Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция - Виктор Михайлович Холодковский

очернение революции. Одним из приемов была клевета на ее руководителей. Их изображали изменниками, агентами большевиков. В отношении некоторых из них выдвигались столь же нелепые дополнительные обвинения. Примером служит следующее сообщение норвежской газеты «Дагбладет»: «Не следует, однако, удивляться тому, что красные поступают так бессердечно и бесчеловечно. Ведь перед ними пример их главнокомандующего, «генерала» Токоя. Пять лет назад он был приговорен к пожизненному заключению за убийство своего брата. Он отсидел три с половиной года и был освобожден революцией». Токой не совершал убийства, не сидел в тюрьме; до Февральской революции он был не только депутатом сейма, но в 1913 г. и председателем его, а в 1917 г. являлся вице-председателем сената; во время революции он был вовсе не военным, а ведал продовольствием. Ю. Сирола в «Хувудстадсбладет» был назван «агентом Антанты» (?), и т. п. Но эти поклепы были тогда пущены в ход в пылу ожесточенной борьбы. Удивление вызывает современный американский историк К. Дж. Смит, который по прошествии десятилетий смог написать следующее: «В начале революции подвалы Финляндского банка были взломаны — операция, выполнение которой облегчалось благодаря тому, что министр финансов Эдв. Гюллинг в прошлом был вором-взломщиком». Эдвард Гюллинг был известным и уважаемым в Финляндии человеком: в 1908 — 1909, 1911 — 1914 и 1917 — начале 1918 г. он — депутат сейма, причем в 1917 г. был председателем бюджетной комиссии сейма. С 1910 г. он — доцент Гельсингфорсского университета. В социал-демократической партии он считался специалистом-аграрником и являлся автором научных трудов и партийных документов. Так что если в связи с замечанием Смита и возникают сомнения в чьей-то порядочности, то во всяком случае не в порядочности Гюллинга.

Моральный облик руководителей финляндской революции, их скромность и отсутствие у них корыстных интересов достаточно характеризует такой факт. Главный Рабочий Совет установил членам Совета Народных Уполномоченных зарплату в размере 1500 марок в месяц и добавку на дороговизну в сумме 500 марок. СНУ, рассмотрев этот вопрос на своем заседании 23 февраля, предложил Главному Рабочему Совету снизить зарплату членам СНУ до 1200 марок, а добавку платить на жену, если она нигде не работает, 100 марок и на каждого члена семьи моложе 16 лет — 25 марок; если жена работает, добавка на нее не выплачивается. Тем самым зарплата члена правительства приравнивалась к зарплате красногвардейца-артиллериста. В случае болезни или смерти члена правительства предлагалось выплачивать его семье такое же пособие или пенсию, как и семье погибшего красногвардейца. 25 февраля Главный Рабочий Совет утвердил это предложение. Члены какого буржуазного правительства поступили когда-либо подобном образом?!

Другим приемом дискредитации финляндской революции было изображение ее в буржуазной пропаганде и историографии как разгула дикой стихии жестокости и убийства. В действительности финляндские революционеры были воодушевлены идеалами гуманности и справедливости. Предупреждение о недопустимости жестокости было непременной частью чуть не каждого революционного воззвания. Гуманизм руководителей революции особенно ярко проявился в том, что в первые же дни своего существования Совет Народных Уполномоченных издал закон об отмене смертной казни. «Грубая жестокость не должна запятнать наш высокий идеал, — говорилось k мотивировочной части этого закона. — ...Социал-демократически мыслящий пролетариат везде возвышал свой голос против смертной казни, он всегда заявлял, что смертная казнь есть нетерпимая жестокость и преступление против жизни». Сам закон был сформулирован поразительно кратко:

«§ 1. Смертная казнь отныне не применяется.

§ 2. Вместо смертной казни суды применяют лишение свободы».

Сотни томов буржуазной литературы, фальсифицирующей историю революции и гражданской войны в Финляндии, не смогут заставить человечество забыть об этих неизменно замалчиваемых буржуазными авторами лаконичных двух пунктах закона рабочего правительства. Взяв власть, пролетариат не только не собирался использовать ее для мести своим классовом врагам, принесшим ему столько горя, но выразил отвращение ко всякой жестокости. Можно упрекать революционное, правительство в наивности, идеализме, непонимании необходимости в известных условиях и террора для обеспечения победы нового общественного строя, но в одном ему нельзя отказать: в человечное, в намерении покончить с жестокостью, которой так богата история господства эксплуататорских классов.

Революционные власти сделали поистине все, что было в их силах, чтобы не допустить на контролируемой ими территории актов мести, жестокости, грабежей и т. п.

Прежде всего они апеллировали к сознательности трудящихся, публикуя обращения и статьи, в которых призывали рабочих не только самим не становиться на путь мести и анархических действий, но и пресекать подобные действия преступных элементов, так как такие действия наносят огромный ущерб революции.

2 февраля революционное правительство в обращении к трудящимся подчеркивало, что, хотя жестокости белых и возбуждают ненависть и желание мести, от мести нужно удерживаться. «Если мы в этом случае будем платить той же монетой, то мы запятнаем высокие идеалы рабочего класса и повредим самой революции». В доказательство правильности такой позиции Совет Народных Уполномоченных ссылался на пример большевиков. «Когда недавно в Петрограде стало известно о двух случаях такого самосуда, виновниками которого оказались солдаты и красногвардейцы, то революционные! власти расценили эти действия как тягчайшее преступление и против виновных были приняты строжайшие меры наказания».

2 февраля, в тот же день, когда Совет Народных Уполномоченных объявил Красную гвардию государственной вооруженной организацией, призванной охранять завоевания революции, главное командование Красной гвардии обратилось к красногвардейцам и всем рабочим с воззванием. Враги революции, говорилось в этом воззвании, пытаются всячески дискредитировать революцию. Они организуют провокации и тайными выстрелами из-за угла заставляют рабочих прибегать к насильственным действиям. «Товарищи! Рабочие! - говорилось в воззвании. — Будьте бдительны, пусть такие провокации не выводят вас из равновесия! Наш чистый боевой щит должен оставаться незапятнанным, в нашей борьбе мы должны постоянно помнить о том, чтобы, несмотря на все провокации, сохранить величие и благородство нашего знамени, как того требует наш идеал. Лишь так сможем мы отбить последнею попытку врагов. Поэтому, товарищи, необходимо соблюдать железную дисциплину! Нужно следить за тем, чтобы никто из нас не позволил совлечь себя с пути и увлечь на действия, Которые могли бы опозорить нашу великую борьбу». Дальше предписывалось следующее:

«1. По отношению к невооруженным военнопленным строго воспрещается всякое применение насилия.

2. Все преступники за преступления, совершенные во время революции, должны передаваться военным судам рабочего класса. Это относится и к взятым в плен врагам; плохое обращение и несправедливость по отношению к ним не допустимы. К этому обязывает нас честь революционного народа. Создаваемые теперь же военные суды расследуют и разбирают также все преступления контрреволюционеров; самовольная месть со стороны отдельных красногвардейцев строго воспрещается».

Совет социал-демократической партии в постановлении от 4 февраля указывал на