Тигр снегов - Тенцинг Норгей

В 1937 году погибло еще больше – семь немцев и девять шерпов, но на этот раз смерть была хоть мгно­венной. Экспедиция разбила лагерь IV в снежной ложбине под восточным гребнем, а ночью обрушилась огромная лавина и погребла спящих восходителей. Никто не спасся, никто не успел даже пошевельнуться. Пришедший впоследствии спасательный отряд нашел их лежащими в палатках так мирно, словно они про­должали спать. Немцев обнаружили всех, кроме дво­их, снесли вниз и похоронили, наших же людей, по просьбе шерпы Нурсанга, сирдара спасательного от­ряда, оставили, где нашли – там они лежат и сейчас, погребенные на ледяном склоне Нанга Парбата[10].

Немцы вернулись на гору в 1938 году (и обнару­жили тела погибших восходителей), а затем в 1939 го­ду. Однако после двух катастроф ни один опытный шерпа не хотел идти с ними, а без привычных носиль­щиков было мало надежд взять вершину. Правда, обе последние экспедиции обошлись без несчастных слу­чаев. Не было несчастных случаев и в последующие десять лет по той простой причине, что не было вос­хождений.

Итак, Нанга Парбат держала рекорд – двадцать девять погибших. И вот теперь, в 1950 году, это число должно было вырасти до тридцати одного.

Сам я до тех пор никогда не бывал на этой горе. По легко понятным соображениям меня и не тянуло туда. И если я все же очутился на Нанга Парбате, то, можно сказать, совершенно случайно.

В течение некоторого времени я переписывался с капитаном Торнлеем, офицером Седьмого гуркхского полка, с которым я ходил на ледник Зему в 1946 го­ду, когда видел следы йети. Речь шла о большой экс­педиции в наиболее отдаленные части Гималаев. И вот все решено. Торнлей брал с собой двух молодых друзей, капитана Восьмого гуркхского полка Крейса и лейтенанта бенгальских саперов Ричарда Марча. Вся экспедиция была рассчитана на год с лишним; англичане собирались изучать хребет Каракорум, За­падный Тибет и район, граничащий с русским Турке­станом. Было от чего забиться сердцу такого бродяги, как я (не буду говорить, что думала по этому поводу Анг Ламу); и в августе 1950 года, вскоре после воз­вращения с Бандар Пунча, я снова находился в до­роге. Кроме меня, выехали еще трое шерпов: Анг Темпа, Аджиба и Пху Таркай; я был сирдаром.

Мы встретились с Марчем в Калькутте и двину­лись дальше, через всю Индию. С самого начала мы столкнулись с трудностями, потому что первая цель нашего путешествия находилась в Пакистане, а полу­чить визы оказалось очень сложно. В конце концов мы все же добрались до Равальпинди и Северо-За­падной провинции, где нас дожидались уехавшие впе­ред Торнлей и Крейс. Из Равальпинди мы проехали в Пешавар, поблизости от перевала Кхибер, а затем вылетели на самолете к месту нашего фактического старта – в Гилтиг. Хотя я немало поездил, но, как и остальные шерпы, впервые летел на самолете и очень волновался. Помню, что мы были недовольны, когда нас пристегнули поясами; при первой же возможно­сти мы высвободились и стали бегать от окошка к окошку.

Воздушное путешествие оказалось коротким; очень скоро мы очутились в Гилтиге, где разбились на две группы, чтобы продолжать путь на север пешком. Первая группа выходила десятью днями раньше вто­рой; она состояла из Марча, меня и двадцати носильщиков-читралцев. Так как я владел читралским язы­ком, отряд выступил своевременно, но зато в других отношениях нам по-прежнему не везло. Мы направи­лись в город Шимшал у границы России и Афганиста­на, путь шел по старой караванной тропе в пустынной местности. Здесь было еще хуже, чем на Тибетском плоскогорье, – ни деревьев, ни рек, никакой жизни, кругом сплошная каменистая пустыня, которая дей­ствовала на меня очень угнетающе. Нам удалось бла­гополучно добраться до Шимшала, но зато тут мы с Марчем оба разом заболели желудком и вынуждены были поочередно ухаживать друг за другом. Еще дол­го после того, как мы пошли на поправку, нас мучила слабость и апатия.

Отряду предстояло сначала исследовать малоизу­ченную пограничную область, где сходятся Пакистан, Афганистан, Тибет и СССР. И тут оказалось, что нас ожидают неприятности похуже расстройства желудка. Несколько дней спустя после того как мы оставили Шимшал, пакистанские власти предложили нам воз­вращаться; они боялись, что мы столкнемся с русски­ми пограничниками и вызовем международный инци­дент. Оставалось только подчиниться. Вернувшись, мы узнали, что вторую группу даже не выпустили из Гилтига. Нам сообщили, что пограничный район, а также Каракорум закрыты для нас. Не успела экспедиция как следует развернуться, как ее пришлось свер­тывать.

Я был очень разочарован запретом похода в Ка­ракорум. Это была одна из немногих областей Гима­лаев, в которой мне еще не приходилось бывать. В Каракоруме находится вторая вершина мира – Годуин Остен, или К2, – и десятки других знаме­нитых вершин, и я очень хотел попасть туда, если не для восхождений (нас было слишком мало), то хотя бы для того, чтобы посмотреть и познакомиться с го­рами. Однако ничего нельзя было поделать. Мы с Мар­чем возвратились в Гилтиг, и там англичане догово­рились выступить на Нанга Парбат. Гора стоит на границе Пакистана и Кашмира, который был тогда и остается сейчас яблоком раздора между Пакиста­ном и Индией. Наиболее удобная для восхождения северная сторона находится в Пакистане, таким обра­зом не было никаких политических препятствий для нашего выхода к подножью. Иначе обстояло дело с самим восхождением: для штурма больших вершин всегда требуется специальное разрешение. Так думал во всяком случае я, когда мы выступили из Гилтига. Впрочем, это нас не заботило; все равно с нашим сна­ряжением нечего было и мечтать о попытке взять та­кую вершину.

Англичане обсуждали случившееся, взвешивали, что теперь делать, и понемногу стали поговаривать, особенно Торнлей, о том, что, может быть, стоит все-таки попытаться штурмовать вершину. Все самым решительным образом говорило против такого пла­на – отсутствие разрешения, малочисленность нашей группы, мрачная репутация горы, а главное, был уже ноябрь, приближался разгар зимы. Но уж раз англи­чанам взбрела в голову такая мысль, то она не давала им покоя. «А вдруг выдастся возможность», – гово­рил Торнлей. Или: «Во всяком случае пойдем, а там будет видно». И мы шли, пока не очутились на так называемом «Сказочном лугу» на северной стороне горы, откуда выступали на штурм все немецкие экспе­диции.

Нанга Парбат… «Голая гора»… Хотя это имя ста­ло уже знаменитым, оно, на мой взгляд, не совсем под­ходит, потому что вершина Нанга Парбата не голая. Напротив, скальное основание настолько покрыто сне­гом и льдом, карнизами и ледниками, что вряд ли возможно угадать его подлинные очертания. Скорее ее следовало бы назвать «Великан-гора»; даже для тех, кто, подобно мне, знаком с Эверестом, она ка­жется огромной. Фактически Нанга Парбат занимает всего лишь девятое место – ее высота 8196 метров,– однако со стороны равнины, где протекает река Индус, она, как утверждают, первая в мире по относительной высоте, от подножья до вершины. Даже с того места, куда мы вышли, с высоты более 3600 метров она каза­лась больше всех гор, которые мне приходилось видеть.