Три гроба - Джон Диксон Карр

Доктор Фелл, который сидел в своем кресле, ссутулившись настолько, насколько позволял ему внушительный вес, взъерошил волосы.

– Да, но я не думаю, что стоит ограничиваться только одним концом улицы. По-моему, лучше прошерстить все дома. Смотрите: вдруг, когда во Флея выстрелили, он от кого-то убегал?

– Убегал в сторону тупика?

– Что-то здесь не так! Нет, здесь все не так! – прорычал доктор, выпрямляясь. – И не только потому, что я не вижу в произошедшем и намека на здравый смысл, честно вам в последнем признаюсь. Но еще и потому, что простота сводит меня с ума. Это уже не фокус-покус в комнате с четырьмя стенами. Это целая улица. Человек идет вдоль нее по снегу. Вскрик, несколько слов, бум! Свидетели оборачиваются, убийца исчез без следа. Куда он пропал? Неужели пистолет пролетел по воздуху, словно кинутый нож, выстрелил в спину Флею и отлетел назад?

– Бред!

– Я знаю, что это бред. Но я все еще задаюсь вопросом. – Доктор Фелл наклонил голову так, что пенсне упало с носа, и потер веки. – Мы должны подумать, как это происшествие влияет на компанию с Рассел-сквер? В смысле, если они все официально под подозрением, можем ли мы кого-нибудь исключить? Даже если все, кого мы опросили в доме Гримо, врали нам, вряд ли они во время второго убийства разгуливали по Калиостро-стрит, кидаясь кольтами.

Лицо суперинтенданта буквально перекосило от распирающего его сарказма.

– Надо же, нам перепало еще немного удачи! И как я мог про это забыть! Если бы события на Калиостро-стрит развернулись немного позже или, может быть, даже немного раньше, тогда мы могли бы исключить одного-двух человек. Но нет! Флея застрелили ровно в десять двадцать пять. Другими словами, спустя пятнадцать минут после Гримо. Брат Анри действовал наверняка. Он точно просчитал, что мы будем делать: прибудем на место сразу, как получим предупреждение. Брат Анри (или кто-то еще) предвидел, что мы займемся обоими случаями. И проделал свой трюк с исчезновением.

– Или кто-то еще? – повторил доктор Фелл. – Мне интересен ход ваших мыслей. Почему «кто-то еще»?

– Вот в чем я пытаюсь разобраться: в злосчастных, никем не отмеченных пятнадцати минутах после совершения убийства Гримо. Я изучаю новые изгибы дела, Фелл. Если ты собираешься совершить несколько изощренных убийств, ты вряд ли совершишь одно, а потом будешь слоняться по округе, выжидая достаточно драматичный момент, чтобы совершить второе. Напади один раз и тут же нападай снова, пока наблюдатели еще не отошли от первого преступления, чтобы потом никто, ни полиция, ни свидетели, не мог вспомнить, что точно произошло в это время. А можем ли вспомнить мы?

Хэдли начал делать заметки на обрывке бумаги:

– Мы появились как раз в тот момент, когда Мэнган выпрыгнул из окна. После выстрела прошло не больше двух минут. Допустим, в десять часов двенадцать минут. Мы взбежали наверх, обнаружили, что дверь заперта, добыли щипцы и открыли дверь. Можно накинуть еще три минуты.

– Вы не думаете, что это слишком маленький промежуток времени? – вмешался Рэмпол. – Как мне показалось, мы довольно долго пытались сообразить, что к чему.

– Людям часто так кажется, – сказал Хэдли. – Более того, я сам так думал, пока не столкнулся с тем делом про поножовщину в Кайнестоне (помните, Фелл?). Тогда чертовски умный убийца построил свое алиби, опираясь на наблюдение, что свидетели всегда уверены, что прошло больше времени, чем на самом деле. А все потому, что мы думаем в минутах, а не в секундах. Попробуйте сами. Поставьте на стол часы, засеките время, закройте глаза и откройте их снова, когда вам покажется, что прошла ровно минута. Велика вероятность, что вы посмотрите на часы на тридцать секунд раньше! Нет, так и оставим тут три минуты. – Он нахмурился. – Мэнган позвонил в лечебницу, «скорая» приехала очень быстро. Вы обратили внимание на адрес этого заведения, Фелл?

– Нет. Оставляю все эти жалкие детали вам, – ответил Фелл с достоинством. – Кто-то обронил, что она находится прямо за углом. М-да.

– На Гилфорд-стрит, рядом с детской больницей, – поделился Хэдли. – Она фактически так плотно прилегает к Калиостро-стрит, что задние дворы должны примыкать друг к другу… Ну, скажем, «скорой» потребовалось пять минут, чтобы добраться до Рассел-сквер. На часах десять двадцать. До второго убийства остается пять минут, что насчет них? И не менее важных пяти, десяти или пятнадцати минут после него? Розетта Гримо одна поехала на «скорой» со своим отцом и какое-то время не возвращалась. Мэнган находился внизу один, делая звонки по моей просьбе, и не поднимался наверх, пока не вернулась Розетта. Я их обоих всерьез не рассматриваю, но упомянуть их все равно надо. Все это время никто не видел Дрэймана, и мы встретились с ним еще не скоро. Что касается Миллса и этой Дюмон… Хм… Что ж, я думаю, они вне подозрений. Миллс беседовал с нами большую часть этого времени в самом начале, и миссис Дюмон присоединилась к нам почти сразу. Этого достаточно, чтобы исключить их.

Доктор Фелл усмехнулся.

– Надо сказать, – произнес он задумчиво, – мы пришли к тем же выводам, что и раньше, ни больше ни меньше. Новый подход освобождает от подозрений тех же самых людей, в невиновности которых мы уже были уверены и словам которых мы вынуждены доверять, иначе в этой истории совсем не останется здравого смысла. Кстати, вы что-нибудь нашли ночью, обыскивая комнату Дрэймана? Что там с кровью?

– Кровь и вправду человеческая, однако в комнате Дрэймана не обнаружилось ничего, что объясняло бы ее появление или было бы как-то связано с преступлением. Да, там нашли несколько картонных масок. Но все они слишком вычурные: с бакенбардами и фальшивыми глазами, такие обычно нравятся детям. Совсем не похоже на незамысловатую розовую маску, которую нам описали. В его комнате хранится очень много реквизита для любительских детских представлений: несколько старых бенгальских огней, вертушки, даже кукольный театр.

– Пенни – простая, два пенни – раскрашенная. – Доктор Фелл зажмурился, ненадолго погрузившись в приятные воспоминания. – Славное, навеки ушедшее время детства. О! Великолепие театра кукол! В невинные дни моего детства, Хэдли, когда в ореоле славы из мест святых99 я шел (мои родители, кстати говоря, поспорили бы с этим утверждением)… Так вот, в детстве у меня был свой кукольный театр с шестнадцатью разными задниками. И на половине из этих задников, с удовольствием вам сообщаю, была изображена тюрьма. Мне интересно, почему юное воображение так тянется к узилищам? Вот почему?

– Да что с вами, черт подери? – Хэдли раздраженно взглянул на Фелла. –