Тигр снегов - Тенцинг Норгей

Как и моя прошлогодняя экспедиция, экспедиция Тильмана не собиралась штурмовать вершины. Прав­да, Тильман в отличие от профессора Туччи не интере­совался рукописями или произведениями искусства: он занимался исследованием природы Непала, и двое сопровождавших его товарищей были ученые. Я гадал, не пойдем ли мы из Катманду в сторону Соло Кхумбу и Эвереста, однако такой поход не состоялся. Вместо этого мы пошли в прямо противоположном направлении, на запад, в область страны, которая называется Ланг Данг Гималая и в которой мне еще не приходи­лось бывать. Несколько дней мы двигались по сельско­хозяйственным районам с обширными рисовыми поля­ми и террасным земледелием на склонах холмов. Мы шли мимо деревень, старинных укреплений и пагод, которые, по словам непальцев, первоначально появи­лись здесь, а не в Китае, как то думают многие. Потом потянулись более пустынные места, и, хотя мы прибыли не для восхождений, нам пришлось немало полазать по скалам. На севере высились большие вершины западно-центрального Непала: Аннапурна, Дхаулаги­ри, Манаслу и сотни других. Это был первый и един­ственный раз, когда я их видел все сразу.

Тильман изучал географию страны, его друзья – растения и минералы. Занимаясь этими исследования­ми, мы передвигались вверх и вниз, туда и сюда целых три месяца. Порой забирались в чащу джунглей, порой оказывались высоко в горах, карабкаясь через ледни­ки и заснеженные перевалы, и большей частью ходили по местам, где никогда еще не бывал человек. На од­ном из ледников я был ослеплен снегом – единствен­ный раз за всю мою жизнь. Каким-то образом я поте­рял свои темные очки и, проходя по льду, ощутил резь в глазах. Я тер их, мыл, пытался идти зажму­рившись, причем остальные всячески старались мне помочь – все бесполезно. Резь непрерывно усилива­лась, пока не стала почти невыносимой. Словно кто-то колол мне глаза пиками, длинными блестящими пи­ками – они слепили меня, впивались в глазное яблоко и поворачивались там так, что казалось, глаза сейчас выскочат из орбит. Так продолжалось, пока мы не миновали ледник, и даже еще некоторое время спустя. К счастью, снежная слепота проходит быстро, без тяжелых последствий, но с тех пор я неизменно ношу с собой в экспедициях запасные очки.

В джунглях тоже не обошлось без приключений. Нам не раз случалось заблудиться, чаще всего не очень сильно, так что бояться было нечего, но бывало и так, что я начинал опасаться, выберемся ли мы ко­гда-либо вообще. Запомнился особенно один случай, когда Тильман, шерпа Дава Намгиа и я сам отбились от остальных и потом целый день были заняты их по­исками. Под вечер мы запутались так, как еще ни разу не приходилось. Мы не могли найти ни своих спутников, ни деревни, ни тропы; похоже было, что придется провести ночь без пищи и без крыши над головой. Вдруг впереди послышался шум, и мы увиде­ли представителя местного племени, которое в Непа­ле называется лимбу. Мы с Дава Намгиа заговори­ли с ним и дали пять рупий, чтобы он довел нас до деревни. Непалец уже было согласился, но тут нас догнал Тильман. Я уже говорил, что Тильман в экспе­дициях отращивал бороду и ходил такой косматый, что мы называли его Балу, медведь. У него были та­кие густые брови, что в горах на них собирался иней, и они напоминали заснеженные карнизы! Правда, в джунглях снега не было, но и здесь Тильман выгля­дел достаточно устрашающе – длинные волосы и бо­рода, да еще из ворота на груди торчали волосы. Подобно многим жителям Азии, лимбу почти лишены волос на лице и на теле. Наш проводник, конечно, никогда не видал ничего подобного. Не успели мы опомниться, как он издал дикий вопль и исчез, унося с собой наши пять рупий, а мы остались ни с чем.

Стемнело, мы сели под деревом, решив переноче­вать здесь. Откуда-то неподалеку доносилось журчанье ручейка, и мне захотелось напиться. Однако Тильман остановил меня: он боялся, что это водопой диких жи­вотных. Непальские леса полны зверья, особенно опас­ны тигры и медведи, а ручей – самое подходящее ме­сто, где их можно встретить ночью. Я послушно остал­ся под деревом, промокший насквозь и тем не менее изнывающий от жажды; а утром, подойдя к ручью, мы убедились, что Тильман был прав – на иле виднелось множество звериных следов.

В конце концов мы отыскали своих товарищей и продолжали путь. Однако нам еще не раз случалось заблудиться. Мы прокладывали себе дорогу сквозь тропические лианы нашими кукри, вырубали ступени на ледяных склонах; Тильман делал все новые пометки на картах, а наши ноши становились все тяжелее от коллекций. Иногда мы заходили в деревни, и каждый раз вид Тильмана производил переполох среди местных жителей. Лимбу либо убегали в лес, либо, одолевае­мые любопытством, толпились вокруг нас, показывали на него пальцами и смеялись. Часто, когда нам нужно было достать в деревне продовольствие или питьевую воду, мы, шерпы, шли вперед, а англичане, особенно же Тильман, оставались в укрытии, пока мы не закон­чим переговоры.

Впрочем, серьезных осложнений с населением у нас не было. Не было и столкновений с дикими живот­ными. Единственными нашими настоящими врагами оказались пиявки; обитающие здесь в Западном Непа­ле разновидности превосходили по своей кровожадно­сти все, что я знал до тех пор. В теплых низинах они таились повсюду: в грязи под ногами, в траве, на которую мы садились, на листьях деревьев, откуда валились нам на головы. Пиявки не ядовиты, укус их безболезнен. Но именно поэтому вы их совершенно не чувствуете и не подозреваете об их присутствии, пока не начнете осматривать тело или не разденетесь – вот они, присосались, большие, отвратительные, раз­дувшиеся от вашей крови. Излюбленное место пиявок ноги, причем первоначально паразиты настолько малы, что могут пробраться сквозь носки, сквозь дырочки для шнурков обуви. Лучший способ предохраниться – на­тереть кожу солью, которую они очень не любят. Еще помогает смочить носки керосином. Правда, тогда неизвестно, что хуже – запах керосина или пиявки. Присосавшись, они сидят так крепко, что рукой не снимешь; приходится прижигать их или соскребать ножом. К счастью, в Непале было достаточно кукри, и к концу нашего путешествия я настолько набил се­бе руку в обращении с ними, что без труда мог бы занять место цирюльника.

Многое узнал я о жизни в джунглях и о стране, в которой родился… Тибет – Кулу – Кашмир – Не­пал, – я перебирал в памяти, возвращаясь обратно в Дарджилинг. «Немало пришлось мне повидать за это время», – говорил я себе. И думал: куда приведет меня следующий маршрут?

Он привел меня в Гархвал. Снова на Бандар Пунч, Дун Скул-ropy, вместе со старым другом мистером Гибсоном.

Мы списались с ним в течение зимы, и весной 1950 года я опять двинулся по столь знакомому те­перь пути. К нам присоединились три альпиниста, ко­торым предстояло впервые увидеть Бандар Пунч: на­чальник инженерных войск индийской армии генерал-майор Уильямс, сержант Рой Гринвуд и Гурдиал Сингх, молодой индиец, преподаватель Дун Скул. Пос­ле нашей экспедиции в 1946 году с мистером Гибсо­ном было сделано еще пять попыток взять вершину. Однако никому не удалось штурмовать Бандар Пунч. «Может быть, в этом году удастся», – сказал мне с улыбкой Гибсон. Я надеялся не менее горячо, чем он. Я знал эту гору лучше, чем другие, исключая Эверест, и считал, что пора уже схватить обезьяну за хвост.