Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

Я не скучаю по ней. Это всего лишь ломка. То, что легко вылечить хорошей встряской. С другой. С любой.

Я хочу объяснить ему это, но он лишь выгибает бровь и усмехается своей «Ну да, конечно, рассказывай» ухмылкой старшего брата, чем нереально бесит.

Я сжимаю губы, и он опять тихонько хихикает. В этот момент отец начинает говорить.

Последнее время дует пронизывающий ветер. Днём он режет кожу, ночью бьёт в окна, не давая заснуть, свистит в кошмарах. Деревья падают, крыши слетают, случаются несчастные случаи, а по улицам находят замёрзших птиц.

Можно было бы решить, что это обычная зима для юга Пенсильвании, но что-то в этом холоде неправильное. Что-то тяжёлое нависло над городом, тёмное, злое. Оно шепчет в ухо, что смерть была бы проще, чем пережить ещё один день. Два человека уже покончили с собой.

Я думал, что это только у меня крыша едет, но моя семья тоже чувствует что-то неладное.

— Анзу, — говорит отец.

— Демон ветра, — мгновенно откликается Доме, этот чёртов зубрила. Чешет подбородок. — Сложный клиент.

Отец кивает.

— И это мы ещё не ощутили его силу по-настоящему. Он идёт сюда, привлечённый той темнотой, что поселилась в этом месте.

— Он питается подавленной яростью, болью разбитых сердец.

Я закатываю глаза, пока отец согласно кивает на этот напыщенный «Я выучил конспекты, но всё равно не стану любимым сыном» монолог Доме.

Я проще мыслю.

Достаю полуавтоматический нож, раскрываю и втыкаю в стол.

— И как его убить?

— Эй. — Доме останавливает меня, когда собрание заканчивается. — Я просто хотел сказать, что если вдруг захочешь выговориться…

Я фыркаю. Да когда же он отстанет? Со мной всё нормально. Одна девчонка ушла — другая придёт. Их, слава богу, ещё много осталось, грех зацикливаться.

— Нет.

— … или можем сходить куда-нибудь, потусить…

Вот это уже звучит лучше. Я поворачиваюсь к нему с улыбкой.

— Теперь мне нравится, что ты говоришь.

Доме смеётся.

— Не сомневался, брат.

— Вечер по-братски, — объявляю я и протягиваю кулак. Мы делаем наш старый школьный ритуал рукопожатия.

Разумеется, мы оказываемся в том же пабе, что и всегда. Где я её поцеловал, где её кожа горела, где я бесился от ревности, увидев её не одну, и где в итоге мы закончили танцами. Потому что в этой чертовой дыре больше просто некуда податься.

Когда вхожу и не нахожу её, вздыхаю с облегчением. Но в то же время чувствую, как кислый комок скручивает желудок.

И всю ночь ничего не могу с собой поделать — каждый раз, когда открывается дверь, поднимаю голову. Потом тут же опускаю её, как побитая собака. Не она. И это одновременно хорошо и плохо.

Если брат что-то замечает, он не подает вида. Я всегда подозревал, что он понимает гораздо больше, чем говорит.

— О, Вепа! — удивленно окликаю Мариам, когда она проходит мимо с подносом. Забыл, что она тут работает.

— Привет, — кивает она, возвращаясь после того, как разносит напитки.

— Это мой брат, — представляю я.

— Мариам. Рада познакомиться. — Она протягивает ему руку. Если разница в цвете кожи её удивляет, она этого никак не показывает.

— Взаимно, — отвечает Доме.

И… после пары секунд неловких улыбок она решает закончить разговор:

— Ну… — и, особо не прощаясь, уходит работать дальше.

— Слушай, — трогаю её за руку, — когда закончишь, если хочешь, подходи к нам.

Она смотрит на меня оценивающе, прежде чем ответить:

— Твоя кузина тоже будет?

Говорит негромко, и я уверен, что из-за музыки Доме не слышит.

Я качаю головой.

— Нет. Точно нет.

Её выражение лица смягчается, и она улыбается.

— Ладно. Тогда увидимся позже. — И подмигивает.

— Отлично.

Я тоже улыбаюсь, но, видимо, недостаточно искренне, потому что, когда ловлю взгляд брата, понимаю, что он меня насквозь читает.

— Ставлю на то, что это не она, — произносит он между делом, отпивая из бутылки.

Я сжимаю губы и делаю вид, что не слышал.

«Но могла бы быть», — отвечаю себе мысленно.

Должна быть.

Потому что с ней легко. Потому что она не пылает в моих руках. Потому что она не ставит под угрозу мою преданность и мой рассудок.

Она держит слово и, когда заканчивает смену, присоединяется к нам. Смеется с моим братом, разговор идёт легко, и мы от души веселимся, подначивая друг друга за дартсом.

Вечер проходит спокойно: наши родители отпустили нас без вопросов, ведь наш демон с ледяными пальцами пока не объявился. Нет клыков, нет рисков, нет предательства себя.

Доме решает, что пора домой.

— Ну… — бросаю взгляд на Мариам, которая делает вид, что не вмешивается, но явно ждет моего решения. — Я ещё немного останусь.

Брат кивает и пожимает мне руку на прощание, но при этом притягивает ближе и говорит прямо в ухо:

— Ты же знаешь, что клин клином не выбивают, да?

Я отворачиваюсь. Ненавижу, когда он заставляет меня чувствовать себя дураком.

— Это единственный способ, который мне известен.

Он улыбается с каким-то странным терпением и хлопает меня по плечу.

— Ну, удачи с этим.

Затем он кивает Мариам в знак прощания и оставляет нас одних.

Клин клином не выбивают.

Но сегодня ночью улыбка Мариам и тепло её тела помогают мне убедить себя, что мне этого хватает.

Глава 37. Ураган

Две ночи спустя мы стоим на кладбище, сражаясь с бешеным ледяным вихрем, матерящимся на всю округу.

Честно говоря, с этим анзу мы явно заигрались.

Мы знали, что он явится, и отец подготовил всё, чтобы попытаться сгустить его энергию, заставить его сделаться более телесным с помощью призывных ритуалов, потому что… ну, драться с ветром — удовольствие ниже среднего.

Мама, хоть и морщила нос, а скорее всего, еще долго будет ему это припоминать, всё же позволила отцу пойти договариваться с Дьяволицей. Я наблюдал за ними издалека, стиснув челюсти. Он просил её забрать гуля на эту ночь, чтобы мы могли использовать кладбище как поле битвы, щедро усыпанное защитными символами и пентаграммами, без посторонних злых существ, мешающих делу.

Она согласилась, и ни её, ни гуля нигде не видно. Похоже, наш демон её совершенно не интересует. После короткого разговора с отцом она лишь бросила на нас взгляд, отвернулась и ушла. Мы ей тоже не особо нужны.

И вот мы тут. Вся семейка Мюррей-Веласкес в сборе. Плюс Постре. Сражаемся с ледяными лезвиями, мчащимися на всех скоростях, и хлещущими нас ледяными потоками. Кажется, я видел в этом урагане пару глаз — ледяных, синих, беспощадных. Недосягаемых.

Нечему всадить оружие по самую рукоять. Не за что схватить. Нечего ранить или рассечь. Укутанный с головы до ног, я всё равно ощущаю, как воюю просто с воздухом, который пробирается под кожу, вырывает дыхание, а с ним — и всю волю к жизни.

Это не просто бесит. Это нечестно.

А, да, ещё у этой сволочи есть зубы. Осколки ледяных клыков вырастают, полосуют кожу — и исчезают.

Ну, не гад ли?

Неуязвимый. Неубиваемый.

Не знаю, в какой момент мы это осознаем. Кажется, все одновременно. Нам его не одолеть. Это выше наших сил.

Наши удары теряют ярость. Взгляды обмениваются поражением. Страхом.

Мы сами шагнули в пасть демона — и теперь он нас сожрёт.

И мы это знаем. Мы проиграем, но сделаем это вместе. Бежать — не вариант. Я, Доме и мама поняли это сразу.

Отец — нет.

Наверное, считает, что это его ответственность. Наверное, я бы сделал то же самое на его месте, если бы нашёл своего Френка, если бы у меня была жена и дети.