Забытый язык - Эрих Зелигманн Фромм

способом защитить мир от его вредоносного присутствия и искупить его вину. Эти фантазии имели и еще один аспект: после смерти-жертвоприношения он возродился бы в виде всемогущей любимой всеми личности, намного превосходящей силой, мудростью и добротой всех остальных людей. Приснившийся ему в начале психоаналитической работы сон был таким:

«Я поднимаюсь на гору; справа и слева по сторонам дороги лежат тела мужчин. Среди них нет живых. Когда я достигаю вершины горы, я обнаруживаю, что там находится моя мать. Я неожиданно оказываюсь маленьким ребенком и сижу у матери на коленях».

Пациент проснулся с чувством страха. Во время сна его так мучило беспокойство, что он не мог бы найти ассоциаций ни с какой частью сновидения или вспомнить о каком-то происшествии предшествующего дня. Однако значение сновидения совершенно ясно, если принять во внимание мысли и фантазии, имевшие место до того. Пациент – старший сын, его брат родился на год позже. Его отец, властный, строгий священник, не любил старшего сына, да и никого другого тоже; его единственные контакты с сыном выражались в поучениях, упреках, выговорах, насмешках и наказаниях. Мальчик так боялся отца, что верил матери, когда та говорила ему, будто, если бы не ее заступничество, отец убил бы его. Мать очень отличалась от отца; ей было свойственно патологически собственническое чувство, она была разочарована в своем супружестве, ее не интересовало ничего, кроме обладания своими детьми. Особенно привязана она была к старшему сыну. Она запугивала его, рассказывая о страшных привидениях, потом предлагала свою защиту: она молилась бы за него, направляла бы его, сделала бы его таким сильным, что в один прекрасный день он стал бы даже сильнее своего ненавистного отца. Когда родился младший брат, мальчик, очевидно, стал испытывать глубокую тревогу и ревность. Сам он не сохранил воспоминаний о том времени, однако его родственники сообщали о его несомненно сильной ревности после рождения брата.

Эта ревность могла бы и не развиться до таких опасных пропорций, как это случилось через два или три года, если бы не отношение отца, который счел новорожденного своим. Почему так случилось, мы не знаем; возможно, дело было в поразительном физическом сходстве с ним или в одержимости жены ее любимым сыном. К тому времени, когда нашему герою исполнилось четыре или пять лет, соперничество между братьями было в самом разгаре и росло год от года. Антагонизм между родителями нашел отражение в антагонизме между братьями. Именно в том возрасте были заложены основы позднейшего тяжелого невроза пациента: острая враждебность к брату, страстное желание доказать, что он лучше брата, глубокий страх перед отцом, усиленный чувством вины из-за ненависти к брату и потаенного желания со временем стать сильнее отца. Чувства тревоги, вины и бессилия усиливались его матерью. Как уже говорилось, она внушала сыну еще больший страх перед отцом. Однако она предлагала ему и привлекательное решение: если он останется ее собственностью, ее ребенком, не имеющим никаких других интересов, то она сделает его великим, превосходящим ненавистного соперника. Это и стало основой его мечтаний о величии, равно как и уз, накрепко привязывающих к матери, – состояния детской зависимости и отказа от роли взрослого человека.

На этом фоне понимание сновидения не представляет трудностей. «Я поднимаюсь на гору» – это амбиции стать лучше всех, цель всех устремлений пациента. «По сторонам дороги лежат тела мужчин. Среди них нет живых» – это исполнение желания устранить всех соперников; поскольку пациент чувствует себя совершенно бессильным, он может быть в безопасности от них, только если они мертвы. «Когда я достигаю вершины горы… – когда достигнута цель всех желаний – …там находится моя мать, и я сижу у матери на коленях» – это воссоединение с матерью, он ее ребенок, получающий от нее силу и защиту. Все соперники устранены, он один с матерью и не имеет причин чего-либо бояться. Однако пациент просыпается, испытывая ужас. Само исполнение его иррациональных желаний есть угроза его рациональной взрослой личности, которая стремится к здоровью и счастью. Цена исполнения инфантильных желаний – оставаться ребенком, беспомощным, привязанным к матери и зависимым от нее, которому не позволено самому думать и любить кого-то еще. Исполнение желаний погружает пациента в ужас.

Отличие этого сновидения от предыдущего существенно в одном отношении. Первый пациент – стеснительный, закомплексованный, испытывающий жизненные трудности, которые мешают его счастью и ослабляют его. Мелкий инцидент – замечание босса – глубоко его ранит и отбрасывает назад, к давним мечтаниям. В целом он функционирует нормально, и требуется такое происшествие, чтобы он во сне осознал возвращение своих фантазий о величии. Второй пациент – человек более тяжело больной. Вся его жизнь, и во сне и наяву, одержима чувствами страха, вины и острого желания вернуться к матери. Для того, чтобы вызвать приснившийся ему сон, не требуется какого-то конкретного события; толчком могло послужить почти любое происшествие, потому что он воспринимает свою жизнь не в терминах реальности, а в свете своих ранних впечатлений.

В других отношениях два сновидения сходны. Они представляют собой исполнение иррациональных желаний, уходящих корнями в детство: в первом случае имеет место удовлетворение в силу совместимости с понятными взрослыми целями (власть, престиж); во втором – тревога по причине несовместимости с какой-либо формой взрослой жизни. Оба сновидения говорят универсальными символами и могут быть поняты без привлечения ассоциаций, хотя для понимания полной значимости каждого сна нужно иметь некоторые данные о личной истории пациента. Впрочем, даже если бы мы ничего не знали о жизни человека, мы получили бы некоторое представление о его характере на основании сновидения.

Ниже приводятся два кратких сновидения, сюжеты которых сходны, но значение совершенно различно. Оба сна приснились молодому гомосексуалу. Первый сон таков:

«Я вижу себя с пистолетом в руке. Его ствол странно удлинен».

Второй сон:

«Я держу в руке тяжелую длинную палку. Такое ощущение, что я кого-то бью, хотя я никого рядом не вижу».

Если следовать теории Фрейда, мы должны были бы заключить, что оба сновидения выражают гомосексуальное желание: в одном случае пистолет, в другом – палка символизируют мужской член. Когда пациента спросили, что приходит ему на ум из событий, предшествовавших каждому из сновидений, он сообщил о двух совершенно разных происшествиях.

Вечером накануне сна о пистолете пациент встречался с другим молодым человеком и испытал сильное сексуальное возбуждение. Прежде чем заснуть, он предался сексуальным фантазиям, объектом которых был тот молодой человек.

Обсуждение второго сна, приснившегося примерно двумя месяцами позднее, привело к иной ассоциации. Пациент был весьма зол на преподавателя своего колледжа, потому что, по его