Ола и Отто. Выбор - Александра Руда

– Ага, значит преступный сговор!

– С кем? – растерялась я.

– Молчи! – сказал Отто. – А скажите, в чем конкретно нас обвиняют?

– В покушении на убийство, – важно сказал капитан, подняв вверх палец. – Все опрошенные свидетели единогласно утверждают, что у вас с ню Монтером были длительные разногласия на деловой и личной почве.

– Были, – согласился полугном, – но мы их давно разрешили. Об этом вам сказали?

– Сказали, – скривился капитан. – Но это не существенно. Вы могли затаить злобу и дождаться благоприятного момента для совершения мести.

– Да если бы мы хотели, мы бы давно его убили… ай! – Отто с силой наступил мне на ногу и я решила больше ничего не говорить.

– Мы вас задерживаем до выяснения обстоятельств, – сказал капитан.

– У нас завтра защита диплома, – сказал Отто.

– Значит, ее придется отложить, – любезно сообщил Анксе Любме.

Нас развели по разным камерам – чтобы мы не выработали общие показания.

Женская камера была переполнена. Многочисленные девицы самых разнообразных внешних видов сидели и лежали на нарах, что то шумно обсуждая. Я помялась у входа, не представляя, как нужно себя вести в уголовной среде и решила, что элементарная вежливость – это лучше всего.

– Здравствуйте, девушки! – сказала я.

– О, еще одна! – воскликнула бойкая блондинка в открытом вечернем платье. – Хочешь, угадаю, за что ты здесь?

– Давай.

– За покушение на убийство Блондина Лима!

– Да, – удивилась я, – а откуда ты…

– А мы все тут – потенциальные убийцы Блондина, – сообщила блондинка. – Я, Блия, была заподозрена в том, что не ограничилась бурным расставанием с Лимом весной, а задумала убить его. Тяку, – Блия кивнула в сторону тихой девушки в аккуратном платье, скромно сидевшей в углу, – Блондин пытался опорочить и она его заказала. Вон та купеческая дочь, извини, опять забыла, как тебя зовут…

– Селестиниадиранта, – прогудела крепкая краснощекая девица то ли с примесью великанской крови, то ли просто любительница очень часто хорошо покушать.

– Да, Селести… Селестин… короче она не поделила с ним торговые интересы, а вон Витка – так она преследовала Блондина с целью женить его на себе последние полгода.

– А ей то зачем было Лима убивать? – удивилась я, пораженная разносторонности Блондиновых интересов.

– А чтобы никому не достался, – охотно сказала тоненькая вертлявая девчушка. – А ты чего пыталась его убить?

– Да мы когда то деловые сферы не поделили, к тому же я ему отказала. И еще Лим очень не любит моего жениха.

– Добро пожаловать в семью, – хихикая, сказала Блия, освобождая мне место на нарах.

– Я не поняла, сюда что, садят всех, кто был хоть как то знаком с Блондином?

– Нет, кто имел хоть какую то причину его убить, – сказала Витка. – Нас поначалу садили в одну камеру со всякими уголовницами, но потом пришлось выделить нам отдельное помещение. Все таки мы, в основном, из приличных семей.

– Один, два, три… семнадцать, восемнадцать, – пересчитала я девушек, для верности тыкая в них пальцем. – Ах, да! Я – девятнадцать! И что мы здесь все делаем?

– Задержаны до выяснения обстоятельств.

– Абсурд какой то!

– У Блондина папашка – начальник большой, – сказала Блия. – Надо же ему отчет предоставить о проделанной работе.

– Меня не одну взяли, с другом. Интересно, он с уголовниками сидит или тоже с такими же «до выяснения»?

– Да парней уже две камеры набили, – поделилась Витка. – Мне стражник по секрету рассказал.

Я вздохнула с облегчением, потому что волновалась за Отто. А если он сидит с такими же добропорядочными, как и он сам, то полугном найдет чем заняться! Будет заводить полезные знакомства и слушать последние сплетни.

– А у меня завтра экзамен – защита диплома, – пожаловалась я.

– Это еще что! Вот меня вытащили из постели одного красавчика, у которого я осталась после вчерашней вечеринки, – весело сказала Блия.

Теперь я поняла, почему ее платье было таким открытым и воздушным. Да, не повезло девушке!

На обед нам дали на тарелке нечто, похожее на сероватый склизкий блин.

– Что это за гадость? – спросила Тяка.

– Овсянка! – радостно сказала я, понюхав варево. Впрочем, чтобы догадаться что это, мне не обязательно было нюхать. Овсяная каша, забытая на плите в большом количестве воды всегда превращалась в подобную малоаппетитную массу.

– Я это есть не буду!

– Ну и зря, – сказала я, глотая кашу. На вкус она оказалась ничем не хуже моей собственной стряпни, в каше даже было масло. – До вечера больше ничего не дадут, будет у тебя желудок урчать.

– Не будет, я редко ем. Я питаюсь духовной пищей, – прошептала Тяка, вздыхая так, что грудь в ажурном платьице стала похожа на работающие кузнечные мехи. – Вам, предпочитающим земную пищу, этого не понять!

– Куда уж нам, – согласилась я.

– Отдай мне свою порцию, – попросила купеческая дочь с непроизносимым именем.

Я почувствовала досаду – я тоже хотела еще кашки, чего бы не набить желудок на дармовщинку.

– А кто хочет мою кашу? – спросила одна из девиц.

– И мой чай, он невкусный, без меда!

Слопав четыре порции каши и напившись чая, я почувствовала потребность прилечь – набитый желудок требовал горизонтального положения для процесса переваривания. Развалившись на верхней полке, я удовлетворенно срыгнула и подумала, что в тюрьме, в сущности, не так уж и плохо. Если бы еще пиво давали!

Вечером, плотно отужинав перловой кашей с малосольным огурчиком, я потребовала начальство. Начальство явиться не пожелало. Тогда мы с Виткой быстро организовали концерт – аккомпанировали тарелками и ложками тоскливым завываниям Тяки (которые назывались «душещипательные романсы о любви»). Стражники не долго выдержали высокое искусство и прислали небезызвестного капитана Анксе.

– Спокойно, девицы! – попросил он, вытирая пот с лысины.

– Мы требуем переговоров! – заявила я. – Иначе мы продолжим наш концерт!

– Нет, мы его усилим! – поддержала меня Блия.

Капитан вздрогнул.

– Какие ваши требования?

– Вы дадите мне справочку, что я сидела в тюрьме, а не прогуливала экзамен? – спросила я.

– Мне нужна теплая одежда! Ночью холодно! – закричала Блия.

– Дайте нормальной еды!

– Подушки!

– Одеяла!

– Чаю с медом!

– Перинку!

– Расческу!

– Почему в камере нет зеркала?

Капитан стражи кивал головой, потом не выдержал и сбежал.

– Девочки, готовься! – скомандовала Блия. – Поем «Плач по загубленной молодости»!

– Она длинная очень, я всех слов не знаю, – сказал кто то!

– Ничего, будем петь, пока помним, а потом начнем сначала!

Через полчаса нам принесли подушки, теплые одеяла, полосатые фуфайки и огромную кастрюлю картошки с мясом.

– Между прочим, наш ужин вам отдали, – бурчал стражник, раздавая нам подушки.

– Вы можете его забрать, – предложила я, – а мы споем песню голодных студентов.

– Не надо, – испугался стражник. – Мы потерпим.

– Вам не нравится наше пение? – грустно спросила Тяка.

– Что вы, что вы, – фальшиво заулыбался стражник. – Вы очень хорошо поете. Хоть в армию прочив нечисти в Сумеречные горы отправляй.

– Зачем? – удивилась купеческая дочка.

Стражник сбежал в коридор, закрыл за собой решетку и только после этого ответил:

– Чтобы вся нежить разбежалась, а та, что послабее, вообще сдохла!

– Ах ты, негодяй! – закричала Тяка. – Да я три года пению училась!

«Бедный учитель!» – подумала я, прыгая на месте, чтобы перловка утрамбовалась в желудке и освободилось место для картошки.

Спали мы под трубный храп купеческой дочки. «А Ирга все таки свинья! – успела подумать я, прежде чем заснуть. – Обвинять в том, что я храплю! Да мне никогда с этой Селести как там ее не сравниться!»

Утро началось мрачно. Не привыкшие к дискомфорту девицы стонали и жаловались на жизнь, к туалету за занавесочкой выстроилась очередь, вода из крана текла ледяная. Закаленная суровыми общежитскими буднями, я чувствовала себя прекрасно, с нетерпением ожидая завтрака.

Однако вместо пищи телесной в камеру пожаловала пища духовная – мой Наставник. Взвизгнув от радости, я слетела со своей койки и кинулась к нему. Никогда ранее я не была так рада его видеть!

– Наставник! – счастливо прошептала я, хватаясь за его черную мантию как утопающий за спасительный круг.

– Ну ну, – сказал он, похлопывая меня по спине. – успокойся, Ольгерда! Пойдем, нам нужно спешить на экзамен.

Радость от встречи мгновенно потухла. Мы зашли за Отто, который выглядел вполне довольным жизнью, если не считать бороды, своим видом напоминающей воронье гнездо.

У входа в Управление митинговала толпа разгневанных родителей, пытающихся извлечь из застенка своих дочерей. Капитан Анксе потел и краснел, стоя на ступеньках. Ему не давали вставить ни слова. Он проводил нас тоскливым взглядом, и попытался успокоить горожан, по всей видимости, собирающихся брать штурмом здание.