Балтийская гроза - Евгений Евгеньевич Сухов

по обе ее стороны, выглядела мирно и очень живописно. Бои здесь проходили в июле сорок первого, так что покалеченная земля успела залечить свои раны. Воронки от разрывов затянулись высокой осокой, а леса, прореженные снарядами, обзавелись молодой порослью, спешно восстанавливая первоначальный облик.

Колонна остановилась на небольшом холме сразу за мостом. В воздухе на какую-то минуту повис едкий сизый дым, но слабый ветерок, потянувшийся с русла реки, безжалостно разметал на клочки дымовую завесу. Шварценберг попросил у сержанта Косых табачку и, неумело свернув цигарку, закурил.

– Крепкий табак. А знаете, как он у нас называется? – повернулся он к Галузе.

– И как же? – хмыкнул Григорий.

– Сталинская нарезка!

– Ишь ты, куда хватил! Сталин другой табак курит.

– Может быть… А вот этот пулемет, – показал он на ППШ в руках Твердохлебова, сидевшего напротив, – мы называем «швейная машинка».

– Верно подмечено… Ни одного фрица к земле пришила, – сказал Галуза, включил радиостанцию и, надев наушники, обратился к лейтенанту Ивану Чечулину, ехавшему в бронеавтомобиле замыкающим: – Ваня, давай вдарь как следует из пулемета по этим отдыхающим саперам! А я тебя артиллерией поддержу! Не забудь в живых одного оставить. Допросить нужно, что там нас дальше ожидает.

– Есть, товарищ капитан! – бодро отозвался лейтенант.

Восьмигранная башня бронеавтомобиля повернулась, слегка скрипнул ручной тормоз-зажим, ствол танкового пулемета замер, а затем принялся хищно выбирать подходящую цель.

– Потеснись, – сказал лейтенанту Галуза и встал за штатным щитом к противотанковой пушке тридцать седьмого калибра. Легко отыскал каменную сторожку у моста со шлагбаумом. Заметил удивленные лица дежурных КПП, смотревших в их сторону. Саперы, почувствовав неладное, побросали курево и зашагали в сторону моста; третий солдат, немного поотстав, подхватил с травы противотанковое ружье. А вот это уже лишнее! С бронеавтомобиля заколотился в истерике танковый пулемет, выплевывая из длинной трубы раскаленный металл. Солдаты, не успев разбежаться, полегли на мосту.

Громко и злобно дважды кашлянула противотанковая пушка бронетранспортера: сторожка взорвалась каменными осколками, раскидав их далеко во все стороны. Следующий громкий артиллерийский выстрел поломал крепкую кладку и взрывной волной изуродовал человеческие тела.

Вот и весь бой! Несколько секунд царило умиротворение, в воздухе сгустившимися потемками зависла каменная пыль. Прозвучавшая пальба казалась нелепой среди пасторальной природы. Казалось, что такая тишина может продолжаться бесконечно, но неожиданно в бронированный щит злобно зацокали пули, одна из которых, просвистев у самого уха капитана, сердитым дыханием обожгла ему лицо. Григорий расторопно нырнул за щит, укрываясь от свинцового дождя, и, глянув в смотровое стекло, попытался выявить автоматчика. «Он где-то поблизости. Нахально шмаляет, будто бы у себя дома».

Всмотревшись в предутренние сумерки, капитан заприметил сначала невысокую стену, безжалостно разбитую снарядами, в нескольких метрах от нее едва заметное шевеление в обломках кирпичей, затем глянул в прицел противотанковой пушки, налаживая ствол на темное пятно поверх кирпичных обломков, и с башни бронеавтомобиля вновь прозвучала длинная пулеметная очередь, в щебень разбивая груду кирпичей. Ей в ответ, огрызаясь, коротко тявкнул автомат и тотчас умолк. Посмотрев в бинокль, Галуза увидел на камнях распластанное неподвижное тело. Это был тот самый худощавый унтер-фельдфебель, что дал разрешение проехать по мосту.

– Косых, Смолин и Гурьев – разминировать мост и сразу обратно! Времени у нас немного. Косых, за старшего! – приказал Григорий. – «Язык» нам нужен, посмотри повнимательнее. И осторожнее будь. Затаился он там.

– Сделаю, товарищ капитан, – охотно откликнулся сержант.

Перепрыгнув через борт бронетранспортера, разведчики заторопились к мосту.

Утренняя полумгла понемногу освобождала из плена лесок, произраставший неподалеку; темно-желтые снопы хлеба, торчавшие на скошенном поле невысокими буграми; небольшой неубранный участок, засаженный овсом. Колосья от тяжести зерен склонились в поклоне, потемнели, набрали урожайную силу, сделавшись пушистыми.

Туман все более редел, разрывался на неровные полупрозрачные лоскуты, оставаясь лишь в ложбинах и ямах, где понемногу растворялся. С холма просматривалась вся низина до следующей высотки, выглядевшая не столь безлюдно, как показалось поначалу. Война пощадила долину, лишь местами нашпиговала железом и свинцом коричневые поля, где разворачивались сражения местного значения. В отдельных хуторах можно было увидеть вырванный снарядом угол дома или обрушенную стену; в крышах зияли провалы; по двору валялись расщепленные и поломанные бревна.

Над местностью близ горизонта закружился немецкий самолет-разведчик. Именно такие самолеты используются в качестве артиллерийских корректировщиков, значит, немцы что-то замышляют.

Двигатели бронемашин утробно рокотали, дожидаясь задержавшихся саперов. Вскоре они появились, подталкивая вперед связанного немца. Затолкав «языка» в первую машину, быстро расселись по местам.

– Все в сборе? – спросил Галуза.

– Так точно, товарищ капитан, даже на одного больше, – показал Косых на связанного немца.

– Что-то от него солярой тянет…

– Так оно и есть, – охотно откликнулся сержант. – В бочке с соляркой прятался.

Галуза скомандовал по внутренней связи:

– Внимание всем экипажам! Двигаемся строго колонной на хорошей скорости, километров около пяти-шести, далее, судя по карте, смешанный лес, вот в него и сворачиваем.

Заданную дистанцию проскочили быстро, впереди не было никаких препятствий, их никто не преследовал. Колонна въехала на косогор, поросший молодыми деревьями, и боевые машины затерялись среди густой листвы, как если бы их не было вовсе.

Капитан Галуза развернул карту. Колонна проехала около тридцати километров. Оказывается, преодолеть такой километраж – вполне посильная задача. Теперь нужно ехать дальше и как можно глубже войти на территорию противника. Самое время, чтобы передать разведданные подполковнику Стародубцеву.

Включив рацию, Галуза велел подойти к нему командирам экипажей, чтобы доложили о своих наблюдениях во время продвижения. Интересно было услышать, что именно они обнаружили, и сравнить с тем, что удалось наблюдать самому. Парни не первый год в разведке, имели колоссальный опыт в заходе на оперативную глубину вражеских позиций, умели анализировать, и их цепкие глаза позволяли точно провести планирование.

Первым докладывал старший сержант Нелюбин, командир замыкающего колонну бронемобиля: дядька лет сорока, степенный и скупой на слова, он даже не говорил, а словно дарил каждое слово. Выглядел сержант значительно старше своих лет: серая пористая кожа и бурые зубы – не самое удачное сочетание, а еще обильная седина на висках.

– Вот здесь, у самой нейтральной полосы, заметил три дзота. Хорошо замаскировали… Сверху на деревянную кровлю метра полтора земли насыпали, а амбразуру каким-то сеном заложили, просто так не разглядишь.

Нелюбин видел в темноте как кошка, это уже природа, такое не наработаешь, все его предки были искусными охотниками. Такая способность старшины поначалу Галузу слегка настораживала, даже вызывала некоторое недоверие, но потом, не единожды убедившись в правоте его наблюдений, он более не сомневался. Ему бы снайпером служить, а он разведку выбрал. Появление Нелюбина в разведроте Григорий считал большой удачей.

– А вот далее за нейтральной полосой два