Ловушка для «Осьминога» - Станислав Гагарин

Это определение потянуло за собой воспоминание о том, как клюнул на удочку рассуждений о человеколюбии Пьер Безухов у Льва Толстого…

«По части ханжества и лицемерия масоны поднаторели изрядно», – подумал Колмаков и стал, прикидывать, отчего он понадобился в такую рань генералу.

Митрошенко тоже был у генерала.

– Вы давно из отпуска? – улыбнулся Лев Михайлович, поздоровавшись с майором.

– Еще не был, – ответил Колмаков. – Собираюсь в сентябре… Если товарищ полковник отпустит.

– Отпущу, – махнул рукой Митрошенко. – Я к своим офицерам добрый…

– Я тоже, – сказал Третьяков. – Хочу вас, Ни­колай Иванович, поощрить дополнительной неделей-двумя отдыха… Не возражаете?

– Слушаю вас, – серьезно сказал, внутренне собираясь, Колмаков. Он понимал, что все эти байки начальство заняло неспроста.

– Ладно, давайте к делу, – сказал генерал. – Кое-что прояснилось по части происшествия со шлюп­кой «Вишеры». Или запуталось еще больше. Это как посмотреть… Словом, нас официально известили, что неподалеку от порта Ухгуилласун на морском берегу обнаружены останки штурмана Давыдова.

– Он погиб? – спросил Колмаков. – Кто его опознал?

– Никто. Лицо обезображено… Долгое пребывание в воде, прибрежные скалы, волны… Но полиция нашла при нем документы.

– Паспорт моряка, – угадал майор.

– Совершенно верно. Тот самый, что исчез из ящика четвертого помощника капитана. Паспорт тоже пострадал от морской воды, но фамилию и название судна эксперты полиции прочитали. Через агентскую фир­му «Эвалд Юхансон и компания», которая взяла на себя организацию похоронного обряда, они связались с нашим посольством. Сейчас принято решение: доставить тело Давыдова, оно уже заключено в цинковый гроб, на родину для погребения

– Родители знают?

– Пока нет. Об истории со шлюпкой «Вишеры» пока вообще никто в городе не знает. Я имею в виду широкий круг лиц. Мы ждали прояснения судьбы Кунина и Давыдова. Наши люди, как вам уже известно, сумели нам сообщить, кем был Кунин на самом деле, хотя подробности его двойной жизни еще уточняются. А вот с Давыдовым… Дело это весьма и весьма темное, Николай Иванович. Пишите рапорт на отпуск и заявление в городское бюро «Интуриста» с просьбой выделить вам путевку за собственный счет… А что? Посмотрите Скандинавию. Совсем не лишнее. А ваш законный отпуск мы вам с Анатолием Станиславовичем продлим. Так что Тамара Ивановна не будет в обиде.

– Я еду в Ухгуилласун?

– Не только. Программа круиза предусматривает там трехдневное пребывание. Теплоход будет ждать туристов в Ухгуилласуне, пока они осматривают страну. В это же самое время там будут находиться представители Балтийского пароходства. Вам надо встретиться заранее, еще здесь, в Ленинграде. А там вы продолжите знакомство. Через них поинтересуйтесь фирмой «Эвалд Юхансон и компания». Вас, мол, занимает организация международной морской торговли и, пользуясь случаем, захотелось узнать, как действует морская посредническая контора, в чем смысл ее работы, каковы функции по контракту с пароходством.

– Понимаю, – кивнул Николай Колмаков.

– Пока оформляйте поездку, готовьтесь в дорогу, – сказал генерал Третьяков. – За это время придет кое-какая информация, мы ждем ее, тогда и состоится предметный разговор.

– «Отпуск» ваш будет трудным и по всей вероятности опасным, – вступил в разговор Митрошенко. – Вы улавливаете, что я имею в виду, Николай Иванович?

– Волков бояться – в лес не ходить, – улыбнул­ся майор.

Часть вторая

ЩУПАЛЬЦА «ОСЬМИНОГА»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

Неизвестная подводная лодка осторожно приблизилась к русской морской границе и, не пересекая ее, мягко опустилась на дно совсем неглубокого здесь Балтийского моря.

Пограничный сторожевой корабль «Громобой» шел в это время по тревоге в квадрат, который находился в пятидесяти милях от того места, куда опустилась на грунт субмарина. Две береговых пограничных заставы зафиксировали многочисленные движущиеся цели на воде, и «Громобой» помчался в этот район на форсированном ходу.

Командир подводной лодки знал об этом, но осторожности ради не торопился приступать к операции. В течение часа лежала его лодка на морском дне, не подавая никаких признаков жизни.

Все было тихо. Гидроакустические приборы субмарины внимательно прослушивали окружающее водное пространство.

– Приступаем к операции, – негромко произнес Джон Бриггс.

Он поднял руку с часами, постучал пальцем по выпуклому стеклу хронометра Shark-men[7], изготовленного специально для подводных диверсантов, выразитель­но посмотрел на стоявшего по другую сторону перископной шахты командира подводной лодки.

Курт Мюнгаузен, бывший фрегатен-капитан западногерманского военно-морского флота, подавшийся после выхода в отставку во вспомогательное подразделение ЦРУ, молча кивнул. Он отличался крайней неразговорчивостью. Таким Курт Мюнгаузен решил стать еще в школьные годы, когда научился читать и познакомился с довольно свободными интерпретациями приключений своего знаменитого однофамильца.

Сейчас он приблизился к переговорному устройству и произнес только одно слово:

– Mole!..[8]

Так была закодирована экспериментальная операция, для осуществления которой и прибыла подводная лодка к невидимому рубежу морской границы. Далее шли советские территориальные воды, а затем песчаная коса балтийского побережья, покрытая высокими желтыми дюнами.

– Есть «Крот»! – ответил Пит Сигер, отвечавший за инженерную часть операции, и включил в действие систему для заполнения забортной водой шлюзовой камеры.

Подводная лодка, снявшись с грунта и пройдя нужное расстояние, опять опустилась на дно, как раз там, где паслось небольшое стадо балтийской трески. Потревоженные рыбы разбежались в стороны, но вскоре собрались на привлекающий их свет.

Тем временем от субмарины отделился подводный аппарат. Медленно отплыв от массивного тела матери-лодки, он заскользил быстрее, пересек невидимую морскую границу и вскоре исчез в зюйдовом направлении.

– «Крот» пошел! – доложил Курт Мюнгаузен.

– О'кэй! – кивнул Джон Бриггс и повернулся к безучастно наблюдавшему за происходящим Олегу Давыдову.

– У тебя легкая рука, парень, – улыбнулся Давыдову бывший судовой врач. – Пока все идет оки-доки. Надеюсь, наш «Крот» окажется молодцом. Когда-нибудь и тебя эдаким макаром вернем в родные пенаты.

Давыдов не отозвался. Он и прежде был немногословен, а сейчас, оказавшись в логове «Осьминога», совсем замкнулся. Конечно, он мог бы накоротке общаться с Джоном Бриггсом, как-никак бывший друг, но ведь прежде он дружил совсем с другим человеком, которого звали Борис Кунин…

Разумеется, Джон Бриггс понимал это, не пытался восстанавливать прежние отношения, хотя и оказывал Давыдову знаки повышенного внимания, стремился завязать с Олегом, получившим официальную кличку-псевдоним Аргонавт, некие новые связи, уже на иной основе. По-своему он даже любил этого русского парня, несмотря на некоторое разочарование, которое мимолетно возникло у Бриггса, когда неожиданно для всех пропавший без вести штурман явился в морскую брокерную фирму «Эвалд Юхансон и компания» и соответствующе обработанный в «Осьминоге» согласился сотрудничать с ЦРУ.

Конечно, то, что «Осьминог» заполучил ценнейшего в перспективе агента, полностью оправдывало Джона Бриггса в том, что он не позволил Рексу ликвидировать Давыдова, когда тот очутился на катере. Но порою Джон Бриггс ловил себя на том, что сожалеет о появлении штурмана. Уж лучше бы он на самом деле утонул в бухте Ухгуилласун…

II

Пограничная застава располагалась на бойком месте, между двумя известными на балтийском побережье курортами. Такое соседство создавало пограничникам дополнительную работу и трудности. Попробуй поддерживать контрольно-следовую полосу на пляже, который днем заполняли тысячи людей, да и ночью сюда неудержимо тянуло романтиков и влюбленных. Купаться, правда, в ночное время возбранялось по правилам службы спасения на водах, но как запретишь отдыхающим подходить к кромке воды и любоваться лунной дорожкой, так похожей на серебряный помост, по которому шествовал когда-то Иван Царевич в наивном сказочном фильме?..

– А какая смена лиц в зоне заставы! Это тебе не где-нибудь в малообжитых местах, где пограничники знают в лицо всех местных жителей, где любой посторонний человек вызывает у них профессиональный интерес.

Когда-то капитан Эдуард Тююр, служивший после окончания пограничного училища в Закавказье, а потом в Средней Азии, своих однокашников, попавших на побережье Балтики или Черного моря, насмешливо называл курортниками. И надо же было так случиться, что его перевели служить в родные места, и он сам стал таким курортником.