Стихотворения. Рассказы. Гора - Рабиндранат Тагор

Шамоли

Перевод С. Кирсанова

О Шамоли!В срабон, в дождливый месяц,Твой подведенный черным взор подобенРаздумью на ресницах молчаливойБенгальской девушки.

Твоя земля сегодняСтихи травы слагаетЗеленой речьюВ ответ на дождевую речь небес.Твой лес оделся в облака листвы,Взывают к облакам деревья, руки подняв:«О вы,Взнуздавшие восточный ветер,Помедлите, о вы!»

Под придорожным деревом твое жилище,О Шамоли,Кочевница, отвергнутая всеми.Разрушив свой шалаш, ты в беззаботный путьВыходишь налегке, мгновенно обеднев.Влюбленного в тебяНе связываешь ты — пола с полою брачной.И, выходя из спальни первой ночи,Он даже не оглянется на дверь.

Я хижину для нас слепил из глины,С надеждой быть с тобой наединеЗа слабой, ненадежного оградой.В то утро пели птицы.Они не строят клеток.Гнездо — что вить, что покидать — легко им.Весною — здесь, порой дождей — в лесу.

Недавно, на рассвете вместе с ветромЗахлопали в ладоши листья леса.Сегодня — пляска,Завтра — в пыль листвой.Они на то не жалуются даже.Они — глашатаи в весеннем царстве.Сегодня — трудятся, а завтра — прочь!

Все эти дни шел разговор с тобоюЛицом к лицу.С глазу на глаз сегодня ты сказала:«Пора! Бросай жилье и уходи!»А я не создал прочных стен.Я — камнемНе выложил своей мольбы у входа.На зыбкой почве хижину поставил,На оползне, размытом половодьем,Ее совсем разрушит вскоре месяцДождей — срабон.И я уйду.День расставания меня не ранит,И будет петь, хвостом качая, птица дронгоНад хижиной разрушенной моей.О Шамоли! Одну и ту же песнюВыводит твоя флейта,Что в первый, что в последний день,

Из книги «Конечное»

(«Прантик»)

1937

«Один за другим погасают на сцене огни…»

Перевод С. Шервинского

Один за другим погасают на сцене огни.Зала — как сон, чьи видения стерлись;Пусто, темно. Знак подала тишинаСтрогим перстом. Спокойна душа; и наряд мой,Перед началом спектакля казавшийся сутьюОбраза, в зале пустом бессмысленным стал.Красками, блестками, всяческой мишуроюПриукрашал я себя, толпе угождая.Сразу стерлись они — и меня поразилаВся полнота невидимой сути моей.Так очертанья земли при скончании дняСмутно сливаются в час погребенья заката,И открывается небо, прозрачное небоВ звездном сиянье, собою самим изумленное.

«В тот день, когда из недр исчезновенья…»

Перевод С. Шервинского

В тот день, когда из недр исчезновеньяМое сознанье вырвалось, я бурейБыл поражен, очнулся в дымном пеклеУ кратера вулкана. Ревом, свистомОн оскорблял несчастный род людской.Гром, жар и смрад… Самоубийство века!Век прокаженный! Пьяный бред бесстыдства,А рядом скряга-робость прижимаетСкарб осторожности к иссохшей груди.Вдруг заревет — и тут же тихим визгомУже спешит покорность изъявить.Хозяева могучих государствПо кабинетам издают приказыСквозь зубы, нехотя. А птицы злаСлетаются с прибрежий Вайтарани{102},Железных крыльев рев терзает небо.Упиться кровью жаждут. О судья,Кому престолом вечность, дай мне сил,Чтоб молниями слов сразить я смогЖеноубийц, детоубийц — и пустьНавек мое проклятье бьется в пульсеСамих себя стыдящихся преданий,Когда наш век, ничтожный пленник страха,Испустит дух, задохшись под золоюОт своего же смертного костра.

Из книги «Вечерний свет»

(«Шенджути»)

1938

Новое время

Перевод Н. Стефановича

Все припев старинной песни помнят и поныне:«Справа — Ганга, слева — Ганга, отмель — посредине».Движет всем Владыка танца: в вечном обновленье —Водопад имен, обрядов, песен, поколений.Те, что в юности вдохнули правду этих слов, —Были созданы иначе, из других основ.Каждый знал — его светильник по волнам плывет,Приносил дары богине у священных вод.Робость тусклая царила в думах и в сердцах.Смерть пугала, жизнь пугала, мучил вечный страх.То владыки самодурство, то врагов набег,Ожидал землетрясений робкий человек.И к реке ходить опасно темною тропой —Где-то воры притаились, грех, беда, разбой.Сказки слушали, где много самых дивных дел, —Как от гнева злой богини праведник сгорел…

Из пустых семейных распрей в деревнях тогдаВырастала, распаляясь, грозная вражда.И плелась коварных козней и обманов сеть,Чтобы сильному быстрее слабых одолеть.Побежденный изгонялся, после долгих ссор,И другие забирали дом его и двор.Кроме бога, кто поможет, защитит в беде?И прибежища иного не было нигде.Мысли робкие бессильны. Человек притих…И хозяйка опускала взоры при чужих.Черным очи обводила, а на лбу — пятно,

Зажигать пора светильник, — в комнате томно.Молит землю, небо, воды: «Защитите нас!»Ждет напасти неизбежной каждый день и час.Чтоб дитя в живых осталось, нужно колдовство:Кровью жертвенных животных мажет лоб его.Осторожная походка, боязливый взгляд, —Как узнать, откуда беды ей теперь грозят?Ночью грабят на дорогах и в лесах густых,И грозят ее семейству козни духов злых.Всюду видит преступлений и грехов печатьИ от ужаса не может головы поднять…Долетает чей-то голос, мрак тревожа синий:«Справа — Ганга, слева — Ганга, отмель — посредине».

А река плескалась так же, льнула к берегам…Как светильники, скользили звезды по волнам.И купцов теснились лодки около базара,И во мгле рассветной весел слышались удары.В мире тихо и спокойно, но заря близка, —Розовея, озарялся парус рыбака.На закате все стихало, словно обессилев,Только трепет доносился журавлиных крыльев.День прошел, гребцы устали, ужинать пора.У опушки — темный берег и огонь костра.Тишину успокоенья лишь порой шакалГде-то в зарослях прибрежных воем нарушал.

Но и это все исчезло, мир земной покинув.Не осталось грозных судей, стражей, властелинов.Одряхлевшие ученья давят грузом тяжким.В дальний путь теперь не едут с буйволом в упряжке.Неизбежна в книге жизни новая страница, —Всем обычаям и судьбам надо обновиться.Все исчезнут властелины, грозные владыки,Но останется таким же плеск реки великой.Приплывет рыбак на лодке и купец заезжий, —И такой же будет парус, всплески весел те же.И такие же деревья будут у реки, —К ним опять привяжут лодки на ночь рыбаки.

И споют в иных столетьях так же, как и ныне:«Справа — Ганга, слева — Ганга, отмель — посредине».

О себе

Перевод Н. Стефановича

Однажды к причалуЛадью мою ветром весенним примчало,И голос окликнул меня молодой:«А кто ты такой?Далеко ль плывешь или нет?»«Кто знает!» — сказал я в ответ.

Вдруг волны вскипели и лодку мою закачали,И песню запел я о юности, скорби, печали.Услышав, как песню пою,Какие-то девушки, юноши в лодку моюБросали цветок за цветком:«Мы друга в тебе узнаем!»О, ласка души человечьей!О, первые встречи!

Потом успокоился бурный прилив,И волны уснули, застыв.Кукушка запела устало, —Быть может, о дне отлетевшем она вспоминала…Уже по течению внизЦветы золотистые вдаль унеслись,Качаясь на волнах реки,Как будто клочки,Обрывки ненужных уже приглашенийНа пиршество ночи весенней.

С могучим отливом не споря,Уносится лодка в безбрежное море.И новое время, и юность инаяСпросили меня, окликая:«Кто это по зеркалу водСтремительно к звездам вечерним плывет?»И снова, ударив по струнам,Пою незнакомым и юным:«Что имя мое? Только звук.Я просто ваш друг».Бессильны названья и речи…Последние встречи!

Из книги «Небесный светильник»