Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

— Но… — колеблется она.

— Ты ведь можешь укусить меня, не причинив вреда, да? Всего чуть-чуть. Я же не превращусь.

Мы оба знаем, как это работает: чтобы стать таким, как она, мне пришлось бы выпить её крови… и умереть. Но она всё равно качает головой.

— Иди сюда.

Я притягиваю её ближе, целую, запуская пальцы в её волосы, двигаюсь, чтобы снова подарить ей удовольствие. Её губы отвечают мне, наши рты растворяются друг в друге.

— Колетт… — стону я на ее губах.

Она заглядывает мне в глаза. Там сомнение.

Я трусь кончиком носа о её нос, а потом киваю.

— Сделай это.

Глава 35. Последствия

Клыки!

Я распахиваю глаза в испуге. Рядом со мной мгновенно настораживается Постре. Мы в моей постели, и в комнату уже щедро льётся солнечный свет.

В голове туман, будто я вчера напился. Но я давно усвоил, что охотнику нельзя позволять себе такие глупости. Вчера я был пьян… ею.

О, чёрт.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Я резко вскакиваю, но тут же хватаюсь за стену, чтобы переждать головокружение. Когда оно проходит, подхожу к зеркалу и осматриваю шею.

Твою ж…

Они там.

Воспоминание, которое разбудило меня.

«Сделай это».

Она снова целует меня, нежно, с благоговением, прежде чем опуститься к линии моей челюсти. Я вскрикиваю, когда чувствую укол в шею. Её пальцы крепко держат меня, и когда её лицо вновь появляется перед моими глазами, в нём читается блаженство.

А на её губах моя кровь.

Расширенные, потемневшие зрачки.

Я провожу пальцем по её губам, и она улыбается, затем целует мои пальцы, ведёт их к своей груди и прижимает к себе, когда снова впивается в меня зубами, не прекращая двигаться сверху. И кончает с моей кровью во рту.

После этого я чувствовал себя разбитым. Мы просто лежали в обнимку на заднем сиденье машины, глядя на звёзды. Потом попрощались долгими поцелуями, которые никак не могли закончиться. Она отвезла нас с Джипито почти до самого дома, а дальше я уже сам докатился до гаража и постели.

Я опускаю лоб на холодное стекло зеркала. Вдох — и отражение размывается из-за моего дыхания.

Ну, хоть оно у меня ещё есть.

Какого чёрта я натворил?

Потому что среди крыльев архангела Михаила, охватывающих моё горло, среди татуировки святого воина, охотника, нашего проводника, виднеются два полузаживших следа. Метка предательства. То, что не укроется от глаз ни одного охотника. Метка вампира.

То, что я позволил сделать.

Я смотрю на Постре, терпеливо ждущую у меня за спиной. Она — единственная свидетельница моего позора. Вздыхаю и признаюсь ей:

— Это просто какая-то жопа.

Доме ржёт с моих шарфов, когда я выхожу из дома. Я бурчу что-то о простуде и о том, что при такой погоде ничего удивительного, при этом нарочито громко шмыгаю носом.

— Ага, если бы ты не разгуливал с голой жопой наперевес… — ухмыляется мой брат, закрывая за мной дверь.

Отец предлагает заварить мне один из своих чудодейственных травяных отваров.

Хорошо, что я не столкнулся с мамой. Клянусь, она чуяла мои страхи, будто я носил их на лбу, написанными крупными буквами.

Я завожу машину и уезжаю так быстро, как только могу. В следующий момент понимаю, что уже стою перед зданием.

Охранник меня терпеть не может. Это не мешает ему криво ухмыльнуться, открывая дверь.

— Прокурор сказал, что ты можешь пройти, — бурчит он, глядя на Постре, словно не решая, кто из нас вызывает у него больше раздражения.

Я моргаю. Даже не заметил, что она идёт за мной. Я на автопилоте. Не думаю. Не чувствую. Просто хочу покончить с этим.

Киваю и спешу внутрь.

Прежде чем осознать, я уже стою перед её кабинетом, откуда выходит светловолосая приветливая женщина с кипой бумаг.

— О, — улыбается она мне и, оставляя дверь приоткрытой, приглашает войти.

Подмигивает, проходя мимо, и по-дружески треплет Постре за уши. В другое время я бы улыбнулся в ответ, но не сейчас. Моё лицо застыло, эмоции замёрзли. Осталось только идти вперёд, вперёд.

— Эй, — Колетт удивлённо вскидывает глаза, когда замечает меня. Её лицо светлеет. Она подходит ближе и целует меня в губы. — И кого же ты привёл с собой?

Она приседает, гладит Постре за ушами, та радостно виляет хвостом.

Её улыбка озаряет лицо, делает его ещё прекраснее. Если она и так красива, то, когда улыбается… для этого состояния нужно придумать новую градацию красоты. Мысль бьёт меня по голове.

— Что-то случилось? — Её радость сменяется тревогой, когда она замечает, что я лишь натянуто кривлю губы.

«Да, Колетт. Конечно, случилось. Всё случилось».

Наверное, всё началось, когда я перестал видеть в ней Дьяволицу и начал видеть Колетт. Именно тогда баланс, который мы так тщательно берегли, рухнул.

— Вчера ты меня укусила. — Это не вопрос.

Она опускает взгляд, смущённая. Затем снова ищет мои глаза, словно цепляясь за них.

— Ты…

Ты сам попросил.

Ты сам разрешил.

Я не даю ей сказать этого. Режу слова напополам:

— Я знаю.

Я не хочу слышать. Я и так всё знаю. В этом-то и проблема.

— Я… — Она делает шаг ко мне. На её лице раскаяние, готовая сорваться с губ извинительная фраза.

Тянется ко мне рукой. Я отстраняюсь. Отвожу взгляд. Отступаю назад.

Я не могу её слушать. Не могу позволить ей прикоснуться.

Остаётся сказать лишь то, ради чего я пришёл. Единственное, что имеет значение.

Теперь я смотрю ей прямо в глаза. Жёстко, непреклонно:

— Не приближайся ко мне больше.

Она застывает, губы приоткрыты, взгляд полон боли. Потом опускает веки и, сжав губы, молча принимает мои слова. Когда снова поднимает глаза, её лицо уже безучастное, с насмешливой, напряжённой улыбкой.

— Разумеется, охотник.

Несколько долгих секунд мы смотрим друг на друга, словно в поединке. Сжимаю челюсти, сглатываю.

— Отлично.

И ухожу, засунув руки в карманы, с разорванной в клочья грудью.

Хуже всего, что это не должно было причинять боль.

Глава 36. Братья и колья

— Она тебя бросила?

Молчание.

Доме щёлкает пальцами у меня перед носом, выдёргивая из оцепенения.

— А?

Я моргаю, пытаясь вспомнить, что он только что сказал, и брат фыркает от смеха.

— Девчонка, с которой ты зависал. Она тебя бросила?

— А. — Я пожимаю плечами, мрачнея. Родители велели нам собраться в гостиной, и теперь мы ждём, когда они появятся. — Нет.

Он снова смеётся.

— Да ну? А ведёшь себя как потерянный. Неделю ходишь мрачнее тучи, ровно столько же не уходил в загул.

Я моргаю.

— Всего неделя прошла?

Брат смеётся в третий раз.

— Ну вот, сам признался, что был по уши втрескан.

Я лениво шлёпаю его по плечу.

— Да ни хрена.

Он ржёт ещё сильнее.

— Спокойнее, братишка. Ты всего-то двадцать восемь лет искал своё сердечко. Не такая уж трагедия.

Мама входит в комнату, и мы мгновенно затихаем, выпрямившись как паиньки. Братские секреты. Она прищуривается, изучая наши честные, ни в чём не повинные лица. Хотя мы, конечно, виноваты. И не раз.

Но разбирать это она не хочет — лишь молча усаживается в кресло.

— Мне нравилось видеть тебя счастливым, братишка, — тихо шепчет Доме, наклоняясь ко мне. Отец как раз проходит и садится, между нами, прерывая обзор матери. Доме сжимает мою коленку с понимающей ухмылкой.

— Я не…

Я не был счастлив.

Не больше, чем обычно.

Не из-за неё.

Это был просто секс. Жёсткий, опасный — поэтому так и зацепил.