Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция - Виктор Михайлович Холодковский

выводу, что «красные не думали ни о какой социальной революции», ибо этот проект «ничего не говорит о национализации средств производства». В. Таннер характеризовал проект как «австро-марксистский». В. Хютёнен отмечал, что согласно конституции сейм предполагалось оставить почти без изменений. Седерьельм не отрицал, что «проект, несомненно, демократичен». Это важное признание контрреволюционного автора опровергает клевету буржуазной пропаганды, будто революционеры были противниками демократии и хотели установить власть меньшинства. Отмечая последовательно проведенный в конституции принцип контроля народа над властью, Седерьельм писал: «С психологической точки зрения он (проект конституции. — В. X.) представляет собой возведенное в систему недоверие. Исходят из предположения, что всякий, кто обладает властью, стремится только к тому, чтобы ею злоупотреблять, поэтому он должен находиться под эффективным контролем «народа»». Именно этот ненавистный реакции принцип демократического контроля над облеченными властью и является крупнейшим достоинством проекта конституции, делая его гораздо более демократичным, чем конституция любого буржуазного государства.

Обстановка ожесточенной классовой борьбы заставила рабочее правительство действовать более революционно, чем предусматривали его программные документы. Столкнувшись с саботажем чиновников на железных дорогах, в банках и в других учреждениях, с саботажем предпринимателей и нанятого ими технического персонала, революционная власть приняла меры, которые диктовались необходимостью и здравым смыслом: она устранила старый буржуазный аппарат и заменила его аппаратом, созданным из рабочих. Буржуазные газеты уже в первую неделю революции (2 февраля) были «пока» закрыты, буржуазные организации распущены, буржуазия была фактически лишена политических прав. Таким образом, сама логика борьбы привела к тому, что финляндские революционеры, не говорившие ни слова в своих программных документах о диктатуре пролетариата, на практике все-таки осуществляли диктатуру пролетариата, хотя и недостаточно твердую и последовательную.

ЦК КПФ в обращении «40 лет рабочей революции в Финляндии» отмечал: «Рабочая революция в Финляндии по своему характеру была социалистической, хотя у революционного правительства в начале борьбы и не было ясной социалистической программы». В 1963 г. председатель компартии Финляндии А. Аалтонен на митинге в Або, посвященном 45-й годовщине финляндской революции, отметил, что «созданная финляндской революцией форма власти представляла собой действительно народную власть. Ее основу составляли избранные организованными рабочими представительства рабочих организаций. Эта форма власти имела значительные отличия от установившейся в России. Ленин говорил о ней, что это новая, пролетарская форма... Финляндская рабочая революция, несмотря на некоторые свои слабости, по своему основному характеру была социалистической».

* * *

Революционная Финляндия осуществляла и внешние сношения: обращалась к международному пролетариату, вступала в определенные отношения с другими странами, революционными и буржуазными. Сразу же после взятия власти рабочий класс Финляндии направил братские приветствия трудящимся тех двух стран, где уже существовали советские правительства — России и Эстонии. В обстановке капиталистического окружения три революционные республики были связаны горячими классовыми симпатиями, общностью целей и сознанием необходимости взаимной поддержки. Каждая из них готова была оказывать бескорыстную посильную помощь другой, но возможностей для этого у всех было мало. (О дружественных отношениях между революционной Финляндией и Советской Россией будет сказано ниже.) Советское правительство Эстонии прислало революционному правительству Финляндии следующее приветствие: «Рабочие Эстонии, свергнувшие в декабре буржуазную власть, протягивают вам с другой стороны залива товарищескую руку. Да здравствует рабочая диктатура! Да здравствует международная рабочая советская власть!». Эстонские товарищи, которые сами вели борьбу не на жизнь, а на смерть с силами контрреволюции, все же снарядили в помощь финским революционерам военное судно; однако оно было захвачено белофиннами. Позже, когда 23 февраля белоэстонцы взяли Таллин и Эстонская Коммуна пала, часть эстонских революционеров прибыла на судах в Финляндию. Здесь они сразу же заявили: «Мы собираемся вступить в вашу Красную гвардию, чтобы бороться против буржуазии вашей страны». В Финляндии уже и до этого был создан из проживавших там эстонских рабочих эстонский красногвардейский отряд численностью около 200 человек, с начала революции вошедший в финскую Красную гвардию. Его руководители Э. Тейтер, Р. Кийман, Трийп и Хаузен являлись советниками при ее штабе. Эстонцы проявили большое мужество в борьбе против германских интервентов [31].

Комитет социал-демократической партии Финляндии обратился через Международную социалистическую комиссию в Стокгольме к пролетариату всех стран. Сообщая о совершившейся в Финляндии революции и о программе революционного правительства, социал-демократическое руководство ставило вопрос о том, что имело теперь жизненное значение для судьбы финляндской революции — о практических действиях международного пролетариата в ее защиту.

«Имущие классы Финляндии, — говорилось в обращении, — апеллируют тоже к международной солидарности эксплуататорских классов и стараются получить помощь от некоторых иностранных правительств. Финляндский пролетариат надеется, что ни в одной стране классово сознательный пролетариат не окажет военной помощи финской буржуазии против финского рабочего класса. Мы надеемся также на то, что товарищи из тех стран, которые имеют экономические связи с Финляндией, сделают все от них зависящее, чтобы помешать уморить голодом финских рабочих».

В обращении опровергались распространяемые буржуазией слухи о том, будто в революционной Финляндии царит хаос и анархия: «Мы доводим до вашего сведения, что в стране царит революционный порядок, который поддерживается Красной гвардией, и что порядок нарушается только провокациями буржуазной контрреволюции. Революционные рабочие уважают права иностранцев, и только мятежи буржуазии против правительства рабочих вызывают нарушение порядка» [32].

В заключительной части воззвания говорилось: «Подобно тому, как эксплуатация и угнетение являются интернациональным, и борьба против них должна носить интернациональный характер. Кровь финских и русских революционеров льется теперь в общей борьбе против угнетателей. Мировая война увеличила предпосылки для интернационального действия, так как это действие стало необходимостью. Из страны в страну распространяется революционное движение рабочего класса. Когда оно разовьется во всеобщую международную революцию?

Рабочие! Мужчины и женщины! Вы, которые организовались на принципе классовой борьбы, чтобы свергнуть капитализм, прислушайтесь к голосу русского пролетариата, который зовет вас к борьбе. Поднимайтесь против власти господствующих классов, против этой роковой ужасной силы, которая именно при помощи своей системы эксплуатации и угнетения ввергла человечество в нищету и ужасы мировой войны. Кончайте войну, свергайте капиталистические правительства, принимайте участие в руководстве обществом на благо рабочего класса и всего человечества! Особенно обращаем мы, рабочие маленькой страны, наш боевой призыв к вам, рабочие крупных капиталистических стран; спасите человечество от гибели! Дело идет о благе растущих поколений! Борьба рабочих масс должна распространяться от страны к стране.

Да здравствует международная социалистическая революция!».

Призыв этот звучал в то время отнюдь не утопией. Положение рабочих воюющих европейских стран, особенно центральных держав, было вряд ли лучше, чем положение финских рабочих, и не было сомнения, что революция зреет и там. Уже кое-где замечались признаки приближения ее вулканической деятельности. Ведь