Забытый язык - Эрих Зелигманн Фромм

и подчиняться; он, а не ребенок в нем, или «бессознательное», или какое бы название ни дать предположительно существующей в нем личности, которая не он. Прошлое имеет значение – помимо представляемого им исторического интереса – только постольку, поскольку оно все еще присутствует, и именно это проявляется в комплексе отношений нашего пациента к авторитету.

Если мы не можем сказать, что это не пациент, а ребенок в нем желает дружеских отношений с Гитлером, не становится ли сновидение веским свидетельством против видящего сон? Не говорит ли нам сон, несмотря на все утверждения обратного, что пациент «глубоко внутри» нацист и только «на поверхности» считает себя врагом Гитлера?

Такой взгляд не учитывает важного для интерпретации сновидения фактора – количественного элемента. Сны подобны микроскопу, с помощью которого мы рассматриваем скрытые процессы в нашей душе. Сравнительно небольшая тенденция в общей текстуре желаний и страхов может быть показана сновидением как имеющая такую же значимость, как и другая, обладающая в психической системе человека гораздо бо́льшим весом. Относительно небольшое недовольство другим человеком, например, может вызвать сновидение, в котором обидчик заболевает и таким образом не может нас раздражать; однако это не означает, что мы настолько сильно на него рассержены, что «на самом деле» желали бы ему болезни. Сон дает нам ключ к качеству скрытого желания, но не к его количеству; он позволяет провести качественный, а не количественный анализ. Чтобы количественно оценить тенденцию, качественно показанную сновидением, следует принять во внимание другие аспекты: повторение этой или сходной темы в других сновидениях, ассоциации сновидца, его поведение в реальной жизни или кое-что еще – например, сопротивление анализу такой тенденции; все это может помочь лучше увидеть интенсивность желаний и страхов. Более того, бывает недостаточно учитывать интенсивность желания; чтобы судить о его роли и функции в целостной психической ткани, мы должны знать о тех силах, которые противятся данной тенденции, борются с ней и побеждают ее как мотив к действиям. Однако даже и этого недостаточно. Нам нужно знать, определяются ли эти силы сопротивления иррациональным желаниям в основном страхом перед наказанием и потерей любви и до какой степени они базируются на конструктивных силах, противостоящих иррациональным подавленным влечениям; говоря точнее, ограничиваются ли и подавляются ли инстинктивные побуждения страхом и (или) наличием более выраженных сил любви и привязанности. Все эти соображения обязательно следует учитывать, если мы хотим пойти дальше качественного анализа сновидения и количественно оценить вес иррационального желания.

Возвращаясь к человеку, которому приснился Гитлер. Его сновидение не доказывает, что его антинацистские чувства неискренни или не сильны. Однако оно на самом деле свидетельствует, что пациент все еще борется с желанием покориться иррациональному авторитету, даже такому, которого он горячо ненавидит, и хотел бы, чтобы этот авторитет оказался не таким мерзким, как он думал.

До сих пор я представлял только те сновидения, к которым приложима фрейдовская теория исполнения желаний. Все они являлись галлюцинаторным исполнением иррациональных желаний во сне. Они были истолкованы с гораздо меньшим привлечением ассоциативного материала, чем обычно использует Фрейд; так было сделано потому, что два сновидения, приведенные выше, – о «монографии по ботанике» и о «дядюшке» – представляли собой примеры снов, в толковании которых ассоциации играют незаменимую роль. Теперь я приступаю к обсуждению сновидений, которые тоже являются исполнениями желаний, но в которых желания не носят иррационального характера, как в обсуждавшихся выше.

Показательным примером такого сна служит следующий.

«Я наблюдаю за экспериментом. Человек был превращен в камень. Затем женщина-скульптор вытесала из камня фигуру. Неожиданно статуя оживает и в гневе приближается к женщине. Я в ужасе вижу, как статуя убивает женщину-скульптора. Потом статуя поворачивается ко мне, и я думаю: если мне удастся заманить ее в гостиную, где находятся мои родители, я буду спасен. Я борюсь со статуей и действительно увлекаю ее в гостиную. Там сидят мои родители со своими друзьями, но они даже не обращают внимания на то, что я борюсь за свою жизнь. Я думаю: что ж, мне давно следовало понять, что им нет до меня дела. Я торжествующе улыбаюсь».

На этом сон заканчивается. Нам нужно кое-что узнать о человеке, видевшем сон, чтобы понять его. Пациент – молодой врач двадцати четырех лет от роду, ведущий рутинное существование и полностью находящийся в подчинении у своей матери, которая управляет всей семьей. Он не питает необычных мыслей и чувств, прилежно трудится в госпитале, где его любят за покладистый характер, однако он чувствует усталость, депрессию и не видит в жизни особого смысла. Он послушный сын, не покидающий дома, делает все, чего от него ожидает мать, и едва ли имеет какую-то собственную жизнь. Мать поощряет его общение с девушками, но находит недостатки у каждой, стоит сыну проявить к девушке интерес. Иногда, когда мать становится более требовательной, чем обычно, он бывает недоволен; тогда она показывает, как он ее огорчил, какой он неблагодарный сын, и его вспышка гнева заканчивается бурным раскаянием и еще большим подчинением матери. В день, предшествовавший сновидению, он ожидал пригородного поезда. На платформе он заметил троих болтающих друг с другом молодых людей примерно его возраста. Это явно были клерки, возвращающиеся с работы. Они обсуждали своего босса; один высказывал надежды на повышение зарплаты, потому что босс очень им доволен; другой упомянул, что накануне босс говорил с ним о политике. Весь разговор характеризовал его участников как людей приземленных, пустых, занятых мелкими интересами своей торговли и своим боссом. Наш герой, наблюдая за ними, неожиданно испытал шок. До него дошло: «Это я. Это моя жизнь! Я ничем не лучше этих троих клерков. Я точно такой же мертвец!» На следующую ночь ему приснился сон.

Зная общую психологическую ситуацию пациента и непосредственную причину сновидения, расшифровать сон нетрудно. Пациент понимает, что был обращен в камень; он не имеет собственных ни мыслей, ни чувств. Он чувствует себя мертвым. Потом он видит, как женщина высекает из камня скульптуру. Совершенно очевидно, что этот символ олицетворяет его мать и то, что она с ним сделала. Пациент понимает, до какой степени мать превратила его в безжизненную фигуру, такую, какой она могла бы владеть безраздельно. Хотя в состоянии бодрствования он иногда жаловался на ее требования, он не осознавал, насколько сформирован ею. До этого момента сон содержит прозрение гораздо более отчетливое и верное, чем то, что было известно пациенту наяву, – прозрение в отношении его собственного положения и роли матери в его жизни. Потом ситуация меняется. Пациент выступает в двух ролях (как это часто случается в