Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

Красноармеец Е. ГЕХМАН

ЗАМЕТКИ ПАРТОРГА

Орудие стояло, склонившись на одно колесо. Больно было смотреть на это.

…В пути больше других волновался красноармеец Старичков. Почти на каждой остановке поезда он выбегал из вагона, взбирался на платформу и заботливо ощупывал крепления. Возвращаясь в вагон, он обычно говорил:

— Все в порядке. Ну и стрельнем же мы! Врагу тошно станет.

А тут, почти у самой цели, недалеко от фронта, орудие повреждено. Виновник аварии красноармеец Герасимов стоял бледный, с закушенными губами. Меньше всего он думал о взыскании, которое на него наложат. Ему было до боли обидно, что он подвел товарищей, наложил пятно на батарею.

— А кто знал, что надо было смотреть на хомуты, — оправдываясь, говорил он.

Случай с орудием оживленно обсуждался красноармейцами.

— Двумя орудиями будем только стрелять, а на другие два орудия и рассчитывать нечего, — раздавались голоса.

Дело было вот в чем. Батарея выехала на фронт с четырьмя орудиями. Два орудийных расчета были укомплектованы кадровыми красноармейцами второго года службы, а два других — бойцами приписного состава, из которых многие впервые встретились с такой техникой.

Когда тронулись в длинный путь по степям Монголии, красноармейцу приписного состава тов. Герасимову приказали сидеть на тормозном сидении орудия и разъяснили:

— Когда едете на уклон, тормозите. Следите за валами и клиньями, чтобы не потерять их. И вообще, чтобы все было в порядке…

Герасимов видел, что хомуты сбились набок, а рессоры сгрудились на одной стороне, но не понял значения происшедшего. В результате — авария.

Перед выездом на фронт командованию пришлось сделать некоторую перестановку людей. В орудийные расчеты попали прибористы, разведчики, связисты.

Старым кадровикам казалось, что новички подведут их в бою, помешают показать высший класс стрельбы.

Ясно было, что с такими настроениями нельзя итти в бой. Надо было вдохнуть в каждого чувство непоколебимой веры в свои силы и в силы товарищей.

С этого и начала свою работу низовая партийная организация. На партийном собрании коммунисты, недавно пришедшие в батарею, рассказали о своих трудностях и о том, в какой помощи они нуждаются. «Помогите нам, и первый бой мы встретим в полной готовности», — сказали они.

Собрание посоветовало коммунистам обратить особое внимание на вновь прибывших, оказывать им всемерную помощь, окружить их доверием.

Через два дня четвертый орудийный расчет привел орудие из походного положения в боевое одновременно с другими товарищами.

Это обрадовало весь личный состав батареи. А когда на следующее утро батарея открыла огонь по самолетам противника всеми четырьмя орудиями, почувствовался настоящий праздник.

После стрельбы к новичкам подходили кадровые красноармейцы и весело расспрашивали:

— Ну, как стрелялось? Что, в ушах звенит? Ничего, пройдет. В лагерях, когда мы в первый раз стреляли, у нас тоже гудело в ушах. А стреляли хорошо… Молодцы!

Коммунисты беседовали с каждым бойцом и младшим командиром, разъясняли важность и значение товарищеской взаимопомощи. Наши беседы помогли. Когда красноармеец Ходжаев научился устанавливать трубки на снаряды, это было радостным событием для всего орудийного расчета. Ходжаев гордился тем, что овладел техникой своего дела; его товарищи радовались тому, что у них есть еще один квалифицированный установщик трубок.

* * *

Еще по дороге на фронт мы встречали многих красноармейцев, которые радостно приветствовали нас.

— Здорово, зенитчики! — говорили они нам, — сбивайте японцев, а то сволочи надоели. Воздух портят…

В лагерях мы стреляли неплохо, и многим из нас казалось, что после каждого нашего залпа будет валиться японский самолет. Ведь в лагерях почти после каждой стрельбы летчик сбрасывал пробитый конус.

…Безоблачное монгольское утро. Вдали слышен гул мотора… Чьи самолеты? Никто точно сказать не может. Может быть, свои. А может быть, вражеские. Уши еще не привыкли отличать своих от чужих по звуку мотора.

Наконец, показались самолеты, и мы убедились, что это японские. Открываем огонь. Снаряды ложатся кучно, недалеко от самолетов. Японцы быстро ломают строй и летят в одиночку. Мы продолжаем стрельбу по одиночному истребителю. Вдруг японский самолет накренился набок и начал быстро падать вниз.

— Самолет сбит! — воскликнул разведчик-наблюдатель.

Все жадно наблюдали падение врага. Но в двухстах метрах от земли японец вдруг выровнялся и удрал. Видимое падение было всего лишь уловкой коварного врага.

Вскоре противник изучил зону досягаемости нашего огня и изменит тактику. Как только он достигал этой зоны, японцы распыляли свой строй и старались пробираться в наш тыл отдельными звеньями, по разным направлениям.

Это для нас было неожиданностью. В лагерях мы привыкли, что самолеты идут точно по курсу, на одной высоте, никуда не сворачивая. А здесь они извиваются, виражируют, пикируют, рассеиваются небольшими группами по всему небосклону…

Вот налетела эскадрилья японцев. Наткнувшись на наш заградительный огонь, они быстро рассыпались в разных направлениях. По какому из самолетов вести огонь? Командир батареи указал на одну цель.

Прибористы начинают измерения. Вдруг разведчик-наблюдатель, заметив, что один из самолетов летит по направлению к огневой позиции, начинает кричать:

— Противник на батарею! Вот он совсем близко…

Прибористы начинают ловить новую цель… В это время командир-огневого взвода увидел, что одно звено бомбардировщиков настойчиво пробирается к штабу соединения. Командир взвода управления на другой стороне тоже заметил группу самолетов, рвущихся вперед.

Орудие на огневой позиции

В итоге прибористы дезориентированы, каждый прибор ведет наблюдения за разными группами самолетов, и батарея открывает огонь с большим опозданием.

Ясно, что при такой постановке дела самолетов не собьешь. Закончив безрезультатную стрельбу, люди нервничали, ругались между собой. Огневики считали, что виноваты прибористы, у которых не получалось совмещения в решительную для стрельбы минуту. Прибористы винили дальномерщиков, которые неправильно и поздно определяют высоту самолета. Дальномерщики, в свою очередь, валили все на разведчиков, которые слишком? поздно докладывают о появлении цели, и т. д.

А виноваты были все. Не было сработанности и четкой слаженности в работе батареи, не было четкой и спокойной команды. Зато много было суеты. Приходилось помогать людям разобраться в своих ошибках, вскрыть их причины.

…Когда стемнело, в одном из укрытий собралась низовая партийная организация. Командир батареи член партии т. Брызгалов сообщил собранию о выполнении боевой задачи.

Члены и кандидаты партии дополнили наблюдения командира. Собрание дало каждому почувствовать, что, раз причины ошибок ясны и пути к их устранению изведаны, победа будет обеспечена.

Это настроение коммунистов передалось всему личному coставу. Наутро мы собрали комсомольцев, рассказали им об итогах партийного собрания.

Люди воодушевились, у них поднялось настроение. В этот день «мы сбили первый самолет.

Парторганизация батареи не испугалась первых неудач,