Русская миссия Антонио Поссевино - Михаил Юрьевич Федоров

сыском. Особо спрашивал о тех людях, которые были скрытыми сторонниками католичества — кто по убеждению, а кто за деньги.

Иезуит очень серьёзно отнёсся к предстоящей миссии и, внимательно выслушав брата Гийома и записав заинтересовавшие его места, тщательно изучил все доступные ему в Риме письменные источники, рассказывающие о Руси. Начал он с записок Герберштейна[93], путешествовавшего в Московию в первой четверти шестнадцатого века, но по прочтении оных решил, что сведения эти значительно устарели, и перешёл к Альберто Кампензе[94]. Но тот писал исключительно с чужих слов, поэтому иезуит решил основательно изучить записки Алессандро Гваньини[95] и Иоганна Кобенцля[96], чьи сведения были куда свежее, и к тому же они лично видели то, о чём писали. Не оставил вниманием и записки Паоло Джовио, который хоть и жил полвека назад, и в Русском царстве не бывал, однако был хорошо знаком и имел долгие беседы с русским посланником при папском дворе Деметрием Эразмием[97], о котором отзывался как об исключительно образованном и просвещённом человеке.

Спустя три недели после официального приёма Шевригина в Апостольском дворце папа собрал в своём кабинете кардинала Комо, Антонио Поссевино и брата Гийома. Предложил приглашённым садиться, что подчёркивало расположение понтифика и неофициальность встречи, не подлежащей документированию, и начал речь:

— Братья мои во Христе, волею Господа нашего удача улыбнулась Святому престолу. В то время как протестантская зараза, несмотря на все усилия католических лекарей, продолжает, подобно проказе, разъедать тело паствы нашей, мы обращаем взоры на восток, где сложилось положение, благоприятное для истинной веры. Усилиями католических воинов Речи Посполитой Московское царство, этот оплот восточных схизматиков, находится в бедственном положении. Государство истощено многолетней войной и едва ли выдержит новые удары. Московский правитель царь Иван запросил нашего посредничества при заключении мира с Речью Посполитой, обещая при этом весьма внимательно подойти к заключению унии между католической и православной церквями. И разумеется, при доминировании католичества. Поэтому я решил, что следует отправить посольство Святого престола в Москву и поспособствовать заключению мира. В случае удачи мы получим обширные земли на востоке и миллионы новых католиков. А это, без сомнения, позволит одержать победу над протестантскими державами, пока они окончательно не укрепились в своих заблуждениях. При необходимости мы сможем вернуть их в лоно истинной церкви военным путём, а затем совместными усилиями противостоим распространению магометанства — не менее страшной опасности для истинных христиан, чем протестанты. Успех Московской миссии может стать переломом в нашей борьбе за торжество католицизма.

Папа замолчал. Он не сказал ничего такого, чего присутствующие не знали бы. Всё это было говорено и написано не раз — ещё до прибытия Томаса Северингена. Идея витала в воздухе, постепенно опускаясь, уплотняясь, и вот она уже стала почти осязаемой, реальной. Настолько реальной, что оставалось лишь отправить посольство в Московское царство, правитель которого сам запросил помощи, и учредить там новый диоцез святой церкви. А попутно учредить и новые учебные заведения, в первую очередь иезуитские, ведь иезуиты показали себя в деле защиты католичества лучше других монашеских орденов.

— А если поляки не согласятся? — подал голос кардинал Комо. — Уж больно они ненадёжны.

За время его недолгого общения с представителями Речи Посполитой у кардинала сложилось о них крайне нелицеприятное мнение.

— Посольство возглавит наш легат Антонио, — папа указал на Поссевино, — его богатый опыт по части дипломатии всем известен.

— А в Швеции… — начал было кардинал Комо.

— А в Швеции, — перебил его папа, — во время его присутствия всё шло так, как нам надо, и не заладилось лишь после того, как брат Антонио покинул страну.

Кардинал замолчал.

— Прошу высказаться, — послышался негромкий голос, и все повернулись в сторону брата Гийома.

— В послании царя Ивана указывается, что король Речи Посполитой Стефан Баторий прежде был князем Трансильвании, которая является вассальной по отношению к империи османов. И сейчас он может быть настроен к туркам благожелательно. Не повлияет ли это на переговоры? Ведь царь Иван предлагает заключить союз против них.

— Брат Гийом, ты напрасно беспокоишься об этом, — вмешался в разговор Поссевино, который прежде слушал всех молча. — Мне довелось встречаться с ним в Вильно[98]и иметь продолжительную беседу. Стефан Баторий — чрезвычайно умный, дальновидный и уравновешенный человек, не склонный к сомнительным решениям и поступкам.

Он прекрасно понимает, что король без поддержки подданных — ничто. Это повсеместно в Европе, а для Речи Посполитой, где королей выбирают, присуще в наибольшей степени. Южные польские земли немало страдают от набегов крымских татар — этих вассалов турецкого султана, и если монарх станет прямо или косвенно защищать турецкие интересы, он быстро потеряет поддержку, а там и до бунта недалеко. И ещё он понимает, что быть королём большего самостоятельного государства куда лучше, чем князем малых земель, вынужденным подчиняться приказам извне.

Брат Гийом кивнул:

— Благодарю, отец Антонио. Ты развеял мои сомнения.

— Меня больше заботит, — продолжил Поссевино, — что поляки, находясь на пороге полной победы над московитами, могут не принять во внимание необходимость некоторых уступок, которые нужны исключительно для того, чтобы русские скорее пошли на унию.

— Ты опасаешься, что общекатолическому делу они предпочтут своё, мирское? — спросил папа.

— Именно так, ваше святейшество, — ответил Поссевино.

— Для того, чтобы убедить их поступить верно, во главе посольства и отправляешься ты, — ответил папа, — и мы возлагаем на тебя большие надежды.

— И я сделаю всё, что в моих силах, — ответил Поссевино, — и надеюсь, — тут он посмотрел на брата Гийома, — на помощь лучшего нашего знатока московских дел.

Брат Гийом молча склонил голову.

— Сын мой, — обратился папа к Поссевино, — ты уже выбрал, кто отправится с тобой в Московию?

— Да, ваше святейшество, — ответил тот. — Это брат Стефан из хорватских земель, уроженец Богемии брат Андрей, брат Паоло из Кампаньи и коадъютор брат Микеле Мориено, миланец[99].

— Одобряю твой выбор, — ответил папа, — двое из четверых — славянского корня. Возможно, это послужит на пользу при обращении в католичество народа общего с ними происхождения.

— Это соображение я учитывал при выборе спутников, ваше святейшество, — ответил Поссевино. — Но кроме этого, они — грамотные и преданные Святому престолу братья.

— Сын мой, — обратился папа к Гийому, — пусть тебя не смущает, что тебя нет в составе посольства. Ты принесёшь больше пользы, если станешь действовать тайно, а московиты даже не будут знать о твоём существовании. Именно поэтому ты не участвовал во встрече с этим Северингеном, но сам мог хорошо рассмотреть его. Каким ты его увидел?

— Это чрезвычайно умный и проницательный человек, — просто