Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит - Владислав Олегович Савин

– То есть вы пытались оказать сопротивление?

– Так я же сказал, не сообразил, что это русские! А они не предложили мне сдаться в плен, а сразу начали меня бить. И чуть не сломали мне руку, требуя, чтобы я сказал: «Гитлер капут», – и громко, чтобы все остальные слышали.

– Вы выполнили просьбу?

– А что мне оставалось, герр следователь? И так сделали не со мной одним. Отказался лишь один, обергефайтер Вальде. Он был упрямым, фанатичным нацистом, выкрикивал проклятия и ругань. Тогда русский сначала переломал ему обе руки, а затем схватил за голову и перерезал горло, как барану! И проделал всё с холодным равнодушием, как машина – это было страшно! Затем нам приказали встать, построиться, и уже другой русский обратился к нам на хохдойч: «Кто желает вступить в Свободную Германию?» А рядом еще трое русских взяли автоматы наизготовку – ясно было, что всех несогласных сейчас расстреляют.

– И вы так легко согласились изменить присяге?

– Герр следователь, а зачем присяга мертвецу? И я подумал, какую пользу получит Германия от моей бессмысленной смерти? Наверное, остальные одиннадцать человек думали так же. Тем более что после русского стал говорить герр Зоер, наш кригс-комиссар. Что Германия войну проиграла, и главное сейчас – это сохранить себя для будущего, а потому, нам надлежит слушать этих русских и делать всё, что они скажут. Затем русский потребовал от каждого из нас назвать свою специальность на борту лодки. И сказал, что мы должны помочь привести нашу U-1506 в русский порт, и это единственный вариант, когда мы останемся живы. Что любой саботаж, вредительство, неподчинение будут караться мгновенной смертью. А теперь нам надлежит пройти на лодку, и подготовить свои заведования к походу. «Исполнять немедленно – время пошло!»

– И что было дальше?

– А что мне оставалось делать? И опять же согласились все. В электромоторном нас было трое, почти что вахта. И двое вооруженных русских. Следили за нами очень внимательно, я боялся, что что-то случится с моторами, какая-нибудь неисправность, и меня обвинят в саботаже и убьют. Но слава богу, всё работало нормально, я хороший электрик, служу на субмаринах с тридцать шестого года. Что было наверху, я не видел, только выполнял приказы о режиме моторов, мы шли под электродвигателями всё время, хотя не погружались. Ну, а после была команда: «Моторы стоп, всем выйти наверх». Какой-то рыбацкий поселок, как я после узнал, Бейсфьорд, и русские солдаты на причале. Нас всех вывели с лодки и держали в лагере, там до лета пленные были, строили железную дорогу в Берген.

– Русские пленные?

– Герр следователь, я не знаю, я же подводник, а не эсэсовец из охраны! Но слышал, что вроде бы да, и с ними обращались прилично, не то что с югославами, которые, кажется, были там до них. Наша U-1506 пришла в Нарвик в августе, когда никаких пленных там не было. Я об этом знаю, потому что слышал, они строили и нашу базу – в самом начале. Но после их увезли, вроде бы на бергенский участок, а к нам прислали восточных рабочих, чтобы они завершили. Тупые, ленивые, вороватые скоты – работали так, что это было хуже любого саботажа.

– Вы нацист? Сторонник теории высшей расы?

– Нет, герр следователь! Это были не ваши, не русские – сейчас словами «восточные рабочие» в Рейхе называют не славян, а турок! Газеты и радио говорили, что Исмет-паша уступил нам их два миллиона. А работают они откровенно плохо, и по общему убеждению, годятся лишь в каменоломни – но если в Германии уже не хватает людей… Приходится рассчитывать на пленных и принудительно мобилизованных.

– Есть ли у вас претензии по вашему содержанию в плену?

– Претензий нет, герр следователь. Если не считать однообразной кормежки: исключительно рыба и сухари.

– У вас есть еще что-то сказать?

– Герр следователь, можно вопрос? Когда мы сдавали U-1506 русскому перегоночному экипажу, нам было обещано, что все добросовестно сотрудничавшие после войны могут продолжить службу во флоте уже коммунистической Германии, с сохранением званий. Срок выслуги в чине будет считаться от дня вступления в Свободную Германию или также с сохранением существующего – со дня получения теперешнего чина?

Еще один протокол допроса

– Ваше имя, звание, должность?

– Генрих Зоер, оберштурмфюрер СА. Кригс-комиссар субмарины U-1506.

– Расскажите об обстоятельствах вашего попадания в плен.

– Герр следователь, я спал.

– Вами был получен приказ из штаба флотилии подготовить лодку к походу в кратчайший срок. На тот момент вы были не только единственным офицером, находящимся на борту, но и вообще старшим из командного состава, с чрезвычайно широкими полномочиями. Теоретически, вы могли пристрелить на месте любого из экипажа, включая командира лодки, если бы сочли их действия изменническими – для чего вам, единственному на борту, было не только дозволено, но и прямо предписано постоянно носить личное оружие. И вы ничего не сделали, чтобы приказ был выполнен наилучшим и скорейшим образом?

– Герр следователь, а что я мог сделать? Если у вас флотский чин, то вы должны знать, как ведут себя подводники на берегу! Ваше наступление началось, когда экипаж уже успел не только разбежаться по всяким злачным местам, но и привести себя в самое непотребное состояние.

– Вы, однако, были абсолютно трезвы. Отчего не препятствовали?

– Герр следователь, у меня больная печень… И бесполезно было мешать, если эти уже получили дозволение свыше. Четырнадцать потопленных транспортов и Рыцарский крест командиру – это событие, которое должно быть вознаграждено! И к тому же положение пока казалось не настолько серьезным…

– Что вы имеете в виду?

– Слышал от знакомого в штабе, что нашу лодку предназначали к экстренной эвакуации кого-то важного, возможно, даже самого адмирала со штабом. И когда стало ясно, что положение очень опасно и Нарвик может пасть, тогда лишь был отдан приказ немедленно подготовить U-1506 к походу. И фельджандармерия вместе с гестапо занялись поиском членов команды. Но состояние как самого командира, корветтен-капитана Штреля, так и всех офицеров было таким, что их поместили в госпиталь для экстренного протрезвления. И врачи авторитетно заверяли, что раньше чем через полсуток их не поднять. Часть экипажа жандармы свезли на базу, они валялись на брезенте как трупы, хоть стреляй, толку никакого. В то же время лодка была полностью снаряжена – усилиями персонала базы. Торпеды загружены, топливо принято. Затем, как раз вечером, пришел приказ снять на сооружение укреплений у Ромбака строительный батальон восточных рабочих и временно мобилизовать в строй большую часть персонала базы, так как русские вот-вот прорвутся. Я