Побег на Альфу Центавра (сборник) - Леонид Шифман

– Погоди, – остановил его мой шеф. – Сейчас я все тебе объясню, а ты, надеюсь, не откажешь нам в помощи, на которую мы рассчитываем.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Тогда скажи, что ты знаешь о Джозефе Ламберте, нет ли в твоей коллекции его картин?

– Ламберт был талантлив, но его картин у меня нет. Он внезапно умер в прошлом году, я не успел приобрести ни одного его полотна, а сейчас это мне уже вряд ли по карману, – в последних словах Патрика Горвица явно прозвучало сожаление.

– Ты был на его посмертном вернисаже? – продолжил свои вопросы Генри.

– Конечно. Замечательная и необычная экспозиция.

– Николь, напомните мне названия картин, которые нас интересуют.

– «Ожидание», «Боль» и «Надежда», – сразу ответила я.

– Да, совершенно верно, – продолжил Генри, – именно эти картины ты должен посмотреть еще раз и не только как любитель живописи, но и как эксперт.

– Ты подозреваешь, что это подделки? Это несерьезно. Такого просто не бывает.

– Может, ты и прав, но я тебя попрошу сделать все, что только доступно экспертизе. Возможно, ты ничего и не обнаружишь, но все же…

– Но кто мне разрешит взять картины на проверку, или есть постановление? – заинтересовался наш гость технической стороной проблемы.

– Нет, расследование частное, полиция не захотела этим заниматься, – вынужден был признать мой шеф.

– Думаю, у тебя есть достаточно серьезные основания… – начал рассуждать Горвиц.

– Если только здравый смысл и интуицию можно считать таковыми, – остановил его Генри.

– Как, по-твоему, я могу взять полотна на экспертизу? Попросить их владельца?

– Этого уж точно не стоит делать. А разве ты не хотел бы приобрести картины Ламберта?

– Ты представляешь, сколько они теперь стоят? К тому же, ты подозреваешь, что с ними что-то не так.

– Я мог бы, пожалуй, вложить в это свою долю. Уверен, что потом картины можно будет продать и даже заработать на разнице, – этих слов я уж точно не ожидала услышать.

– А если это действительно подделки? – попытался внести ясность Патрик.

– Их уже тщательно проверяли, – спокойно возразил Генри, – представляешь, какой это уровень?! Плюс хвост сплетен и легенд, который потянется за подделками. Думаю, что они смогут подняться в цене выше подлинников.

– Что ж, давай, попробуем, – все же неуверенно, как мне показалось, закончил разговор Патрик Горвиц.

Через неделю мистер Горвиц позвонил нам и сообщил, что ему удалось купить две из трех нужных нам картин. Третью картину, ту, что называлась «Надежда», владелец продать отказался.

– Но, понимаешь, – говорил он, уже находясь в нашем кабинете, – самое странное, что именно в этой картине я просто визуально, без всяких приборов обнаружил изъян.

– Изъян?

– На листе бумаги, который изображен в центре картины, есть небольшое, словно грязное, пятнышко. Более того, оно имеет правильную форму и представляет собой, по-видимому, насколько это можно разглядеть через лупу, квадрат со стороной чуть больше миллиметра, причем не нарисованный на листе бумаги, а как бы нанесенный на холст, то есть, я хочу сказать, его стороны параллельны раме.

– Может, так и задумано было художником? – высказала я свое предположение.

– Что вы, Николь, картина ведь называется «Надежда»! – решительно отмел мое предположение Патрик.

– Теперь мы будем с нетерпением ждать результатов твоей экспертизы! – возбужденно сказал Генри.

Когда мне позвонила взволнованная Николь и сообщила о том, что обнаружил Патрик Горвиц, я была удивлена не меньше ее.

– Но, послушай, сказала я, неужели это пятнышко не видели те эксперты, которые проверяли работы на подлинность?

– Я тоже его не видела, – ответила мне Николь, – это всего лишь крошечное затемнение. Если бы не его форма…

– Но специалисты рассматривали картину! Наверняка, они это делали хорошо вооруженным глазом! – не могла я успокоиться.

– Да, но они ведь не рассматривают под микроскопом, или что там у них применяется, всю картину, они берут фрагмент, который и исследуют на принадлежность кисти определенного художника. Если часть картины, причем выбранная произвольным образом, принадлежит кисти Ламберта, то почему они должны думать что остальное писал не он? Видимо в исследовательское поле попал фрагмент, не включающий этот изъян.

– Очевидно так. Но что за странная метка. Может, Ламберт сделал ее специально? – предложила я свою версию, впрочем, сама я в нее не верила.

– Может, и так, если картину таки писал именно он, – тоже не слишком уверенно согласилась Николь.

– Но если это написано не Ламбертом, то непонятно вдвойне! – заметила я, – человек тщательно изготовил потрясающе точную подделку, которую не смогли разоблачить даже профессиональные эксперты, и тут же допустил такую оплошность! А форма? У него квадрат со сторонами, параллельными раме, случайно получился? А если и не случайно, то какой в этом всем смысл?

– Во всей этой истории вообще со смыслом туговато, тебе не кажется? – задала не требующий ответа вопрос моя американская подруга.

– Трудно с этим не согласиться. Но, как я понимаю, господин Горвиц собирается проверить две другие картины. Остается подождать результатов его экспертизы. О его возможностях я знаю. Однажды самой пришлось к нему обращаться. Впрочем, это была экспертиза документа.

– Да, будем ждать, – согласилась Николь.

На этом наш разговор закончился, но я никак не могла выбросить из головы эту странность. Я понимала, что этот крохотный квадратик играет очень важную роль во всем деле о картинах художника Ламберта. Возможно, и в разгадке тайны его смерти. И как Горвиц его заметил? Скорее всего, он стал внимательно рассматривать именно ту картину, которую Лорьен отказался продать. Интуитивно он понимал, что это неспроста. Объяснения, которые предлагал владелец картины, его не убедили, впрочем, они никого не могли бы убедить, особенно, если уже было подозрение, что с этими картинами что-то не так. Патрик Горвиц опытный эксперт-криминалист, он стал рассматривать все полотно, не как художественное произведение, а как объект экспертизы. Да, пожалуй, именно в этом дело. Все остальные видели предмет, в целом. Эксперты-искусствоведы действовали привычными методами, не отделяя эти картины от других. У них не было повода искать какие-то особенности именно этих полотен, да еще и в определенных местах. Перед Горвицем стояла задача более узкая, он был ограничен всего тремя картинами, а Лорьен сузил эту проблему до одной «Надежды».

Глава 4. ВЕРСИЯ

После выходных, которые мы провели в офисе возле компьютера – сроки сдачи проекта стремительно приближались, – Патрик появился без предупреждения. Вид у него был слегка озабоченный.

– Знаешь, Генри, плакали наши денежки, – смысл этой фразы был далеко не оптимистическим, но по Горвицу нельзя было сказать, что он очень огорчен, скорее возбужден.

– В чем дело, Патрик? Картины сгорели? – спокойно спросил мой шеф.

– Картины не сгорели, но я уже не рад, что позволил втянуть себя в эту затею, – и опять мне показалось, что высказанное сожаление, скорее заключено в смысле слов, чем в чувствах произнесшего эти слова эксперта.

– Да не томи, говори, что случилось, – сказал Генри именно то, что от него ожидалось.

– У них у всех есть изъян, более того, тот же изъян, того же размера и на том же самом месте. Серый, а на темном фоне он черный, квадратик присутствует и в «Ожидании», и в «Боли».

Мы с Генри молчали, пытаясь осознать, что стоит за этими таинственными квадратиками.

– Может это какой-нибудь масонский символ? – спросил, наконец, Генри. – Или намек на квадрат Палевича?

– Малевича, – поправил друга Патрик. – Я думал об этом, но мне не удалось найти такой символ. Кроме того, если в «Надежде» он на виду, то различить его в других картинах на глаз невозможно: черный квадратик находится на очень темном фоне. Мне потребовалось серьезно потрудиться, чтобы обнаружить их.

– Я бы на твоем месте начал экспертизу с того, что проверил: нет ли этих квадратиков на наших картинах.

– Что-то я не припомню, чтобы ты давал мне такой совет раньше.

– Просто не подумал, что ты нуждаешься в советах. Ладно, это была шутка. Лучше давай подумаем, что все это значит.

– Может это знак, чтобы отличить подлинник от подделки? – предположила я.

– Да, истории известны такие случаи, но зачем, скажите, дорогая Николь, ставить такую метку на видном месте, как это проделано в «Надежде»?

– Уговорили, – вынуждена была признать я.

– Но не могу не думать о том, что здесь присутствует некая закономерность, – задумчиво произнес Патрик.

– Очень важно, что ты это сказал, – так же задумчиво ответил ему Генри.

– Если бы метка существовала только в «Надежде», можно было решить, что это досадная случайность. Хотя квадратик очень маленький, профессиональный художник должен был обратить на него внимание, тем более, что для его удаления было достаточно одного мазка. Но Джозеф Ламберт его не сделал. К тому же, три картины, а это уже цикл. Как будто сбой программы.