Семь престолов - Маттео Струкул

В любом случае, кажется, дела наконец налаживались.

— Значит, это правда? — спросил Филиппо Мария. — Венецианцы казнили Карманьолу?

Сфорца коротко кивнул:

— Ему отрубили голову на площади Святого Марка. Говорят, одного удара топора оказалось недостаточно.

— Он крепко держался за жизнь, старый вояка.

— Это точно, — сдержанно отозвался Франческо.

— Как жалко! — продолжал герцог. — Уже известно, кто теперь возглавит венецианскую армию?

— Джанфранческо Гонзага.

— Тьфу! — пренебрежительно сплюнул Филиппо Мария. — С этим фанфароном мы разделаемся без малейшего труда.

— Это еще неизвестно, ваша светлость.

Герцог уставился на Сфорцу:

— Я так считаю. А вы должны соглашаться со мной, если хотите и дальше быть моим военачальником!

Франческо Сфорца снова кивнул:

— Я прекрасно понимаю вашу позицию. Но все же Джанфранческо Гонзага — отважный и опытный боец, справиться с ним будет не так-то просто.

— Ну что же, значит, вам придется найти способ! — раздраженно фыркнул Филиппо Мария Висконти, теряя терпение. — Вы глава моего войска, я пообещал вам руку своей дочери. Вы не имеете права разочаровывать меня. А не то, поверьте, горько об этом пожалеете!

— Увы, ваша светлость, тут проще сказать, чем сделать.

Герцог пришел в ярость.

— Сфорца, говорю вам прямо, — процедил он, сжимая костыли, которые так и не выпустил из рук, — Гонзага должен быть разгромлен.

— Ваша светлость, я понимаю и, поверьте, намерен стараться изо всех сил, однако должен вам сказать, что мои солдаты совершенно вымотаны. У меня недостаточно людей, да и, как вы хорошо знаете, нет денег, чтобы им платить. Вот уже несколько месяцев они не получают ни гроша, а это точно не поднимает боевой дух. Так что если мы собираемся сражаться с Гонзагой, нужно как-то исправить ситуацию.

Франческо Сфорца говорил честно, это Филиппо Мария вынужден был признать. Однако прямота вояки граничила с нахальством, а такого герцог не собирался терпеть от своего наемника.

— Я объявил призыв среди крестьян. Знаете почему? Потому что ни у Амадея Савойского, ни у императора Сигизмунда, несмотря на все их обещания, нет ни солдат, ни денег. Последний вообще явился в Италию, чтобы выжать из меня последние гроши. Знаете ли вы, что сейчас я получаю в два раза меньше налогов, чем десять лет назад? И как, по-вашему, я должен защитить народ от голодной смерти? В каждом миланском доме все проклинают мое имя; подданные тихо ненавидят меня. Пока они еще не бунтуют в открытую, но это лишь вопрос времени. А вы просите у меня денег для ваших бойцов! Где я их возьму?

Сфорца уверенно выдержал взгляд герцога.

— Не знаю, ваша светлость. Я лишь сказал, что отсутствие жалованья не помогает поднятию боевого духа в моих войсках. Если ситуация такова, как вы описали, а я не сомневаюсь, что это правда, советую вам начать с Венецией переговоры о перемирии и подождать лучших времен. Я не вижу иного решения.

— Перемирие? По-вашему, я об этом не подумал? — Филиппо Мария вложил в реплику все свое презрение. — Я уже поручил надежному человеку все организовать. Но вы, Сфорца, разочаровываете меня. Я думаю не о нынешнем дне, а о будущем. Хорошо, сейчас мы заключим мир. Я уже выбрал двух возможных кандидатов для ведения переговоров: маркиза д’Эсте и маркиза Салуццо. Оба они столь ничтожны и так хорошо наловчились находить компромиссы, защищая границы своих смехотворных владений, что отлично подойдут для подобной цели. Но потом? Не навечно же мы собираемся сдаться на милость Венеции? Может, еще предложить дожу забрать себе Милан? Просто так, от щедрот наших? — Герцог окончательно вышел из себя. Спокойствие, которое он видел во взгляде Сфорцы, только подпитывало его гнев. — Скажите мне, что такого не случится! Поверьте, я никогда с этим не смирюсь.

— Такого не случится, ваша светлость, клянусь вам, но на сегодняшний момент, как вы сами отметили, у нас нет достаточных сил, чтобы пойти в наступление. Нам нужно перевести дух. Венеция жаждет крови с того момента, как стала известна двойная игра Карманьолы, и, вне всяких сомнений, попытается спровоцировать битву. Мы готовы защищаться, но никак не сможем пойти в атаку по направлению к Вероне, как вам того, полагаю, хотелось бы. Однако поверьте, ваш успех лишь отложен. Речь идет о том, чтобы подождать, пока ситуация не повернется в нашу пользу. Семейство Колонна и весь Рим ненавидят нового папу, и это уже неплохо для начала.

— Вы предлагаете мне поддержать восстание, которое готовят Колонна из ветви Дженаццано?

— Если потребуется.

— То есть мы сделаем вид, что согласны на перемирие, но в то же время нанесем Венеции удар, посодействовав свержению папы? Но на это нужно много времени.

— У нас нет выбора. К тому моменту, когда Колонна перейдут в открытое наступление на понтифика, мы тоже будем готовы атаковать.

— Так это случится не раньше следующего года, а то и позже. Антонио Колонна сейчас сам переживает большие трудности. Его семья погрязла в кровной мести и междоусобицах.

— Но это не продлится вечно.

Герцог внимательно посмотрел на Сфорцу и на мгновение увидел, как в глубине его глаз сверкнули молнии. Было в этом человеке нечто непостижимое и заслуживающее восхищения.

Филиппо Мария чувствовал бушующую энергию, наполнявшую мощное тело его будущего зятя.

— Хорошо, сделаем, как вы говорите, — заключил Висконти. — Будем тянуть время и выжидать в надежде на то, что Колонна изменят расстановку сил. Вот тогда мы перейдем в наступление без малейшей жалости к нашим врагам.

— Между тем я постараюсь успокоить своих солдат, а вы, ваша светлость, найдите деньги, чтобы заплатить им, умоляю.

— Ничего не обещаю, — раздраженно буркнул герцог, — но подумаю, что можно сделать.

ГЛАВА 36

ОБМАН

Папская область, Апостольский дворец

— Я имею в виду, ваше святейшество, что Антонио Колонна не имеет отношения к убийству моего сына. Одоардо также не причастен к преступлению, ну а Просперо и упоминать не стоит: он безобиден, как теленок.

Папа устремил на Кьярину Конти взгляд, в котором соединились удивление и подозрительность.

— Мадонна, я верю вам. Однако, честно говоря, всем известно, как ваши родственники из ветви Дженаццано ненавидели Стефано. К сожалению, я и сам содействовал усилению их вражды, а потому, признаюсь, чувствую на себе вину за произошедшее. Я бы очень хотел чем-то помочь.

— Если вы хотите помочь, то просто поверьте мне, ваше святейшество, — ответила Кьярина. — Хоть это и кажется невозможным, но я точно знаю: в нашей семье есть люди, которые питали к моему сыну еще большую ненависть, чем Антонио. И наша ошибка