Герой туманной долины - Пола Гарнет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я всегда пыталась быть… — Делла всхлипнула и, кажется, зажала рот рукой. — Пыталась быть нормальной, — отрывисто договорила она и заплакала в голос.
— Ты отличная, — заявил Шеннон, поднимаясь со стула и меряя кухню шагами. Сидеть он больше не мог — бьющий озноб заставлял двигаться, не обращая внимания на ломоту в ногах, непонятно откуда взявшуюся. — Делла Хармон, я ответственно заявляю, что ты самый замечательный человек, которого мне довелось встретить, — проговорил он и тут же поспешил шутливо добавить: — Да простит меня Камерон Бакер.
Девушка не засмеялась, но всхлипы стали тише.
Он бы предложил приехать к ней и выскочил бы из дома прямо так — в мятом свитере, домашних тапках, заношенных флисовых брюках, с нечесаной копной кудрей и залегшими под глазами тенями, но не осмелился.
Он еще не понял, что чувствует к девушке, прикосновения к которой не доставляли жгучей боли и не рвали его сердце в клочья, после еще долго приходя по ночам в обличие кошмаров.
— Ты всегда избегаешь касаний, сам говорил тогда, в кафе, что их не любишь, — пробормотала Делла, шмыгая носом. — А вчера не отпускал мою руку весь вечер, хотя сначала и был напуган. Не происшествием, мистер Паркс, а тем, что осмелился ко мне притронуться. Почему?
В глазах защипало, Шеннон замер посреди кухни, оперся лбом о кухонный шкафчик и шумно выдохнул.
Он знал — признается ей, а она сочтет его безумцем. Она уйдет так же, как ушел бы любой разумный человек.
Потерять ее так сразу, только убедившись, что может запросто ее обнять и остаться в порядке? Попрощаться с единственным человеком, которому был готов довериться полностью, не оглядываясь на последствия?
— Это нечестно, — прошептал он, давясь собственными словами, вдруг замечая, что свои «нечестно» с появлением в его жизни Деллы Хармон попросту перестал считать. — Это чертовски нечестно.
— Что нечестно, мистер Паркс?
— Подарить мне тебя было нечестно, — признался он, сжимая телефон в трясущихся пальцах сильнее. — Несправедливо по отношению к таким, как я.
— К каким? — тихо уточнила Делла.
— К больным, — выдохнул он и зажмурился так сильно, что заболел лоб. — К больным, Делла.
Он собрался с духом, но тут же передумал, протяжно застонав, не пряча эмоции, стараясь показать, как тяжело дается ему каждое слово, как больно щемит в груди от одной только мысли, что придется признаться в том, что усиленно прятал за простым объяснением: «Все прозаики немного того».
— Я сажусь за дальний столик в кафе, — начал он, чувствуя, как зудит кожа. Шеннону вдруг захотелось содрать ее с себя и уничтожить вместе с ней глаз-татуировку. — Я предпочту пройти весь город пешком, вместо того чтобы сесть в заполненный людьми трамвай, вряд ли наберусь сил сходить в театр или в кино, никогда не осмелюсь пожать руку незнакомцу и буквально потеряю сознание, если несколько человек одновременно похлопают меня по плечу.
Шеннон остановился и перевел дух. Губы поджались, брови сошлись на переносице в полной муки гримасе.
— Я не боюсь людей. Я боюсь их грез, о которых узнаю, прикоснувшись к ним.
Сердце громко ухнуло, фонарь в руках заблудившегося в тумане странника, который уже шел к границе долины, моргнул и погас.
— Ты задумывалась, куда людей могут привести их мечты, Делла?
Она не ответила, только шумно выдохнула в телефон.
— Шестнадцать лет, прикасаясь к человеку, я вижу ужас, которым обернется его мечта. Поэтому я не обнял тебя два дня назад, поэтому не решался взять тебя за руку, поэтому… Я не переживу, — застонал он, обрывая себя на полуслове. — Я просто не переживу, понимаешь? Не вынесу.
Ее молчание затянулось.
Шеннон знал, что она пошлет его к черту, бросит трубку или вовсе рассмеется. Знал, но молился, чтобы она не сделала этого.
Его молитвы услышали. Вновь кто-то сверху словно кивнул ему, сжалившись, решив, что с этого парня достаточно страданий, что новой порции он не выдержит.
— О чем я мечтаю, мистер Паркс?
— Я не знаю. Я не увидел. Ни тогда, в клинике Лейлы, ни вчера.
— Такое было раньше?
— Никогда, — покачал головой Шеннон, забирая холод дверцы шкафчика, передавая его горящей голове.
Поднималась температура, пальцы ломило сильнее, першение в горле усилилось, и плед на плечах не спасал от озноба. А руку трясло все так же, и парень прижимал ее к груди, словно сломанное крыло.
— Почему не сказал сразу? — тихо спросила девушка, выждав еще немного.
— Потому что это глупость, Делла. Потому что ты сочла бы меня…
— Психованным? — подсказала она, хмыкнув.
— Как минимум.
— Все прозаики немного того.
Шеннон представил ее сидящей на кровати по-турецки, поглаживающей загривок Виски, такой же уставшей и заплаканной, как и он сам, пожимающей плечами и пытающейся понять, как относится к услышанному.
— Кто еще знает?
— Камерон. Катарин знала, но не верила.
— Камерон верит?
— Не знаю, но лишний раз пытается ко мне не прикасаться — видит, как я после этого рассыпаюсь.
— Он хороший друг, — тепло проговорила девушка.
— Отличный, — подтвердил Шеннон, стирая бегущие по щекам скупые слезы. — Я его не заслужил. И тебя не заслужил тоже. Ты светишься иначе, — вдруг начал говорить он, пальцами почти ощущая тепло ее прикосновений. — Аура твоей мечты не такая, как у остальных — более яркая, плотная, такая насыщенная и густая, словно у тебя за спиной разлилось солнце. Она не гаснет и не плывет, как у остальных, только мерцает и переливается, когда ты особенно счастлива, когда ты смеешься, когда ты…
Он вздрогнул и замолчал. Сказал то, что говорить не собирался, вывернул себя наизнанку и не заметил влюбленной улыбки, которая сама собой скользнула на уста, пытаясь противостоять слезам.
— Но ты не знаешь, что прячется за ней, да? — спросила Делла.
— Не знаю. И не уверен, что хочу знать.
Он собрался с силами.
— Все вокруг как краски на холсте — улица пестрит чужими мечтами, они бьют в глаза разноцветными пятнами, заставляют прятать взор и ниже склонять голову. Они казались бы красивыми, если бы я не знал, что скрывается за этой палитрой. Там, кроме боли, ничего нет, кроме пустоты и темноты, ничего не рассмотришь. Наши мечты — это долгое падение вниз с пьедестала, на который взбирался с таким трудом и упорством.
— Считаешь, тот счастливец, чье сердце не обременено мечтой? — послышался спокойный голос Деллы у самого уха.
— Не знаю, как ответить на этот вопрос, Делла. Я так и не нашел ответ на него за долгие шестнадцать лет. Может, и искать не следовало —
