Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федя Русак умер. Но не умерла и никогда не умрет память о нем в сердцах его друзей и товарищей.
— По врагу огонь!
— Есть, огонь.
Прогремел залп. От первого выстрела зазвенело в ушах, запахло порохом.
— Товарищ командир, недолет, — печально проговорил наводчик.
— Ничего, Федотов, сейчас достанем. Расстояние две тысячи пятьсот, — сказал Зелихов.
— За Родину, за великого Сталина, огонь!
Снова оглушительный взрыв. Через несколько секунд задымилось здание вражеского штаба. Оттуда выбежали японцы, трусливо разбегаясь в стороны. Их настигали меткие снайперские выстрелы пехотинцев. Зелихов послал еще несколько снарядов, и здание воспламенилось. Огненные языки лизали его со всех сторон. По пушке начала обстрел японская батарея.
— Разгромить казарму! — приказал Зелихов. — Ни одному гаду не дадим уйти!
Один за другим врезаются снаряды в здание. Вверх летят кирпичи. Все сметает пушка Зелихова.
* * *
Черная ночь легла над степями. Батальон возвращается на место. В темноте серебряными отблесками раскинулись озера, притоки реки Халхин-Гол. Повеяло легкой прохладой. Освежались уставшие после ожесточенного боя красноармейцы. И уже на заре, когда легла на траву прозрачная утренняя роса, нас радостно встречали бойцы.
Красноармеец П. ЕРОШКИН
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
День 29 августа 1939 года на-веки останется в моей памяти как самый знаменательный: то был день моего боевого крещения.
Я охранял вместе с своими товарищами штаб. Была ночь. Враг начал нас беспокоить еще с наступлением темноты. Он вел редкий огонь трассирующими пулями и выслал вперед разведку. Мы заметили ползущих солдат, но не стреляли. Маневр врага был ясен: он хотел заставить нас открыть огонь, чтобы с точностью установить наше расположение и выявить систему обороны.
Перед самой зорькой японцы открыли сильный пулеметный и артиллерийский огонь. Пули срезали траву, как косой. От разрывов мин и снарядов снесло бруствер моего окопа.
Японцы силой до батальона повели наступление на расположение пятой роты и штаба. Враг превосходил нас по численности в 4–5 раз. Японцы подвигались к нам ползком и короткими перебежками. Мы уже видели их рожи. Мы поняли их расчет. Они хотели зайти нам в тыл, окружить нас.
Письмо родным
Мы переглянулись. Небольшая у нас группа, но зато все бравые ребята — бойцы взвода боевого питания во главе с командиром взвода тов. Сахно, да еще писарь батальона тов. Топыркин, да трое связных от рот, помначштаба тов. Гладовский, замполитрука тов. Данилов, инструктор политотдела тов. Жижин и четыре телефониста. Вот и все.
Противник совсем близко. Тов. Сахно скомандовал тогда: «В атаку, ура-а-а!» В ответ хором все крикнули: «За родного Сталина! За Родину!»
Мы поднялись и ринулись в атаку с гранатами на боевом взводе, с винтовками наперевес. Мы ясно видели, что наш решительный бросок ошеломил японских солдат. Один их офицер с тремя звездочками и галунной окантовкой лопотал в злобе, размахивая руками в нашу сторону, кричал «банзай», но его солдаты топтались на месте.
Казалось, наше «ура» заглушает свист пуль и разрывы снарядов. Я «направился прямо к офицеру. Дай, думаю, прежде всего сниму этого неспокойного, приплясывающего молодчика. Офицер выстрелил в нашего командира Сахно, потом нацелился в замполитрука. Несказанный гнев охватил меня. Подскочил я и всадил в офицера штык, прежде чем он успел спустить курок.
Я чуял, что и товарищи мои вокруг работают жарко. Враги не выдержали, стали удирать. Мы догоняли их гранатами, расстреливали их из автоматического пулемета.
Тут я вспомнил о своей основной обязанности подносчика патронов. Надо было поскорее вернуться к машине, груженной боеприпасами.
Пули веером взметывали землю, то провожая, то опережая меня.
Врешь, думаю, бесись не бесись, а патроны я доставлю. Добрался благополучно к месту боя, роздал патроны, перевязал кое-кого из товарищей, раненных легко, и пошел обратно, уже за гранатами.
Что ж делать? Просят ребята гранат, без гранат дела не решить.
Дай, думаю, захвачу побольше, как можно больше. Привязал веревку от плаща-палатки к ящику, замаскировал ящик травой, чтобы не блестел на солнце, и выволок ящик весь целиком к своим. Радостно было, когда мои гранаты пошли дела делать, оглушая взрывом и поднимая в воздух вражеские шкуры.
И тут «ура-а-а!» с левого фланга. Подоспела нам помощь. Это третий батальон зашел противнику с фланга. Враг окончательно растерялся.
Вот тебе и окружение! Хотели окружить нас, — оказывается, сами попались.
От мощного штыкового удара наших бойцов на поле, далеко простиравшемся к верховьям Хайластин-Гола, остались груды японских трупов.
Политрук Ф. МЫСЛЯЕВ
ВОЕННАЯ ПРИСЯГА
Полк получил приказ о выступлении.
Незадолго до посадки в вагоны комиссар полка тов. Куропаткин собрал политруков, парторгов и секретарей президиумов комсомола.
— По заданию командования, — сказал комиссар, — мы должны совершить сложный и ответственный марш. Надо подготовить к нему личный состав. Наша задача — неустанно разъяснять смысл и значение военной присяги. Напомните, что выполнять присягу — это значит образцово выполнять задания, беречь военное имущество, сохранять военную и государственную тайну…
Едва поезд тронулся, политруки и партийно-комсомольский актив приступили к работе. Под мерный стук колес велись задушевные беседы. Все быстрее мчался поезд вперед, а в вагонах партийные и непартийные большевики разъясняли все величественное значение клятвы воина Советской страны.
…Люди вышли из вагонов и приготовились к походу. Все, казалось, было в порядке, можно было тронуться в путь.
Но замполитрука тов. Кудряшев все же решил заглянуть еще разок в вагон — и правильно поступил: под одной полкой он нашел смятый экземпляр многотиражки.
На первом же привале тов. Кудряшев провел с бойцами роты беседу о военной присяге, о том, что народ и Правительство требуют от воина Красной Армии быть бдительным, свято хранить военную тайну. А потерянным или забытым экземпляром многотиражки могли воспользоваться шпионы.
Прибыв на фронт, мы начали широко пропагандировать военную присягу на основе героических примеров бойцов Халхин-Гола. Эти примеры мы черпали из фронтовой газеты «Героическая Красноармейская». С волнением слушали красноармейцы и командиры рассказ об отважном командире танковой бригады тов. Яковлеве, о мужественном пулеметчике Иване Рыбалке, о командире пушки Зелихове, о героях-летчиках.
…Недалеко от линий фронта, на западном берегу реки Халхин-Гол, принимали военную присягу новые бойцы, прибывшие к нам в дни, когда мы были на марше. Рядом рвались японские снаряды, грозно пудели моторы наших самолетов, вылетавших навстречу японским стервятникам, а в небольшой лощине
