Тяжелая корона - Софи Ларк

был жестоким или требовательным, но мир бесконечно более жесток, чем я когда-либо мог быть. Если вы не сможете превратить свою кожу в сталь, а душу в железо, вас разорвут в клочья.

Он делает большой глоток вина, оглядывая нас с ног до головы. На этот раз в выражении его лица нет гордости, только отвращение к тому, как мы его разочаровываем.

— В преступности нет застоя, — говорит он. — Ваше состояние растет, или оно падает. Середины нет. Галло верят, что они могут превратиться из донов мафии в богатых граждан. Они ДУРАКИ!

Он произносит это слово так громко, что мы с Адрианом подпрыгиваем на своих местах, чуть не опрокидывая вино.

— Они думают, что продвинулись на ступеньку выше по служебной лестнице с этим проектом на Южном Берегу… но все, что они сделали, это объявили миру о своей слабости. Данте Галло ушел… наследник семьи и их исполнитель. Неро Галло, этот грязный вор, прочно обосновался в мире так называемого законного бизнеса. Он думает, что он выше НАШИХ правил, выше НАШИХ законов. Но он заплатит за то, что сделал, украв драгоценность нашей короны. И младший брат, калека, — издевается мой отец. — Его никогда не готовили занять место. Он ничего не знает о том, чтобы быть доном.

Я замечаю, что он не упоминает Аиду Галло. Она всего лишь девушка, и поэтому не представляет интереса или важности.

— В воде кровь… — холодно говорит мой отец. — Акулы придут, будь то мы или кто-то другой. Галло истекают кровью, приглашение для всех. Они будут разорваны на части.

Я ничего из этого не понимаю. Я не могу сказать, преувеличивает ли он, или у него действительно есть план. Он хотел, чтобы я встречалась с Себастьяном, но если он ожидал, что я узнаю секреты Галло и расскажу их Братве, я этого не сделала. Я не знакома с семьей Себастьяна. Мы не говорим о бизнесе Галло. И даже если бы мы это делали… я бы не сказала своему отцу.

На самом деле, я знаю одну информацию, которую он хотел бы получить.

Я могла бы рассказать своему отцу, что Энцо Галло живет совсем один в этом огромном доме, без какой-либо охраны, кроме экономки. Было бы детской забавой отправить Родиона в этот дом, чтобы он задушил их обоих во сне.

Но я бы НИКОГДА этого не сделала. На самом деле папа не может читать мои мысли, я храню этот секрет в безопасности.

Может быть, он видит выражение неповиновения на моем лице.

Он смотрит на меня во главе стола, его нож для стейка зажат в кулаке, а на губах блестит сок от окровавленного мяса. Я могу сказать, что он кипит от гнева: на меня, на Галло, возможно, и на Адриана тоже. Папа никогда не был счастливым человеком. Чем больше он пытается выжать из мира, тем менее удовлетворенным он кажется.

Он выглядит так, как будто вот-вот взорвется в одном из своих приступов ярости.

В отчаянии я пытаюсь придумать способ убедить его, что мы не должны сражаться с Галло.

Я выпаливаю: — Застать врага врасплох — значит победить его. Галло знают, что мы затаили на них злобу. Они знают нашу жестокость и нашу ярость. Мы могли бы удивить их великодушием. Они находятся в нестабильном положении — это выгодное время для заключения соглашения.

Мой отец прищуривается, глядя на меня.

Застать врага врасплох — значит победить его — это цитата генералиссимуса Суворова. Кумира моего отца. Он прислушается к этим словам, если не к моим.

К моему шоку и облегчению, он медленно кивает головой.

— Возможно, ты права.

Даже Адриан выглядит удивленным, услышав это.

Мой отец откладывает нож и промокает губы салфеткой.

— Это то, чего ты хочешь, Елена? Ты хочешь встать в один ряд с этими итальянскими псами?

Я не знаю, как он хочет, чтобы я ответила на это.

Все, что я могу сказать, это правду.

— Да, — шепчу я. — Я хочу выйти замуж за Себастьяна.

Мой отец с отвращением качает головой.

— Он может получить тебя, — говорит он. — Ты мне больше не нужна.

С этими словами он отодвигает свою тарелку и встает из-за стола, оставляя нас с Адрианом одних в столовой.

Конечно, на самом деле я ему не доверяю. Ни на секунду.

Я поворачиваюсь к Адриану, шепчу из страха, что мой отец все еще скрывается поблизости или один из его людей.

— Что он делает? Скажи мне, Адриан. Что он планирует?

Адриан просто качает головой, глядя на меня. Он больше не касается моего колена. Он смотрит на меня с выражением, которого я никогда раньше не видела.

— Ты действительно спала с итальянцем? — он спрашивает.

— Он не Итальянец, — я говорю с раздражением. — Он родился прямо здесь, в Чикаго.

Адриан смотрит на меня так, словно я несу тарабарщину.

— Он наш враг, Елена.

— Почему? Потому что так говорит наш отец?

Адриан хмурится. То, что я говорю, является абсолютной изменой. Слово нашего отца — закон. Верность нашей семье должна быть нашим высшим приоритетом.

— То, что он сказал, правда, — говорит мне Адриан. — Мы родились Братвой. У нас повсюду бесчисленные враги. Как ты думаешь, кто защитит тебя? Итальянцы? Они едва знают тебя. Они не заботятся о тебе так, как мы, Елена. Они верны друг другу. Как ты думаешь, Себастьян предпочел бы тебя собственной сестре или братьям? Или собственного отца?

Я тяжело сглатываю. Я поверила Себастьяну, когда он сказал, что влюбляется в меня. Но могла ли я действительно ожидать, что он поставит меня выше семьи, которую любил всю свою жизнь?

— Выбрала бы ты его вместо нас? — требует мой брат. — Вместо меня?

Я смотрю в лицо Адриана, которое так похоже на мое собственное. Он намного больше, чем мой брат. Он был моим лучшим другом и защитником всю мою жизнь. Другой половиной меня.

Но он — вторая половина того, кем я была.

Себастьян — вторая половина того, кем я хочу быть. Той Еленой, которой я могла бы быть, если бы была свободна.

Я не могу выбирать между ними. Я не хочу выбирать.

Это всего лишь мой отец пытается навязать это решение.

Я хочу объяснить это Адриану, но все, что он слышит, это мое молчание. Мой отказ заверить его, что он для меня важнее Себастьяна.

Его лицо мрачнеет, и он отталкивается от стола также резко, как это сделал наш отец.

— Ты совершаешь ошибку, Елена, — говорит он мне. — И ты пожалеешь об