Бегство от любви - Линдсей Рэчел

— У меня немножко болит голова. — Сделав над собой некоторое усилие, она все-таки сумела снова взять себя в руки. — Ничего, скоро пройдет. А вот ты как?

— Спасибо, много лучше. Но у тебя такой вид, как будто ты в самом деле собираешься заболеть. Может быть тебе принести что-нибудь из аптеки?

— Нет, спасибо. После обеда со мной все будет в порядке.

Когда она вошла в столовую, Аксель и Ричард уже сидели за столом, обсуждая между собой сделанную Деборе операцию.

— Я бы все отдал только за то, чтобы только быть там, — говорил Ричард, — но шеф даже слушать об этом не пожелал. — Он придвинул Лесли стул. — Ты в первый раз видела, как он оперирует?

— Нет, впервые это было еще в больнице Святой Катерины.

Ричард набрал полный рот картошки.

— У него, должно быть, просто стальные нервы — или их вообще нет! Черт возьми, а вот я бы никогда не осмелился бы оперировать свою жену. А вдруг с ней что-нибудь случилось бы! При таком раскладе, как у них, наверняка нашелся бы кто-то кто начал бы утверждать, что он устроил это намеренно.

— Тебе обязательно именно сейчас примерять к себе роль завзятого сплетника? — строго оборвала его Лесли. — Когда-нибудь твой язык все же доведет тебя до беды.

Ричард удивленно взглянул на нее, но у него все же хватило присутствия разума на то, чтобы тут же виновато опустить глаза.

— Извини, — еле слышно пробормотал он. — У меня даже в мыслях не было ничего подобного.

Осознав, что ее реакция оказалась суровее, чем он ожидал в ответ на свое замечание, Лесли тронула его за руку.

— Бедный Ричард! Похоже, что тебе так и придется всю свою жизнь нести этот крест — мириться с обществом окружающих тебя сварливых женщин.

— С вашего позволения, я бы сказал об этом в единственном числе, ответил он. — Потому что другая женщина ведет себя вполне сносно.

— Ты хочешь сказать, что вы с Пат так и не поругались снова? — в насмешливом удивлении переспросила она.

— Точно так, — усмехнулся он. — Вообще-то сегодня после обеда мы с ней снова встречаемся. Редвуд не допускает меня еще до работы, так что мне ничего не остается, как совершенствоваться по части катания на лыжах.

На глазах у нее навернулись непрошенные слезы.

— Как это мило с твоей стороны, что ты развлекаешь ее, в то время как я сама не имею возможности этого сделать.

— А плакать из-за этого вовсе незачем, — сказал он. — Не беспокойся за меня. Мне это совсем не в тягость.

Но только унять катившиеся по щекам слезы было невозможно, и бормоча извинения, Лесли отодвинула свой стул и вышла из-за стола.

— Знаете, мне что-то совсем не хочется есть. У меня была очень тяжелая ночь. Я думаю, что лучше мне пойти и прилечь ненадолго.

Она поспешно вышла, и только уединившись в своей небольшой квартирке и чувствуя непомерную усталость, разрыдалась в голос, после чего ей все же стало немного легче. Это позволило ей, умывшись холодной водой, продолжать оставаться на работе весь остаток того дня.

Семьдесят два часа, после того, как Деборе была сделана операция, были критическими, и вся клиника жила в тревожном ожидании. И прежде, до этого, пациенты нередко оказывались на грани между жизнью и смертью, но только на этот раз речь шла о жене самого Филипа Редвуда, и это делало ситуацию еще более драматичной.

На третий после операции день, после обеда, Лесли вошла в палату Деборы, чтобы поставить капельницу с физиологическим раствором, и застала там сэра Лайонеля. Она не видела его с того самого вечера, когда он — так много лет назад — объявил о помолвке своей дочери с Филиппом Редвудом. Как же он изменился за это время! Каким постаревшим и усталым показался он ей теперь.

— Мне бы хотелось поговорить с вами, доктор Форрест, — тихо окликнул он ее, когда Лесли собиралась уже выйти из комнаты.

— Да, разумеется.

Они вышли в коридор, и там он перешел непосредственно к делу:

— Каковы шансы моей дочери на то, чтобы выжить после этой операции?

Это был тот вопрос, услышать который Лесли не ожидала, и отвечать ко который у нее не было ровным счетом никакого желания.

— Мне кажется, будет лучше, если вы спросите об этом у мистера Редвуда.

— Но вы же сами понимаете, как трудно спрашивать о подобном человека, когда его жена находится при смерти.

Лесли внезапно ощутила приступ раздражения оттого, что сэр Лайонель этим своим заявлением словно хотел лишний раз продемонстрировать перед ней свою уверенность в том, что он все еще считает, что брак его дочери все еще имеет какое-то значение.

— Ну так как? — настаивал он. — Каковы ее шансы?

— Завтра будет видно.

Он провел дрожащей рукой по лбу.

— Она ненадолго пришла в себя и как будто даже узнала меня. Но теперь она снова потеряла сознание.

— Она все еще находится под воздействием седативных средств, объяснила Лесли.

— Ясно, — вздохнул он. — Находясь так долго на посту председателя больничного совета "Святой Катерины", мне, как я полагаю, надлежало бы побольше разбираться в подобных вещах. Но это первый раз за многие годы, когда такая болезнь коснулась непосредственно моей собственной семьи.

Он собрался было снова войти в палату, и Лесли решительно остановила его.

— Может быть все-таки выпьете немного кофе и отдохнете? Поймите, что сейчас вы все равно ничем не сможете помочь дочери.

— Я буду чувствовать себя очень тревожно, если оставлю ее здесь одну. — Но уже взявшись за ручку двери, он внезапно остановился. — Но возможно вы и правы. Я все же выпью кофе — если вы составите мне компанию.

С неохотой, но зная, что отказ с ее стороны прозвучал бы жестоко, Лесли приняла это приглашение. В молчании они вошли в небольшую комнатку за стеклянной перегородкой в самом конце коридора. Здесь никого не было, и лишь горничная раскладывала на столике какие-то журналы. Поняв взгляд Лесли, она тут же поспешила выйти, и почти мгновенно вернулась с кофейником полным горячего кофе.

И лишь когда сэр Лайонель держал чашку с кофе в одной руке и толстую сигару в другой, он открыл наконец Лесли истинную причину того, что побудило его пригласить ее на кофе.

— Моя дочь постоянно зовет какого-то Ганса, — сказал он. — Я так понимаю, что это и есть тот самый инструктор по лыжам, который доставил ее сюда?

— Да.

— Я уверен, что вы видели его.

— Это была не более, чем обычная, положенная в таких случаях, беседа.

— И какое впечатление он произвел на вас?

Лесли сидела, разглядывая свою чашку.

— Он показался мне самым обыкновенным молодым, атлетического телосложения швейцарцем германского происхождения.

— Я не совсем это имел в виду, — заметил сэр Лайонель. — Ведь это весьма щекотливая ситуация, доктор Форрест, и я восхищен осторожностью ваших суждение, но в то же время я очень обеспокоен благополучием своей дочери. Она мой единственный ребенок, и я никак не могу допустить того, чтобы она собственными руками искалечила бы себе всю оставшуюся жизнь. Так все-таки, какое у вас сложилось о нем впечатление? Как вы думаете, ему действительно нужна моя Дебора или только ее состояние?

Решив более не осторожничать, Лесли ответила напрямую:

— Не думаю. По крайней мере при мне, герр Каспер не проявлял особого интереса ни к вашей дочери, ни к ее деньгам!

Сэр Лайонель не смог скрыть своего удивления.

— Вы в этом уверены?

— Да.

— Тогда выходит, что все еще намного хуже, чем я мог предполагать! Теперь я понимаю, почему ей так хочется, чтобы он женился на ней. Стоит ей где-то встретить себе в чем-то сопротивление, как она тут же начинает желать и добиваться этого с удвоенной силой. — Он допил кофе и поднялся из кресла. — Спасибо вам за вашу прямоту, доктор Форрест. Я очень верю в вашу порядочность.

Раздумывая над тем, были ли он так уверен в том же, если бы узнал, что она сама влюблена в его зятя, Лесли проводила сэра Лайонеля до палаты его дочери и вздохнула с облегчением лишь после того, как за ним закрылась дверь.