Тяжелая корона - Софи Ларк

11. Себастьян

Если мы собираемся заключить официальное соглашение с русскими, я не смогу сделать это самостоятельно. Мой отец по-прежнему capocrimine. Неважно, как далеко он ушел в себя, он по-прежнему главный.

Это значит, что я должен рассказать ему все.

Я сажусь с ним за завтраком, за маленький столик на нашей кухне. Грета приготовила для него тост с яйцом-пашот и гарниром из свежих фруктов. Она предлагает мне тоже самое, но я слишком взвинчен, чтобы есть.

Папа выглядит хорошо отдохнувшим этим утром. Он только что принял душ и уже одет по-дневному, несмотря на то, как рано я пришел домой.

— В чем дело, сынок? — спрашивает он. — Ты выглядишь взволнованным.

— Я встретил кое-кого, — говорю я ему. — Девушку.

Я вижу, как Грета приободряется у плиты, где она кипятит воду для чая. Я знаю, что Грета всегда питала ко мне слабость. Она всегда говорила мне, что я из тех, кто может сделать женщину очень счастливой.

Я думаю, она представляла какую-то добрую и нежную девушку. Кого-то вроде моей матери. Я не знаю, что она подумает о Елене.

Грета и мой отец внимательно слушают, я объясняю, как я встретил Елену и как встречаюсь с ней с тех пор.

— Алексей Енин знает, — я говорю папе. — Я не думаю, что он рад этому. Но он готов заключить официальное перемирие.

Грета ставит перед каждым из нас кружку с дымящимся чаем. Папа подносит чашку к губам, делая долгий, медленный глоток.

Его черные, как у жука, глаза выглядят обеспокоенными.

— Я присматривался к Енину, когда он занял свою должность здесь, в Чикаго, — говорит папа. — Он жестокий. Свирепый. Совершенно безжалостный. Его боялись даже в Москве. Не тот, с кем я планировал строить отношения.

— Я знаю, папа, — говорю я. — Мне это тоже не нравится. Но Елена не такая. Когда ты встретишь ее, ты поймешь. И ее брат тоже неплох.

Папа спокоен, его лицо неподвижно. Я знаю, что его мозг напряженно работает, рассматривая это развитие событий со всех сторон.

— У нас есть незаконченное дело с русскими, — говорит он. — Братва так просто не прощает.

— Наша история с Гриффинами была такой же запутанной. И посмотри, как хорошо это обернулось, теперь они наши самые сильные союзники. Ты бы никогда не подумал об этом пять лет назад.

Папа сжимает губы, размышляя.

— Фергус Гриффин был моим врагом, но я знал его. Я уважал его. Я мог доверять его приверженности нашему соглашению. Я доверил ему Аиду.

— Это Енин отдаст нам Елену, — говорю я. — Она тоже его единственная дочь.

Я могу сказать, что папе не нравится эта идея, совсем нет. Тем не менее, он рассматривает это. Для меня, потому что он хочет, чтобы я был счастлив.

Я нажимаю на него.

— У нас есть преимущество, папа. У нас есть власть, деньги, положение в обществе. Елена будет жить со мной. Мы ничего им не даем, мы ничем не рискуем.

Папа смотрит на меня трезво.

— Не будь чрезмерно самоуверенным, Себастьян. Енин не дурак. Он ничего не делает без причины. Если он соглашается на это, то только потому, что он видит какое-то преимущество.

— Его преимущество — партнерство с нами, — настаиваю я. — Мы позволим им расширять свою территорию, для нас это не будет иметь значения, сейчас мы зарабатываем большую часть наших денег на Южном Берегу. Мы можем позволить ему взять на себя те части бизнеса, от которых мы в любом случае хотели отказаться.

— Не совершай ошибку, думая, что Енин станет нашим сотрудником, — говорит папа. — Если ты думаешь, что можешь довериться ему, что он будет доволен нашими объедками… ты недооценил его.

— Я все это знаю! — говорю я папе, не в силах сдержать свое разочарование. — Я знаю, чем рискую. Но это то, чего я хочу, папа. Я хочу Елену.

Между нами наступает еще одно долгое молчание. На этот раз я не нарушаю его. Я жду. Жду, убедил ли я его.

— Хорошо, — наконец говорит мой отец. — Назначь встречу.

Алексей Енин согласен прийти в ресторан "Якорь", который широко известен, как нейтральная территория для гангстеров Чикаго.

Почти три года назад мой отец сидел напротив Фергуса Гриффина за этим же столом, чтобы обсудить условия брака Аиды с Каллумом.

Я не присутствовал на той встрече. Сейчас я сижу рядом со своим отцом, которого сопровождают Неро и Джейс, который, может быть, и не итальянец, но которому можно доверить столь деликатную встречу, как эта.

Неро эта идея нравится даже меньше, чем папе. Он напряжен и неулыбчив в своем кресле, его прищуренные глаза устремлены на Алексея Енина.

Алексей привел с собой троих своих людей: своего сына Адриана, молчаливого силовика по имени Родион Абдулов, которого, как я знаю, Елена презирает, и третьего солдата, которого он представляет, как Тимура Чернышевского.

Мы все согласились прийти безоружными, но я знаю, что у Неро, по крайней мере, при себе ножи, а у меня в куртке спрятан пистолет. Я уверен, что русские поступили также. Если бы мы намеревались соблюдать это конкретное правило, мы бы встретились вместо этого в бане.

Елены здесь нет. Я надеялся, что Алексей приведет ее. Интересно, сидит ли она сейчас дома, измученная нервами и молится, чтобы все прошло гладко.

Между нашими двумя группами воцаряется молчание, пока Енин и мой отец рассматривают друг друга.

Первым говорит папа.

— Спасибо, что пришли встретиться с нами сегодня, — вежливо говорит он. — Как я уверен, вы знаете, наши дети стремятся заключить союз. У Итальянцев и Братвы была непростая история в Чикаго. Но с каждым новым поколением появляется возможность начать все сначала.

— Кто может встать на пути юной любви, — говорит Алексей с веселым блеском в бледно-голубых глазах. — Вода пробьет камень, если дать ей достаточно времени. Моя дочь — эта вода, разъедающая меня.

Мой желудок сжимается. Мне не нравится, как Алексей говорит о Елене. Он ведет себя так, как будто она избалованная принцесса мафии. Как будто он жесткий человек, единственное слабое место которого — его дочь. Я не верю в это ни на секунду. Елена — не папина дочка, а Енин — не снисходительный отец.

— Мы все хотим счастья для наших детей, — говорит папа. — И мы хотим безопасности для их детей. Я верю, что может быть достигнуто соглашение о территории и правах, которое принесет пользу всем нам.

— Это и мое желание тоже, — говорит Енин.

Пока он говорит, я смотрю на его людей, а также