Блог «Серп и молот» 2014–2016 - Петр Григорьевич Балаев

то эта песня начиналась словами «Горит у нас в груди любовь к родной Отчизне…», если начинал тасовать карты, то игра происходила на фоне сменяющихся времен года… И вообще, он в полку, как говорится, не ставил ни во что вообще никого…

Я пришел в полк и умел писать пером тушью ровные линии и красивые буквы, Володя был помощником начальника артиллерии полка и должен был начальнику рисовать карты. Мы вдвоем и рисовали. Начальнику артиллерии нравилось. Возможности рассмотреть дислокацию батарей, загнанных «картографами» прямо в озера и реки, у него не было, так как приобретенная японская машина «Хонда» отнимала все свободное и большую часть служебного времени. У той машины даже фары поднимались и опускались… Но мужиком он был, начальник артиллерии, классным. Нормальным таким мужиком. Редким мужиком. Бережной Александр Иванович. И не зря он на наши картографические художества смотрел сквозь пальцы — войны с Китаем, которая там была нарисована, так и не случилось. Нарисовали карту — учение провели — и ладно…

А жена офицера Палицы, с которым мы скорешились буквально с первых дней моего пребывания в полку, работала в Гродековской таможне. И Володя, как нормальный мужик, настоящий мужик, узнав, что я бегу из армии по причине «хочется кушать» — спросил у своей жены, нет ли места в таможне конкретному пацану Балаеву. Его жена Марина прошлась по всем отделам и нашла единственную вакансию, на которую мог претендовать человек, не имеющий средств для первоначального взноса (голодранец) — вакансию кинолога. Так как с супругами Палицами мы дружили семьями, то Марина была осведомлена, что я «в собачьей будке родился», поэтому место кинолога за мной она застолбила.

И пошел я на беседу с начальником отдела кадров, бывшим пограничником Полтининым, там мне рассказали, что кинолог Гродековской таможни элементарно забухал, на службу не ходит, его уволили, а собаку не знают куда деть, поэтому меня возьмут, но собаку надо забрать в отделе прямо сейчас, а то уже все начинают «вешаться». Тем более, что собака была особо ценной — наркорозыскной. После того, как я кадровика предупредил, что характеристику для трудоустройства я могу взять только у соседей или участкового, так как мой командир считает меня гадом и предателем, меня повели уже к заместителю начальника таможни по кадрам Александру Васильевичу Покрашенко. Вопрос приема на службу без характеристики решить мог только он. Александр Васильевич, оказалось, тоже служил совсем недавно под командованием полковника Третьяка, поэтому не стал компостировать мне мозги ерундой, по его мнению всех, кого племянник командующего округом, характеризовал отрицательно, можно брать в разведку не раздумывая…

Вручили мне таможенного пса по кличке Чак породы русский спаниель, якобы. Уж не знаю какой точно породы было это животное, но красоты, как выражается моя жена, оно было неописуемой. Приземистый, сантиметров 40 в холке, с крупной головой и крепким костяком, окраса бело-черного, а не крапчатого, как у русского спаниеля. И глаза у гада были очень умными. Даже хитрыми.

А гадом он был отъявленным. Не с рождения, естественно, его таким жизнь сделала. Очень быстро я убедился, что пес жил в обстановке, которая щелканье клювом превращала в фактор невыживаемости в условиях естественного отбора. Простейшие команды «сидеть», «лежать», «ко мне», Чаку, судя по движению его ушей при звуках этих слов, были знакомы, но никаких других двигательных реакций не вызывали. Мне было интересно, конечно, как он ищет наркотики, но наркотиков у меня не водилось, а на команду «ищи» собака реагировала только подергиванием обрубком хвоста и обнюхиванием моих рук. Я стал подозревать, что наркотики этот спаниель находил только у хозяина…

Самое неприятное случилось на второй день после торжественного вручения мне коллективом ОБКН заслуженного (так и сказали) наркоборца. Наш Ганс решил время зря не тратить и новосела просто придушить к чертям собачьим. Но был за этим делом пойман, почти уже дохлый спаниель из пасти извлечен. Ни двух отдельных, ни даже одного вольера у меня в съемном доме не было. Надо было что-то решать с одной из собак. Вариант с Чаком был только один — с ним предстояло жить и работать. С Гансом было труднее. Но только морально труднее. Его с удовольствием взяла к себе наша соседка, бабушка старше 70 лет, которой как-то мы с Гансом нашли украденных у нее кур: воры, жившие на соседней улице, ночью опустошили курятник. Старушка пришла к моей супруге и спросила: может ли наша умная собака найти украденных птиц. Собака нашла. Кур еще не успели перерезать.

Если бы я знал, что на самом деле ищет «наркоборец»?!!! Отдать свою собаку, немца из Венгрии, эталонного красавца, подготовленного к розыскной службе, ради этого, похожего на спаниеля, «заслуженного сотрудника таможни»!.. Вот я сглупил!

Прошло два месяца с той поры, как мне достался красивый наркорозыскной пес, и почти три месяца, с того дня, как я нагрубил командиру полка и перестал ходить на службу, занимаясь вместо этого ремонтом здания районной поликлиники в составе стройбригады, уже даже перешел из разнорабочих в плиточники, но из армии меня никто выгнать не спешил. А неуволенный офицер не мог быть принят на службу в таможенные органа. А таможенная служба испытывала острую нужду в работающей служебной собаке на направлении борьбы с контрабандой наркотиков…

Строевая служба полка о судьбе моих документов на увольнение известий из штаба армии не имела, но совет взять литр коньяка и ехать самому разбираться в армию мне был дан.

Литр коньяка был взят и поездка в штаб армии, в г. Уссурийск, была совершенна. Там офицеру строевой части были продемонстрированы «аргументы», после чего облизывающий губы майор начал поиски в своем кабинете моего личного дела. Поиски успехом не увенчались. Моего дела не было. Где оно было, майор не мог сообразить, ему мешал сосредоточиться литр алкогольного напитка, находящийся в моем дипломате. Соображать мне пришлось самому. Первая же абсурдная мысль, что дело могло завалиться за тумбу письменного стола, оказалась единственно здравой. Из-за тумбы была извлечена папка со всякими бумажками о моей личности, и там, к удивлению майора, оказался еще и подписанный месячной давности приказ о том, что Балаев Петр Григорьевич изгоняется из рядов Вооруженных Сил по причине наглого нарушения условий контракта.

Майор штаба армии, кроме чувства удивления, здесь же испытал и чувство глубокого разочарования в моральном облике старшего лейтенанта уже запаса Балаева П. Г., который «забыл» кому предназначалось содержимое дипломата и нагло заявил, что не станет прямо сейчас обзывать штабного раздолбая при его начальстве уродом, должности не