрить Университет Индианы и сразу начать делать бабки? Гарантирую, что они говорили бы совсем другое. Гарантирую, что хвалили бы его за умный деловой ход.

Это правда, что Билл Уиллоуби никогда не набирал больше семи очков в среднем за сезон, но он отыграл восемь сезонов, и он явно не продержался бы в лиге так долго, будь он лохом. И настоящие баскетбольные гики вроде меня знают, что он входит в число всего лишь горстки игроков, которым удавалось блокировать «скайхук» Карима. Чувак был ростом 2,03 при росте Карима в 2,18.

В общем, я решил позвонить Биллу Уиллоуби. Он слыхом про меня не слыхал. Ему было тридцать восемь, и жил он в Тинеке, Нью-Джерси. В то время мне казалось, что тридцать восемь – это древность. Теперь я осознаю, как молод человек в этом возрасте на самом деле. И лишь теперь, когда пишу эту книгу, я осознаю, что у него была та же фамилия, что и у мисс Уиллоуби, поддержавшей