Стихотворения. Рассказы. Гора - Рабиндранат Тагор

«Мерцал светильник медный на подставке…»

Перевод М. Зенкевича

Мерцал светильник медный на подставке,Фитиль соломинкой в нем подправляли.Узорный светлый пол блестел,Как будто сделан из слоновой кости,А на полу расстелены циновки.Мы, дети, кучкой собрались в углуПри тусклом свете.

Вошел старик Мохон Шордар,Лицо его с дубленой темной кожей,Окрашенные волосы завиты,Навыкате глаза.От дряхлости все тело дряблым стало,II ноги, руки — длинные костяшки,А голос или зычный, или тихий.Мы любим страшные его рассказы.Вот он садится между намиИ начинает свой рассказ о Рогхо.Мы слушаем, оцепенев, чуть дышим,II все у нас колышется в душе,Как ветви джхау в южном ветре.

Перед окном открытым в переулкеСтолб с газовым зажженным фонаремСтоял, как одноглазый призрак,С угла на темной улице раздалсяПевучий выкрик продавца жасминов.А рядом во двореЗалаяла собака.Пробили в колокол у входа — девять.Мы тихо слушаем рассказ о Рогхо.

У сына Тотторотно в доме праздник —Ему давали шнур священный{90};И Рогхо передал с гонцом:«Одним «Прими поклон» не обойдешься,Не думай о расходах».И Рогхо написал, чтобы правительПять тысяч рупий выдал на расходы.Вдова налог радже не уплатила,И дом ее к продаже был назначен.К правителю в дом заявился Рогхо,Сполна за долг вдовы с, ним рассчитался,Сказал: «Ты грабил многих бедняков,Так пусть им хоть немного станет легче».

Однажды в полночьС добычей Рогхо возвращался,Шел к узкой длинной лодкеВ тени смоковницы на берегу.Тут он услышал —В деревне, в доме том, где свадьба, — плач.Жених повздорил и невесту бросил,К ногам его отца упал с мольбойОтец невесты, — в этот миг с дорогиИз зарослей бамбуковых густыхРаздался клич: «Ре-ре… ре-ре… ре-ре…» —И звезды в небеКак будто вздрогнули.Все знают, это грозно кличетРазбойник Рогхо.И с женихом богатый паланкинНосильщики в испуге уронили.Тут прибежала мать невестыИ с плачем умоляла в темноте:«Сынок, спаси честь дочери моей!»Встал Рогхо, как посланец бога Ямы{91},Из паланкина вытряс жениха,Отцу его отвесил оплеуху,И тот упал на землю оглушенный.

Вновь в доме раковина заиграла,И женщины встречают жениха.Вот Рогхо сам с разбойничьего шайкой;Как привиденья в ночь женитьбы Шивы{92},Тела умащены, полуобнажены,А лица в саже.Сыграли свадьбу,Кончалась третья стража ночи.Разбойник, уходя, сказал невесте:«Сестра моя,Коль вновь тебя обидят,То вспомни Рогху».Пришло столетье новое, иное,И детвора теперьПри свете электрическом читаетВ газетах сообщенья о разбоях.А вечера прослушиванья сказокУшли из мираС воспоминаньем нашимИ со светильником погасшим.

Из книги «Дорога»

(«Битхика»)

1935

Приглашение

Перевод С. Липкина

Вспоминаю: однажды стихами простымиЯ воспел тебя, милой назвал я моею.До тех пор у тебя, как у всех, было имя, —Я пишу, а назвать твое имя не смею.

Ты велишь мне писать изощренные строки,Но моей простодушной поэмы страницыУ дверей твоих просят, отбросив упреки,Чтоб твои — хоть на миг — задрожали ресницы.

Лишь одно мне достаточно вымолвить слово, —Ты приходишь и смотришь внимательным взглядом.Если даже уйдешь, — возвратишься ты снова,Знаю, сядешь со мною, мечта моя, рядом.

В сари — чайную розу — ты бедра закутай,Приоткрой свои локоны передо мною,Ты обрадуй меня долгожданной минутойИ откинь от щеки сари с узкой каймою.

Непокорные кудри трепещут лукавоИ ложатся на лоб все нежней и нежнее,А движение черного локона справаСовпадает с изгибом сверкающей шеи.

Днем сплетенный из ютхи{93} венок благовонныйРасцветет ввечеру от тепла твоей кожи.В этом запахе весточку слышит влюбленный, —Ту, что сердцу милее всего и дороже…

Все же я упрекну тебя: серьги-рубины,Что похожи на жаркие капельки крови,Мой подарок, — ты несколько дней, без причины,Забываешь надеть… Ты не хмурь свои брови,

Я скажу и другие слова, — не в обиду,Не для рифм, и на музыку их не положим.С виду это пустяк, но пустяк только с виду,Пренебречь пустяками такими не можем.

В наше время не внемлют рифмованным стонам, —Что нам древний светильник и вина поэта?Лучше ты принеси на подносе плетеномМанго — эти плоды цвета и солнца и лета.

Прозаический пир мы сегодня устроим,Не нужна нам теперь со стихами тетрадка.И писателю тоже приятно, не скроем,Чтоб во рту у него было вкусно и сладко.

Речь груба? В духе времени грубость такая,А иной выражается даже почище!Только неба посланец, крылами сверкая, —В этом ты мне поверь, — не нуждается в пище!

То, что я говорю, — не порок и не шутка,Это — веское, в сердце рожденное слово.Надо прямо сказать: наполненье желудкаЕсть и нашей духовной отрады основа.

Наслаждения большего нет мне на свете,Чем смотреть, как прелестные руки проворноПреподносят отменные кушанья эти —Рыбный плов или шондеш{94}, полезный бесспорно.

Но в глазах твоих вижу хитринку недаром:Ты считаешь, что мне для того лишь и нуженВесь набор поэтических средств, чтобы с жаром,Чтобы с пафосом я заказал себе ужин.

Что же, пусть на меня ты посмотришь с насмешкой,Пусть блаженства еды не познаю, бедняга, —Приходи и с пустыми руками, не мешкай,Ибо руки твои — это счастье и блага.

Приходи же! Пусть ветра дыханье живоеПрилетит, словно весть, что ко мне ты стремишься,Пусть в вечерние сумерки встретятся двое,Пусть глядят на них звезды сквозь ветви сириса{95}.

А когда ты уйдешь — торопиться не надо, —Ты венок свой оставь мне из ютхи чудесной,Чтобы музыка в сердце влилась, как отрада,Чтобы стали созвучия зрелою песней.

Я пишу — и ко мне мысль приходит благая:На конверте должны превратиться чернилаВ чье-то имя. Но в чье? И сижу я, вздыхая, —О, когда это было, когда это было!

Начинают мне вечер и сад вспоминаться.Ты в бассейне. Звезда в той воде заблестела.Ты красива, тебе еще только шестнадцать,В полосатое сари ты кутаешь тело.

За ушами цветы мне сверкают, белея;Меж бровями — пунцовая точка; и сзадиВижу, как вовлекается нежная шеяВ эти шелковые, в эти черные пряди.

Там, где тени косые, ты коврик на крышеРасстилаешь и влажною тканью на блюдеПокрываешь венок из цветов. Стало тише.Но о чем ты мечтаешь в безмолвье, в безлюдье?

Тот же самый поэт написал тебе снова.Вечер в доме пустом. На стене перед взоромВозникает картина из теней былого.Тишина. Лишь часы занялись разговором.

Вот полрупии в ящике дальнем забыты;Вот листочек из книги расходов… Не знаю,Где тебя отыскать, где следы твои скрыты,Но письмо-приглашенье тебе сочиняю.

Помню: шерсти клубок у тебя на коленях.Ты сидишь у окна. Ждешь кого-то. НадеждаЗасветилась в глазах твоих юных, весенних,И на землю свободно спустилась одежда.

Загорелись лучи на другой половине,А на первой — на крыше — сгущаются тени.Тонко чамели{96} пахнут в китайском кувшине,Все полно аромата цветов и растений.

В ящик это письмо положу и ответаЖдать не буду, но только из мира забвеньяПодойди ко мне сзади, и, вместо привета,Ты глаза мне руками закрой на мгновенье.

Я хочу, чтоб твои зазвенели запястья,Чтоб волос твоих запах я чувствовал снова,Подари ты мне ночь сновиденья и счастья,Подари ты мне день созерцанья живого!

Никогда не разрушится связь между нами, —Не проникнет в нее, не поймет посторонний,Что мы связаны светом, волшебными днямиИ ладонью, в моей трепетавшей ладони.

Скупая доброта