Грёзы и чернила (СИ) - Моро Джинкс

И еще никто, кроме Саломеи, не утруждал себя выплеснуть ей горькую правду прямо в лицо. Только Верховная знала, как одной фразой вскрыть панцирь Майры и обнажить мягкую беззащитную сердцевину. А дальше можно делать все, что заблагорассудится.

— И что? Какое Пасифае до этого дело? Что нам делить?

Майра не сдержала нервный смешок. Неужели волшебница тревожилась за репутацию Орфея? Трудно было найти людей в Темной Столице, у кого было бы еще меньше общего, чем у нее и Пасифаи.

Чародейка, у которой силы столько, что одним дыханием она могла стереть и саму Майру, и любое упоминание о ней из чужих воспоминаний. И монстр, что глубокой ночью прячется на одиноких остановках или среди барельефов станций метро, подкарауливая очередную жертву.

Но если ведьма и разделяла ее веселье, то не полностью. Саломея приблизилась и наклонилась к ее уху, словно собиралась раскрыть страшный секрет.

— Пасифая — очень важный человек для Орфея. Кажется, у меня до сих пор где-то лежит приглашение на их несостоявшуюся свадьбу. Это должно было стать приемом века, столько высокопоставленных гостей!..

Майра забыла сделать вдох. Вот оно что — Пасифая невеста Орфея. Бывшая, но какое это имеет значение?

За спиной скрипнула дверь, и на пороге возникла Леда, с ног до головы припорошенная снегом, с огромным количеством бумажных пакетов в руках.

— Ну и погодка, — пробубнила она, стряхивая снежные хлопья со шляпы. — Лучше бы я сидела дома.

Но Майра ее едва слышала. Теперь вишня и можжевельник обретали смысл — именно так пахли сны Орфея, полные тоски по той, кто больше никогда не вернется.

***

— Ты никуда не пойдешь, — отрезала Саломея. — Ты не посмеешь! Леда!

Леда все запреты своей наставницы пропускала мимо ушей. Юркой молнией она металась между кладовыми — уходящий в темноту длинный ряд одинаковых дверей в дальней части лавки, — наполняя объемную сумку связками трав, кристаллами и склянками с разноцветными порошками. Майра смотрела и диву давалась — вечно полусонная и медлительная, теперь травница двигалась быстрее пули, словно ее подгоняла толпа невидимых духов.

Она что-то бормотала себе под нос, сверяясь с пухлой книгой учета, которую всегда лежала на рабочем столе. Пробегала пальцами по строчкам, шевелила губами и собирала в мешок все, на что падал глаз.

Сама Майра забилась в угол рядом с потухшим камином и старалась лишний раз не отсвечивать. Саломея недобро зыркала на них обеих и скрипела зубами. Поначалу она уговаривала Леду остаться ласковым голосом, словно любящая мать, потом перешла с торга к угрозам. Но и они не помогли.

Майра ждала, что травница возьмет наставницу за руку, как уже бывало, и вкрадчивым, нежным голосом уймет все ее тревоги: “я скоро вернусь”, “это не займет много времени”, “хочешь сделаю тебе яблочный чай с корицей?”.

Вместо этого она повернулась к Майре, которая под пристальным взглядом встала с кресла и выпрямилась, как на плацу.

— Проведешь меня внутрь? — спросила Леда, глядя как будто бы сквозь нее. Физически она еще присутствовала в лавке, но мыслями уже была там, где Лука сражался с болезнью.

В сумке, закинутой на плечо, звенело стекло и десяток рубиновых амулетов. К груди она прижимала горшок с цветком — мелкие багровые листья колыхались под несуществующим сквозняком

— Конечно, — немедленно ответила Майра и растерялась. Повезет ли? У нее был доступ в дом на Сливовой улице, но будут ли там рады Леде?

Она нашарила в кармане ключ-визитку, решив, что как-нибудь договорится с Орфеем и Бурбоном. С котом, впрочем, пойти на сделку будет даже проще — животные, особенно волшебные, с первой встречи влюблялись в травницу без памяти.

Но Саломея не собиралась сдаваться. Она ударила ладонью по столу, и серебристые искры брызнули во все стороны, заплясали на ее старомодном платье.

— Ты. Никуда. Не. Пойдешь.

Верховная ведьма выплевывала каждое слово, вколачивала их в воздух, и тот вибрировал, откликаясь на силу.

И впервые на памяти Майры, Леда дала ей отпор. Сжала горшок еще крепче, пачкая руки в бриллиантовой смоле, что закапала с листьев, упрямо вскинула голову.

— Я больше не ребенок, до моего Восхождения остались считанные дни. Позволь мне самой решать, что делать.

Саломея сдулась, будто напоминание о взрослении ученицы тонким острием пронзило ее решимость всеми силами защищать. На долю секунды Майра рассмотрела на ее грустном, обескураженном лице боль. Но та сгинула слишком быстро.

Наверное, стоило вмешаться, пока не стало слишком поздно. Саломея могла разозлиться по-настоящему, и тогда последствия станут необратимыми. Майра отлично помнила, как ведьма — много лет назад, еще до своего отъезда на запад, — расправилась с вором, что попытался стянуть из кассы горсть мелких монет.

Его обугленный силуэт на стене мозолил глаза до тех пор, как ведьма не решила, что хватит с воришки позора.

— Она со мной, — произнесла Майра тихо, чувствуя, как над головой сгущаются тучи. В их глубине рокотал гром и сверкали молнии, а астролябии, спрятанные теперь за сердитыми кучевыми облаками, истерически стрекотали, предсказывая бурю.

— Как будто ты сможешь ее защитить! Ты даже себя не в силах защитить! — в сердцах бросила Саломея в ответ, и бокал, стоявший на кофейном столике, разбился. Майра взглянула на осколки, игнорируя пульсирующую боль в груди. Дышать стало в разы тяжелее, воздух забивался в легкие и вяз там, как в мокрой вате.

Саломея частенько говорила обидные вещи, но еще никогда — таким тоном. Пренебрежительным и злым, предназначенным только для того, чтобы ужалить побольнее. У нее получилось, теперь Майра не могла избавиться от ощущения, что между пятым и шестым ребром застряло что-то острое и металлическое, как рыболовный крючок.

— Пойдем, — Леда нетерпеливо дернула застывшую Майру за руку. — Времени совсем не осталось.

Они вышли из магазина. Ноги увязали в снегу по щиколотку, дома вокруг лавки стали белыми и ажурными, как кружевная салфетка.

Майра дрожала, но не от холода. Дрожала и Леда — руки ходуном ходили, когда она перехватила горшок поудобнее и сделала глубокий вдох. Юная чародейка-травницы, отказавшись выполнять прихоти своей наставницы, была испугана до икоты, как будто едва успела увернуться от скоростного поезда.

— Ближе нее у меня никого нет, — произнеса Леда, глядя только себе под ноги. — Но если она захочет встать между мной и тем, чего я хочу больше всего, мне придется сделать выбор.

***

Дверь дома номер четыре была широко распахнута, когда они поднялись на крыльцо. На пороге сидел Бурбон, прикрыв золотые глаза, и шевелил ушами, прислушиваясь к шороху падающего в саду снега. За недолгое отсутствие Майры он будто бы стал еще больше, шкура отливала тусклым золотом.

Леда восхищенно охнула, опускаясь на колени рядом с котом, и безропотно позволила усатому негодяю инспектировать ее сумку. Бурбон залез в нее почти полностью и несколько минут увлеченно играл с пузырьками и сушеными травами, которые так соблазнительно шелестели, если поддеть их когтистой лапой.

— Так, хватит, — Майре хватило наглости вытащить его из мешка за шиворот, не получив при этом ни единой царапины. Бурбон возмущенно зашипел и начал демонстративно вылизываться. — Где Лука?

— В гостевой спальне, — ответил вместо Бурбона Орфей, выходя в холл из пустоты. Двигался он, как и его питомец, с ленивой грацией и совершенно бесшумно.

— По лестнице, третья дверь справа.

Леда кивнула, хватая мешок, и поспешила на второй этаж в сопровождении Бурбона. Кот в два прыжка добрался до верхней площадки и теперь возмущенно фыркал, мотая косматой головой, а Леда смеялась негромко, точно понимала по-кошачьи.

— Ему не стало лучше. Уже начинал думать, что придется вызывать матушку, — Орфей скривился, возвращаясь на кухню. Майра последовала за ним.

Она ведь не ослышалась? Мать? Орфей за недолгий срок знакомства и сам не упоминал о семье, и не спрашивал о личном, поэтому внезапное осознание, что у Орфея, как у всякого человеческого существа, есть родители, немного приземляло.