Семь цветов страсти - Елена Арсеньева

— Я сама прочту, Эл. И подумаю об эстетических задачах. Сколько они будут стоить? Я продаюсь, но продаюсь задорого.

— Ты стоишь миллионов, дорогая. Но мы только еще раскручиваемся… Антиспидовая кампания — совершеннейшая благотворительность, плата, так сказать, за свободу в других начинаниях. По существу, я еще не начала заниматься коммерцией. Но, помимо оплаты съемочных дней, ты будешь получать процент от проката… Затрудняюсь пока назвать его, все зависит от спроса. Думаю, два процента тебя устроит?

— Пять. Но я, возможно, еще накину после чтения сценария. Групповуха и скотоложство заранее отменяются.

— Что ты, девочка! Ну если героиню насилуют три офицера СС, это же не банальная групповуха, а социальный протест, — возмутилась Эльза. — К тому же почему ты не допускаешь, что творческий процесс может тебя увлечь?

— В этом как раз я не сомневаюсь. Ведь ты уже все поняла про меня, Эл. И все заранее просчитала. Мне не терпится «наставить рога» всем «великим мастерам», «большим художникам», кто пренебрег мною. Если Дикси Девизо не годится для «большого кино», то она станет звездой «маленького».

— И почему это революционеры духа так много думают о теле? — задумчиво произнесла Эльза.

— Это ты так полагаешь? — насмешливо поинтересовалась Дикси.

— Нет, мой режиссер, Жорж Самюэль.

— Что так вздыхаешь, хочешь сказать, что он в твоей «конюшне» и я должна держаться паинькой?

— Брр! — передернула плечами Эл. — Жорж не в моем вкусе, боюсь, тебе он тоже не приглянется.

Худосочный, сморщенный как печеное яблоко, рыжеватый блондин, очевидно, не умеющий улыбаться и радоваться, сразу понравился Дикси. Возраст Самюэля определить было трудно — где-то между 45 и 55. Но то, что бедняге пришлось нелегко в мире искусства с такой внешностью, бросалось в глаза сразу. Узнав позже про неплохую карьеру комедийного театрального актера, которую Жорж сделал в шестидесятые годы на Бродвее, Дикси была поражена.

— Так, мадемуазель Девизо, про вас я все знаю. — Он деловито пожал Дикси руку.

От предложенной сигареты Дикси отказалась:

— Не курю и не пью. Предпочитаю заниматься любовью и делаю это хорошо. — Она откинулась в кресле, высоко забросив ногу на ногу, и с вызовом посмотрела на режиссера. Похоже, этот тщедушный закомплексованный человечек вообразил себя учителем нравственности и теперь хочет расквитаться с полноценными здоровыми особями за свою мужскую несостоятельность. — Я поняла: вы презираете тех, кто находит удовлетворение в «низменных страстях». И вы считаете, что сумеете выразить это в фильме.

— А разве вам понравились выведенные в сценарии эротоманы, позволившие себе быть скотами в отношениях с женщиной «неарийского происхождения»?

— Мы что, cнимаем политический фильм? Нет, я не поклонница фашизма и любого насилия над человеком. Но мадам Ли, боюсь, не состоит в Большом каннском жюри, а «Эротические сны» не претендуют на репутацию «проблемной киностудии». Да и в сценарии я не заметила даже намека на интеллектуальность.

— Вот и отлично. Но есть мы — я, оператор Боб Росс и вы. А значит, получится не совсем то, что хочется мадам Эльзе. «Есть множество способов скрыть правду и множество способов рассказать о ней», — заметил давным-давно немецкий левый режиссер Бертольд Брехт. — Жорж с удовольствием дымил крепкой сигаретой и, кажется, лишился своей агрессивности. — Существует множество языков, чтобы выразить человеческую душу. Мы поведаем о ней языком эротического кино… Вы же не Чиччолина, Дикси… Я ведь сказал, что знаю о вас все. Мне хорошо известно, что вы не только зажигательная женщина. Дикси Девизо — прежде всего актриса.

Последнее слово он произнес так, будто протягивал Дикси «Оскара», и она поняла, что ершистый Самюэль купил ее. И если он намерен на «спине» порнушки въехать в «большое кино», Дикси не против. Она составит ему компанию.

Как выяснилось чуть позже, Жоржу Самюэлю приходилось часто ошибаться. Судьба в лице Эльзы Ли обманула его и на этот раз. «Раскрутив» пару раз приглашенного для съемок фильма «Ядовитый мед» режиссера на откровенные творческие беседы, Эл убедилась, что Самюэль неправильно понял свою задачу.

У хозяйки студии «Эротические сны» не было ни малейших намерений оплачивать киноэксперименты, а эпитеты «идейный» и «интеллектуальный» по отношению к фильму она считала оскорбительными. В съемочной группе появился «консультант постановочной части спецэффектов», некто Гордон Биши, лет десять занимавшийся съемкой порнографии в подпольной студии Мюнхена. «Если пришла сюда, то не строй из себя девочку. Делать деньги х… и п…. легче, чем головой», — утверждал он, бдительно следя, чтобы коммерческие принципы эротического кино были соблюдены в полную меру. Эльза сама часто присутствовала на съемках, давая профессиональные советы. Она оставалась союзницей Жоржа в нескольких пунктах: фильм должен выдерживать высокое качество, отличаться кинематографическим мастерством и максимальной правдивостью.

Жорж Самюэль уже разорил своих продюсеров, сняв две некоммерческие ленты. Он не взлетел так высоко, чтобы потрясти мир «большого кино», но его заметили. Имя Самюэля означало весьма высокий режиссерский уровень, а оператор Боб Росс, попавший к Эльзе по протекции Жоржа, прекрасно владел камерой. Повезло и с главным героем. Вилли Ларсен — немецко-датский полукровка — был найден фотографом в Гамбургском порту, где работал грузчиком. Позируя в течение двух лет для порноснимков, Вилли утвердил себя как прекрасный исполнитель. Он был совершенно раскован перед камерой, нимало не смущаясь любыми заданиями, и проявлял признаки подлинного дарования в своем деле. Мрачный блондин с огромными руками и мощным фаллосом поразил Дикси спокойной отрешенностью и холодной яростью голубых глаз. Одетый в форму офицера-эсэсовца, Вилли Ларсен превращался в символ.

— Его Кремер — робот и скотина одновременно. Удивительный типаж! — восхищался Жорж. — Эх, если бы не эта мразь, — он кивал в сторону «консультанта», — мы бы сделали отличный фильм.

Но Гордон Биши оказался очень находчивым — он решил не жалеть пленку, позволяя Жоржу «снимать психологию и философию». Взамен он требовал острых эротических сцен, снятых «без всяких премудростей».

«В конце концов при монтаже ты уберешь лишнее, Жорж. А обрезки мы скормим мадам Ли», — убеждал он режиссера. Обнадеженный Жорж снял с ходу потрясающую сцену объяснения героини Дикси, женщины из польского борделя, и немецкого офицера, избравшего ее своей постоянной жертвой. Извращенец и садист угрожал Ванде убийством ее детей, добиваясь покорности. В какой-то момент униженная и развращенная женщина понимала, что привязывается к своему мучителю. В глазах Дикси, одержимых безумием ненависти и страсти, мелькало что-то похожее на любовь. Жорж и Боб Росс ликовали. Они отсняли также финальную сцену убийства Ванды, cпровоцированного ею самой. Окровавленный Кремер плакал над телом погубленной женщины. После, взяв в том же борделе другую проститутку, он убеждался, что скотские искушения покинули его вместе со смертью Ванды. Став просто человеком, Кремер не выдержал этого, пустив себе пулю в лоб.