Ловушка для «Осьминога» - Станислав Гагарин

Конечно, Эдуард Тююр был доволен переводом, и жена его, Марфа, радовалась этому, поскольку была уроженкой славного города Пскова, в окрестностях которого, и на эстонской территории тоже, проживали ее многочисленные родственники, испокон веку дружившие с потомками чуди белоглазой. Разумеется, и от Пскова до заставы было не рядом, но все-таки это не четырехдневное бдение в поезде «Москва – Ашхабад». И опять же такая изысканная публика вокруг, сверхмодные туалеты, а это для женщины, даже если она жена, бравого пограничного офицера, далеко не последнее дело.

Эдуард Тююр на новом месте службы сразу смекнул, что та методика, которую он освоил на прежних границах, здесь не подходит. Надо разрабатывать новую. Конечно, и до него здесь служили с учетом местных условий – начальник заставы тщательно изучил опыт предшественников, – но он посчитал нужным внести и собственные коррективы.

Регулярно обходившие берег пограничные наряды осуществляли общий контроль за состоянием предграничья. Но предграничье включало в себя не только узкую полоску суши, но и примыкающую к ней водную поверхность. Поэтому капитан Тююр стал уделять особое внимание радиолокационной аппаратуре, установленной вдоль береговой линии. Посты РЛС были оснащены точными, чувствительными радарами, которые позволяли операторам засекать даже щепку, плавающую на воде, не говоря уж о голове пловца, который вознамерился бы махнуть с берега через территориальные воды к морской границе. Как шутил прапорщик Фома Перепеленко, с помощью радара можно было определить, «чи под бокс тый супостат проперукарен, чи под молоденьку польку».

Не так уж часто, но одиночные отметки на экранах постов РЛС заставы бывали. Когда оператор засекал в море цель, он вел ее, докладывал дежурному по заставе, тот немедленно связывался с моряками, курсировавшими вдоль морской границы, и те шли наперерез нарушителю. Не раз приходилось морякам брать нарушителей на участке заставы. Бывали и ложные сигналы, скажем, от пустой бочки, бревна или из-за рыболовов, слишком далеко отплывших на лодке от берега. Но подобного, что произошло в эту ночь, еще не было.

Перед самым рассветом над морем появился ту­ман.

Дежуривший по заставе Эдуард Тююр передал приказ быть начеку и пограннарядам, и операторам РЛС. Ведь туман – первый союзник нарушителя.

И тут пришло сообщение с поста номер три…

– Товарищ капитан! – докладывал сержант Камал Ходов. – Наблюдаю две цели… Идут с моря… Сек­тор два «б»! Еще одна! Третья цель… Там же!

– Продолжайте наблюдение, – ответил капитан и объявил по заставе тревогу.

Едва он сделал это, как командир первого поста сообщил о том, что наблюдает сразу две цели, они перемещаются вдоль морской границы, находясь в наших территориальных водах.

К тому времени, когда экстренный доклад капита­на Тююра о случившемся достиг высшего пограничного руководства, в полосе морской границы, которая примыкала к заставе, уже находилась дюжина неопознанных целей.

В тревожный квадрат были направлены сторожевые корабли, в том числе и прославленный «Громобон», которым командовал капитан 2 ранга Коршун.

С капитаном Тююром связался по ВЧ командую­щий пограничным округом.

– Что за фокусы у вас творятся в море, капитан? – бодрым голосом спросил, будто и не подняли его вовсе с постели, генерал-лейтенант. – Кто вам их демонстрирует?

– Выясняем, товарищ генерал-лейтенант… Есть предположение, что это боевые пловцы. Ихние люди-акулы. – Во внешнем бесстрастном голосе капитана Тююра ощущалась некоторая неуверенность, прорезывалось сомнение. Очень уж велика была скорость перемещающихся на экранах РЛС целей.

III

Капитан «Громобоя» Афанасий Коршун родился в сухопутном городе Моздоке. Море впервые увидел, когда, окончив восемь классов, подался в Калининград с намерением отправиться на Кубу. Афоня, в жилах которого текла кровь терских казаков, намеревался устроиться юнгой на одно из судов, плывущих к острову Свободы, добраться до Гаваны или, скажем, порта Сантьяго-де-Куба, а затем сойти на берег, явиться к Фиделю Кастро и предложить ему казачью помощь в борьбе с «гусанос».

На корабль Афоню не взяли, возрастом не вышел, а вот в мореходное училище он поступил, на штурмана стал учиться казацкий потомок, последний в славном роду Коршунов, изрядно поизредившемся и в пер­вую мировую, и в гражданскую, и в Отечественную. Впрочем, в мирные годы смерть тоже не обходила стороной его дядьев – позабирали их безвозвратно в тридцатые годы. Иван Коршун, батяня Афони, в сорок пятом вернулся в станицу Надтеречную израненным, и времени у него только и хватило, чтоб затеплить новую жизнь. Афанасий Коршун родился в январе 1946 года, когда родитель его уже лежал под пирамидкой на станичном кладбище.

– Свяжитесь с «Лимоном»! – приказал Коршун вахтенному офицеру. – Какова у них обстановка?.. Сообщите; через полчаса входим в тревожную зону.

«Лимоном» условно называли заставу капитана Тю­юра.

– Цели уходят в сторону моря! – доложил лейтенант Евгений Русских. – Наш радар их пока не пишет… Левее курса просматривается крупная отметка, расстояние – двадцать миль, пеленг – восемьдесят градусов!

– Определите положение новой цели, – распорядился Коршун. – Курс прежний!

«Что там случилось у „Лимона“? – подумал он. – Откуда такое множество нарушений сразу? Если это десант боевых пловцов, то от первоначального намерения они отказались: повернули от берега. Но почему они перемещаются по поверхности? Пловцы обычно пользуются аквалангами… Надеялись на туман? Лад­но, разберемся…»

– Новая цель хода не имеет, – доложил вахтенный офицер. – Старые, по данным «Лимона», исчезают из сферы обзора!

– Курс на новую цель! – приказал кавторанг. – Самый полный вперед! Давайте форсаж…

«Ага, – внутренне ухмыльнувшись, подумал Коршун, – наседка собирает цыпляток… И, конечно, эта наседка стоит по ту сторону границы, за пределами территориальных вод. Сейчас она дала целям отбой, вот они и возвращаются… Но почему явно напоказ, демонстративно? Так подсовывают снайперу каску, надетую на палку, чтоб отвлечь внимание…»

– Цель начинает двигаться! – сообщил Евгений Русских.

– Спросите у «Лимона»: есть ли хоть одна прежняя цель у него…

– Ни одной, товарищ командир!

– Понятно, – отозвался Коршун. – Собрались под крылышко… Остается только посмотреть на этих лиходеев.

Туман был еще довольно густ, но «Громобой» во весь дух мчался к неизвестной цели – обстановки на море позволяла пограничному сторожевику расширительно толковать Международные правила предупреждения столкновения судов в море: в радиусе тридцать миль не было ни одного плавающего предмета, кроме того, что таинственно поглотил дюжину более мелких объектов, вызвавших такой переполох.

Одновременно к цели двигался и другой погранич­ный сторожевой корабль с гордым именем «Смелый». Командовал им кавторанг Мухацев, однокашник Коршуна по Тихоокеанскому высшему военно-морскому учи­лищу имени С.О. Макарова, которое Афанасий закончил уже после мореходки, объяснив друзьям, что гоняться за беззащитной скумбрией и ставридой – занятие не по его казачьей натуре

…Туман редел. Теперь с «Громобоя» было видно не только пассажирский лайнер, но и надпись на его борту «Baltic Star»[9]

– Чуяло мое сердце встретим нечто в этом ро­де! – не удержался от восклицания замполит Иван Папуловский, рослый, невозмутимый и немногословный капитан 3 ранга, и, вынув изо рта прямую трубку, которую, находясь на мостике, держал незажженной – уважал безникотинные привычки командира, почесал мундштуком рыжую шкиперскую бородку, с которой только недавно, с учетом перестройки и плюрализма мнений, примирились в политуправлении флота.

Командир и замполит переглянулись: памятна, ох как памятна была им эта «Балтийская звезда»…

– Пощекочем капитану нервишки, Иван Авдеевич? – предложил Коршун.

– А что? – откликнулся Папуловский – И за прошлые их грехи и за сегодняшний мешебейрах[10]. Московскому начальству сны не дали досмотреть.

– Десять градусов вправо! – приказал командир, распорядившись сообщить на берег, что он встретил рядом с тревожным квадратом «Балтийскую звезду». Будет начальству над чем поразмыслить.

«Балтийская звезда» уходила на север полым ходом, но где ей тягаться с «Громобоем»!

– Прибавить оборотов! Еще, десять право! – командовал Коршун.

Теперь сторожевик обходил, сближаясь, пассажирский теплоход. Форштевень «Громобоя» был направлен чуть левее его носовой оконечности.

Слева на мостике лайнера стояли трое и смотрели на советский пограничный корабль в бинокли.

«Почему трое? – подумал Коршун. – Штурман, капитан… А кто третий? Богатый бездельник, финансирующий очередной провокационный финт, или шеф какой-нибудь спецслужбы…»