Семь престолов - Маттео Струкул

собой: не только монеты, но и носовые платки, перчатки и даже серебряную ароматницу. Женщина из толпы, несчастное создание с грязной головой и гнилыми зубами, глазела на подарок с таким недоверчивым восхищением, будто ей явилась сама Богоматерь.

Писец из канцелярии чуть не расплакался, глядя на столь трогательное проявление щедрости, а вот свекровь, будучи женщиной совсем иного склада, лишь неодобрительно покачала головой.

Впрочем, Звеву не слишком интересовало мнение Кьяри-ны. За свекровью она признавала лишь одно достоинство: когда-то та родила сына, будущего мужа Звевы. Молодой вдове ужасно не хватало Стефано. Не хватало его смелости, заботы, нежных ласк, а также искренности его речей, убеждений и принципов, которые он готов был горячо отстаивать в любых обстоятельствах. Именно поэтому он единственный из рода Колонна не побоялся взяться за трудное дело — поиск мирного решения в конфликте с понтификом. А потом это похвальное начинание привело к тому, что Стефано стал изгоем в собственной могущественной семье. Звева тяжело вздохнула, но подумала о малютке Империале и собралась с силами.

Троица продолжила путь в молчании. Пока они шли по великолепным залам и широким лестницам, мысли молодой Орсини вернулись к недавним событиям. Она понимала, что рано или поздно исчезновение Сальваторе заметит его брат Лоренцо и начнет кричать об этом на весь свет, но будет поздно. К тому моменту они с Кьяриной уже убедят папу в невиновности ветви Дженаццано. Тогда отсутствие Сальваторе расценят как доказательство его вины: все решат, что он просто сбежал, зарезав ее мужа. Однако Звеве совсем не нравились условия сделки. Может, Антонио все-таки прав и она в самом деле холодна и бесчувственна? Но одна вещь не вызывала сомнений: Стефано заслуживал отмщения. Его убили жестоко и несправедливо, и хотя поначалу Звева возмутилась, услышав предложение Антонио, день ото дня она все сильнее желала смерти Сальваторе. «Око за око», — сказала она себе.

Вдова ни за что не призналась бы, но постепенно она стала думать точно так же, как Кьярина. Теперь Сальваторе убит, и нужно рассеять подозрения папы в том, что внутри семейства Колонна началась кровная месть.

* * *

Евгений IV чувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Смерть Стефано Колонны стала настоящим ударом. Рим оказался в руках местной знати. Поначалу понтифик думал, что сумеет сдерживать безумную, вечно недовольную людскую массу, но теперь все яснее понимал, что это невозможно. Более того, это в любом случае было бы невозможно. Венецианское происхождение папы оказалось непреодолимым препятствием. Римляне видели в Евгении IV чужеземца, а потому ненавидели его. Ни союз с Флоренцией, ни мощная поддержка Венеции, ни многочисленные сторонники, которых с каждым днем становилось все больше, не могли гарантировать понтифику безопасность, потому что от варварской, первобытной жестокости нет защиты. Рим же все глубже увязал в кровной вражде между кланами. Великий западный раскол привел город в полнейший упадок, и предыдущий папа, Мартин V, так и не смог его преодолеть.

Хуже того: предшественник Евгения IV внес свою лепту, озолотив Антонио и его братьев. Когда Оддоне Колонна умер, в городе начался настоящий хаос, и надежды нового понтифика усмирить ежедневные мятежи и восстания оказались совершенно напрасными. Не помогало даже предание виновных анафеме. Ненадолго папе показалось, что ситуация налаживается, когда Стефано пообещал следить за своими кровожадными кузенами и предугадывать их действия. Но, увы, это было лишь затишье перед бурей.

Евгений IV искренне обрадовался, увидев на пороге жену Стефано, Звеву Орсини, и его мать, Кьярину Конти. Звева поражала своей красотой. Несмотря на траурный наряд и черный чепец, скрывающий роскошные волосы, ее женственность и очарование не вызывали сомнений. У молодой вдовы были пленительные умные глаза, лицо идеальных пропорций и нежная кожа. Тонкие губы красивой формы и чуть вздернутый нос придавали ее облику ноту благородной утонченности.

Мать Стефано, тоже облаченная в траур, оказалась миниатюрной женщиной с решительным взглядом и угловатыми чертами лица, которые обострились еще сильнее от боли и страданий последних дней.

Понтифик поднялся и пошел навстречу гостьям. Их горе было так очевидно, что мгновенно вызвало в нем сочувствие к обеим, особенно к молодой Орсини, которая тут же бросилась к ногам папы, намереваясь поцеловать туфлю. Евгений, однако, наклонился и помог ей встать.

Моя дорогая, вы даже не представляете, какую боль причинила мне гибель вашего мужа, — сказал он. — Стефано был достойным человеком и моим лучшим другом в этом городе!

Звева, заливаясь слезами, поцеловала перстень святого Петра на руке папы. Кьярина, до того неподвижно наблюдавшая за происходящим, тоже коснулась губами руки понтифика. Евгений IV кивнул, приглашая женщин сесть.

Как только все трое заняли свои места, Звева заговорила:

— Ваше святейшество, мы благодарим вас за столь быстрый и теплый прием.

— Не стоит благодарности, мадонна. Моя признательность вашей семье безгранична. Без помощи Стефано я не сидел бы сейчас здесь. Точнее говоря, меня бы уже просто не было в живых.

— Понимаю, — кивнула Звева. — Могу только представить, что вам довелось пережить. Мы тоже понесли потери в этой битве, как видите.

— В то же время, — встряла Кьярина, заговорив пронзительным и одновременно сильным голосом, — мы считаем, что следует верно определить виновных в этом ужасном преступлении. Хотя семья Колонна принесла немало горя вашему святейшеству, не думаю, что имеет смысл возлагать вину на тех, кто на самом деле первый раз в жизни попытался сделать доброе дело и не допустить кровной мести внутри рода Колонна.

Для Евгения IV эти слова прозвучали крайне загадочно.

— Что вы имеете в виду? — произнес он.

ГЛАВА 35

ВИСКОНТИ И СФОРЦА

Миланское герцогство, замок Порта-Джовиа

Филиппо Мария Висконти пристально смотрел в глаза Франческо Сфорце. Кондотьер отличался высоким ростом — настоящая каланча. В тот день на нем были кожаные доспехи, туго перетянутые в талии. Решительное выражение лица отражало всю энергию подтянутого и крепкого тела солдата, закаленного железом и огнем на поле боя.

Как же он не походил на самого Филиппо Марию! Всем своим видом Сфорца являл полную противоположность калеке-герцогу с врожденным уродством, неспособному нормально передвигаться и вынужденному тяжело волочить больные ноги по каменному полу замка. Куда бы ни направлялся герцог, костыли безжалостно отстукивали медленный темп его шагов. С годами физическое состояние Висконти только ухудшалось. Впрочем, Филиппо Марию это не волновало: он все равно остается герцогом Милана, и никому не под силу лишить его титула. Не под силу это и Сфорце, пока Висконти жив. А когда его не станет… Ну, тогда кондотьер сможет занять его место, но