Убийство в Озерках - Мария Шкатулова

А может, никого подводить и не придется, и он спокойненько себе поедет, и поработает, и отдохнет. И Бренде лишний раз покажет, что он кое-чего стоит, раз его приглашают в Японию. Ну это так, на всякий случай, чтобы она не взяла себе в голову, что может покровительствовать ему.

Если же это по каким-то причинам сорвется, то ему тем более будет приятно вырваться на некоторое время из привычной рутины. И Люську он с собой, конечно же, ни за что не возьмет. Хватит с него! Скажет, что принимающая сторона поставила жесткие условия: он едет один и все тут. «Если японочку попробовать, маленькую, черноволосенькую, с раскосыми глазками? Говорят, эти азиатки умеют в постели такое, что никто больше не умеет, — думал Салтыков, сидя за рулем своего темно-зеленого «вольво». — Интересно, правила их гостеприимства предполагают что-либо подобное или мне придется выкручиваться самому?»

Салтыков развернулся и поехал за билетом, потому что завтра его ждут с предполагаемой датой выезда и паспортом в иностранном отделе министерства культуры.

Билет уже лежал у него во внутреннем кармане, когда Салтыков вспомнил про кольцо. Придется ехать в салон, потому что, не дай Бог, раскупят эти чертовы кольца или не окажется Люськиного размера, мало ли что?

Девушка продавщица была та же, что и в прошлый раз, и Салтыков подумал, что это, может быть, и не очень хорошо: «Вдруг она потом об этом вспомнит?» Он недовольно поморщился и даже подошел к другому прилавку, чтобы обдумать положение. Рискует ли он чем-нибудь? Если каким-то чудом Юрганову удастся отмазаться, будет ли в связи с этим что-нибудь угрожать ему, Салтыкову? Он задумался. Э, нет, рисковать ему совсем не хочется. Вдруг ментам придет в голову с этим кольцом приехать сюда, в этот салон, спросить, кто покупал, когда, кто именно выбирал — мало ли что они захотят узнать? И тогда продавщица им скажет: да, мол, приходили, покупали, а потом вот этот дядя снова пришел и купил еще одно. И хорош он тогда будет.

И Салтыков решительным шагом направился к выходу. «Ничего, заеду в другой салон, на Кузнецком. Если повезет, там тоже будут такие кольца», — подумал он и оказался прав. К тому же все эти размышления навели его на мысль: ему просто-напросто надо спросить у какой-нибудь из Люськиных подруг, нравится ли ей кольцо, которое он купил. «Мол, мы поспорили: я говорил, что лучше приобрести что-нибудь подороже, а Люська уперлась и не захотела. Так вот, был ли я прав?» Это надо сделать на всякий случай, с невинным видом: «Ты случайно не видела на Люське новое кольцо?» Конечно, он прекрасно знает, что женщины обычно обсуждают такие вещи и вечно хвастаются друг перед другом своими тряпками и побрякушками, но все-таки лучше обезопасить себя на всякий случай.

И еще. Он, пожалуй, купит золотую цепочку, точно такую же, какую Люська всегда носит на шее, с крошечным знаком зодиака в кружочке: все ее подруги прекрасно знают, что она никогда не снимает ее. Правда, такую надо еще найти, но ничего, он постарается.

— Где твой паспорт? — спросил он супружницу, когда вернулся домой.

— В моем столе, в верхнем ящике. Зачем тебе?

— Ты в Японию поедешь?

— Неужели? — воскликнула Люська, появляясь из кухни. — Значит, все состоится?

— При одном условии: на следующей неделе ты со мной поедешь в пансионат.

— Какой еще пансионат?

— На Клязьме.

— С ума сошел? Зачем?

— Затем, что меня достала Бренда, и я хочу смыться на несколько дней.

— Опять? — подозрительно спросила Люська. — Что на этот раз?..

— Потом расскажу. Так что?

— Не понимаю, я-то тебе зачем?

— Ты мне жена или не жена? Я не хочу сидеть там целую неделю один.

— Ну, хорошо, черт с тобой! — сказала неузнаваемая Люська. — Если это единственная жертва, которую я должна принести… К тому же, я там и поработаю. И готовить мне надоело. Когда поедем?

— В среду.

— Я спрашиваю, в Японию когда поедем?

— Я купил билеты на семнадцатое декабря.

— Уже? Зачем тогда паспорта?

— Ты хочешь лететь без визы?

— Ах, ну да, — примирительно заметила Люська и пошла за паспортом.

Потом Люська долго трепалась по телефону с кем-то из своих многочисленных подруг, кажется, с Лёлей, и делилась своей радостью по поводу предстоящей поездки, а Салтыков, сидя перед телевизором и вполуха прислушиваясь к разговору, мрачно улыбался.

Во вторник, проснувшись, Салтыков первым делом посмотрел в окно. Дождя не было, но небо висело так низко, что сомневаться в прогнозе на ближайший день не приходилось. Люська еще спала, и Салтыков отправился завтракать в одиночестве.

Сидя за столом, он поймал себя на том, что почти не ощущает вкуса еды, до такой степени он был озабочен происходящим. Сегодня все надо сделать точно, продуманно, аккуратно, чтобы не пришлось потом расхлебывать собственные ошибки. И вернуться домой, чтобы проследить за Люськой, за телефоном, за всем остальным.

Старый «жигуленок» ждал его в двух кварталах от дома. Накануне он забрал его у Петровича и немного поездил по городу. Конечно, после «вольво» рыдван показался ему особенно отвратительным, но ничего, свое назначение он выполнит, а на остальное — наплевать.

Прежде чем открыть машину и сесть за руль, Салтыков надел старые кожаные перчатки. «Береженого Бог бережет», — сказал он себе и оглянулся — убедиться, что поблизости не мелькает какое-нибудь знакомое лицо. И поехал в Озерки.

Когда позади остался предпоследний поворот, Салтыков надел черные очки. Куртка на нем старая, брюки заправлены в резиновые сапоги, которые он никогда не носит, а на голове — кепка, купленная специально для этой цели в шляпном магазине на Тверской и спрятанная на ночь в машине. Он был похож на бригадира сельхозбригады из старого советского фильма про колхоз. Издали его никто не узнает, а вблизи… что ж, надо постараться никому не попадаться.

Боялся он напрасно. Съехав с шоссе на две сотни метров раньше поворота, «жигуленок» повернул к бывшей автобусной остановке и оттуда, по старому мостку через канавку, полную дождевой воды, прорвался на улицу Ополчения, где не было ни души. Салтыков остановил машину, немного не доехав до соседских ворот, прошел несколько метров вдоль его участка и отодвинул планку забора, из которой вытащил гвоздь еще давно, сразу после отъезда адвокатской тещи с детьми. И проник на чужой участок. Он мог и не делать этого, а пользуясь тем, что поселок абсолютно безлюден, обойти угол улицы Ополчения и Маршала Захарова и войти в собственную калитку. Но он решил, что сделает все так, как ему придется делать через неделю, то есть тридцать первого, если, даст Бог, все сложится хорошо.

Земля была пропитана влагой, и у него под ногами хлюпало, как на болоте, но следов он не оставлял. Если же милиция приведет собаку, то все равно это ничего не даст, так как его след оборвется на улице Ополчения, где его будет ждать машина. Но думать об этом рано: сейчас надо сосредоточиться на выполнении сегодняшней задачи.

Салтыков подошел к своему забору в самом дальнем и в самом темном конце участка, под елями, и вытащил единственный шуруп, удерживающий широкую сосновую доску. Шуруп был новый (он поменял его месяц назад, перед приездом Юрганова) и вывинтился легко. Через несколько секунд Салтыков был уже у себя.

Было тихо, и только сосны, чуть покачиваясь на слабом ветру, издавали легкий скрип, да капли, стекавшие из желобка на крыше, настойчиво и ритмично ударялись о поверхность воды в большой железной бочке позади дома, оставляя на ней зыбкие круги.

Салтыков подошел к лестнице и, сняв сапоги, поднялся по ступенькам. Дверь тщательно заперта на все замки: он знал, что на Юрганова можно положиться. В доме все на своих местах: аккуратно задернуты занавески, тикают часы, политы цветы (Люськин фикус, который в этом году решили оставить на даче, и герань, купленная по совету адвокатской тещи, уверявшей их, будто она спасает от мух).

Салтыков достал из кармана завернутые в носовой платок кольцо и золотую цепочку и огляделся.

Что, собственно, он собирается делать? Ему нужно положить цацки на каминную полку и как можно скорее уйти. Не надо ли ему оставить на столе чашку с якобы недопитым чаем или вытащить из стенного шкафа Люськины тапочки и бросить их около двери? Зачем? Затем, чтобы Юрганов не удивился, найдя кольцо и не обнаружив никаких других следов ее пребывания.

Впрочем, Юрганову все равно придется удивиться. Ведь получалось, что в его отсутствие Люська приехала на дачу, сняла с себя драгоценности и, уехав в Москву, забыла их на каминной полке. А вернулась она, выходит, на следующий же день и забыла ключи? Ну и что? Почему бы и нет? Почему бы ей и не повести себя таким образом? Что в этом такого уж странного? Бывает, что человек забывает и о более важных вещах.