Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл

– они решили, что Клара станет проституткой. Напротив, респектабельные Бэнкхеды даже не догадывались, во что ввязалась их Таллула.

В конце лета Таллула приехала в Нью-Йорк, «бурля от восторга и амбиций» и предвкушая начало новой жизни. Она и раньше бывала в городе – отец водил их с сестрой на бродвейские постановки, – но никогда не жила в Нью-Йорке. Как же она обрадовалась, когда Луиза нашла квартиру на Западной 45-й улице, в самом сердце театрального квартала! Здесь повсюду мигали вывески с именами любимых актеров, и Таллула волновалась, зная, что в любой момент может встретить их на улице, а однажды, возможно, будет работать с ними в одном театре или на киностудии.

Впрочем, ее мечта приказала долго жить: обанкротилась продюсерская компания, которая должна была снимать фильм с ее участием, и съемки отменили. Организаторы конкурса из журнала «Пикчер Плей» пообещали найти замену, но точно никто ничего сказать не мог, и нетерпение Таллулы достигло точки накала и стало невыносимым, ведь, вместо того чтобы попасть в сказочный мир кино, она была вынуждена таскаться по городу с теткой.

Луиза тоже согласилась сопровождать Таллулу не просто так: она поехала в Нью-Йорк, чтобы повидаться со знаменитыми ясновидящими и медиумами. Она верила, что сможет связаться со своим покойным сыном Уильямом, и с этой целью взяла с собой его бывшую невесту Олу. В то время спиритические сеансы в США приносили огромную прибыль; большую часть клиентуры составляли женщины [63]. По оценкам, в одних только Штатах клиентура медиумов насчитывала более восьми миллионов человек. К ним шли политики в надежде получить совет из мира духов; вдовы и матери, жаждавшие связаться с погибшими на войне мужьями и сыновьями. Луиза без труда нашла в Нью-Йорке «экспертов», готовых взять ее деньги в обмен на обещание весточки от покойного Уильяма. Каждый день Таллула была вынуждена тащиться за ней и вместе с Олой часами простаивать в тускло освещенных комнатах, где экзальтированные женщины тихо распевали мантры и гадали на картах.

Наконец в октябре ей удалось вырваться из этого мрачного мира. Ей подобрали небольшую роль в новой романтической комедии «Кто больше его любил?» режиссера Делла Хендерсона. Это был низкобюджетный фильм, а роль Таллулы – она играла богемную девушку по имени Нелл – едва ли крупнее эпизодической [64]. Зато теперь они с Луизой каждый день садились на трамвай и ехали через реку на киностудию в Бруклин [65]. Таллула осваивалась в мире актеров и технического персонала, змеящихся катушек кабеля, рисованных декораций и гигантских солнечных прожекторов, и этот мир казался ей блистательным и полным безграничных возможностей.

Ей повезло: оказалось, что камера ее любит. В нескольких ключевых сценах она находилась довольно близко к основному плану и пробыла в кадре достаточно долго. Камера успела запечатлеть ее своеобразные черты. Таллуле не исполнилось еще шестнадцати, и у нее была интересная внешность – еще не женщина, но уже не ребенок. Режим похудения привел к тому, что у нее проступили скулы, и сердцевидное личико обрело тонкий изящный рельеф. Тщательно выщипанные брови, глаза, прикрытые тяжелыми веками и длинными ресницами, намекали, что из нее вырастет роковая красотка, но ее кожа по-прежнему была молочно-нежной, как у ребенка, и являлась одним из главных ее достоинств. Грубый направленный свет, который использовали на киностудиях начала двадцатого века, безжалостно акцентировал все морщины, веснушки и поры, и большинство юных старлеток считались старыми уже к двадцати двум годам. Юность ценилась высоко, и у Таллулы в запасе имелось еще много лет.

Впервые увидев себя на экране, она чуть не запрыгала от восторга. Съемки принесли ей неподдельное удовольствие, и она утверждала, что получать деньги за такую радость «ужасно». Уилл был недоволен, узнав, что она в сердцах порвала свой первый чек на двадцать пять долларов. Она поставила себе цель заработать больше и как можно скорее, и в начале 1918 года просматривала все специализированные журналы и донимала всех, кого могла, чтобы те помогли ей найти работу. Ее упорство впечатлило Бэнкхедов; они привлекли всех своих нью-йоркских знакомых, включая делового партнера и друга Джеймса Джулиана, у которого имелись контакты в киноиндустрии. «Моя дражайшая Таллула, – с гордостью и, вероятно, удивлением писал Уилл, – ты очень рьяно взялась за дело; я в тебе не сомневаюсь и всячески тебя поддерживаю».

Но теперь, когда за ней не стоял журнал, бесконечные прослушивания казались Таллуле унылой пыткой. Ей приходилось ждать в очереди с десятками девушек, терпеть пристальные взгляды, изучавшие ее, как лошадь на аукционе. Она также переживала, что семья лишит ее финансовой поддержки, если она скоро не устроится на оплачиваемую работу: ее дед Джон Бэнкхед ей помогал, но его ресурсы были не безграничны.

Три месяца прошли в тревоге, и наконец Таллуле дали следующую роль – эпизод в театральной комедии «Голубиная ферма». В пьесе по сценарию Фредерика и Фэнни Хаттон высмеивалась новая культура старлеток, и по иронии именно в ходе репетиций этой пьесы Таллула впервые узнала, какой жестокой бывает конкуренция в актерском деле. В пьесе играли еще несколько молодых актрис, у всех было больше опыта, чем у Таллулы, и они совсем не привечали жизнерадостную богачку. На репетициях они почти с ней не разговаривали и совсем не помогали; Таллуле казалось, что она вернулась в монастырь, где она чувствовала себя презираемой и ненужной. Когда она нарушила золотое правило театра и засвистела в гардеробной, другие девушки так накинулись на нее, что она закрылась в гримерке и долго плакала.

Ее несчастья не закончились, когда в марте состоялась премьера и ее фотографию опубликовали в «Сандей Морнинг Телеграф». В заметке ее нахваливали как главную звезду постановки. Кто-то из Бэнкхедов потянул за ниточки и добился публикации статьи, и, хотя Таллула уверяла коллег, что это «ерунда», те объявили ей бойкот. Они отыграли сорок пять спектаклей, и для Таллулы это был кошмар: критики низко оценили пьесу, актеры приуныли, а она «еще никогда не чувствовала себя так одиноко».

Но постепенно ее карьера пошла в гору. За «Голубиной фермой» последовали две небольшие роли в кино и несколько важных упоминаний в прессе. Одна лишь строчка в «Трибьюн», где ее расхваливали как новую актрису редкого ума и красоты, вызвала в семействе небывалое ликование. Таллула перечитывала ее и торжествовала. У нее появились друзья и контакты в киноиндустрии, а это было очень важно. В начале 1918 года Ола решила уехать из Нью-Йорка, а Луиза – снизить расходы на проживание и перебраться в отель. Она слышала, что