Сиблинги - Лариса Андреевна Романовская

– Отстань! – ответил Женька. Привычно, жалобно.

Нельзя бояться, когда у тебя за поясом пистолет. И Макс рядом.

– Артемоня, ну не жидись! Видишь, человеку плохо. Не дашь – я под электричку брошусь! Мне не слабо!

Женька хотел оглянуться на Макса, но по привычке боялся выпускать Рыжова из поля зрения. Помнил, чем это может кончиться.

– Ты чего, Артемош? Знать меня не хочешь? Так я тебя простил давно!

Рыжов улыбался. Мерзко так – и жалобно, и гаденько…

Знакомо.

Простил.

Он. Простил. Женьку.

Следующие минуты Женька не помнил. Будто промотал кусочек фильма. Боевика с мордобоем, в котором он, Женька Никифоров, был главным героем. И умел драться. По-настоящему. В общем, «был мужиком, а не тряпкой».

По школьному опыту Женька знал: когда зовёшь на помощь, когда нужны свидетели, никого рядом нет. А когда пытаешься разобраться один на один, всегда выскакивает дежурная учительница, старшая пионервожатая, инспектор РОНО (после внеплановой встречи с ним Женька сменил вторую школу на третью).

Сейчас, по всем законам жизни, должны были подскочить прохожие. Растащить их, сказать «а ещё пионеры» и накапать в школу.

Но никто не лез, не вмешивался.

То ли сослагательное время помогало, желая, чтобы его изменили. То ли конец Советского Союза был таким, что всем всё стало пофиг. Женька об этом потом думал.

А сейчас он молотил кулаками, не думая, как противно дотрагиваться до Рыжова. И, кажется, что-то орал. Он забыл про пистолет за поясом. Успел поразиться тому, что Рыжов – слабый, вялый, дохлый. Не как в школе. Что это не Женька, а Рыжов орёт визгливо:

– Чего лезешь? Я на электричку! Ты…

Дальше, конечно, матом, а потом Рыжов ударил Женьку ногой в живот. В рукоять пистолета.

И кино про победителя оборвалось.

Женька упал в снежную грязь.

Боль была такая, что непонятно, почему он не теряет сознание, это же невозможно вынести живому человеку.

И даже если ты уже не совсем человек – тоже.

Как под водой.

Звука нет.

Или есть, но смысл слов Женька не понимает.

– За бр-рата! Убью за брата, с-сука!..

Женька видит грязный асфальт, на котором топчутся, сцепляясь, две пары ног. Раскисшие кроссовки с продранными носами – это Рыжов. Высокие ботинки с рифлёными подошвами, похожими на детали немецкого конструктора, – это Макс.

Казалось, что асфальт трясётся – и Женька вместе с ним. Больно!

– За брата, сука! Понял, сука?!.

Подъезжая к станции, свистнула электричка.

12

Они сидели с Долькой вдвоём на кухне, когда зазвонил телефон. Оба вздрогнули и чертыхнулись, одновременно. Потому что Витька сейчас Дольку рисовал. И, кажется, почти начало получаться. А тут звонок – офигеть, как вовремя.

Витька сказал: «Сиди», – и пошёл к телефону. Даже карандаш из пальцев не выпустил.

Звонил Вениамин Аркадьевич. Без предисловий спросил, почему Никифоров с Найдёновым после вылета не отзвонились. Не вернулись? Как – не вернулись? У них расчётное время давно вышло! Виктор Беляев, рысью в НИИ. И без кота… тьфу, без Некрасова, шпиона этого недоделанного!

Витька так и влетел в лифт с карандашом и блокнотом.

У Палыча в кабинете свет горел. За окном была невнятная темень – вечер, ночь, раннее утро. Мокрая пустая автостоянка и два одиноких рыжих фонаря. Витька смотрел на фонари, пробовал отдышаться. Вникнуть в то, что ему говорили.

У Женьки сегодня был плановый вылет, с Максом на подстраховке. За полчаса должны были уложиться, и до сих пор от них ни слуху ни духу. Веня объяснил:

– Там по факту задание проще пареной репы, задержать человека на пару минут. Отвлечь, чтобы он не попал под электричку.

Витька кивнул. Задание реально ерундовое, он такое тоже делал. Но, оказывается, смысл у вылета в другом: чтобы Никифоров… ну, в смысле, Женька спас своего злейшего врага… Этого вот Гужова, Ежова, неустановленное лицо. Это Макс предложил, он Женьку специально тренировал для этого.

– Тот ещё экспериментатор. «А давайте, – говорит, – он знакомого спасёт, такого, которого в детстве ненавидел». Сразу, говорит, будет внутренний духовный рост! Осознание личности!

Веня махнул рукой, а Палыч как-то странно крякнул. Видимо, он не одобрял затею, а его всё-таки уломали. А он предупреждал. Разбираться в этих отношениях Витьке было некогда. Его дело срочнее срочного – надеть спасжилет и прыгнуть в те же координаты. Посмотреть, что там не так, и если потребуется, то как-то воздействовать на время.

– Ты же теперь повелитель времени, Беляев Виктор. Действуй по обстановке.

– Давай, Вить. Если у них всё в порядке – сразу назад.

Витька проверил пропуск, застегнул какую-то дурацкую куртку, сунул в её карман блокнот с карандашом и пошёл к низкой металлической двери.

Витька вышел из кабинки общественного туалета. За спиной гудел бачок, впереди торчали ржавые крюки от давно разбитых раковин. Пахло хлоркой. Под потолком желтело зарешеченное окошко. Как в тюрьме. Совсем рядом свистнула электричка. Может, та самая, которую надо было пропустить? Или задержать? Нет, это того задержать – Ежова, Чижова, как его всё-таки?.. Витька прислушался.

Грохочет привокзальная попса. Лает собака. Визжит женщина.

И голос Макса:

– За брата! Убью! За брата!..

Витька побежал на голос.

И чуть не опоздал! Выскочил наружу, глазам своим не поверил. Киношка про кровь-кишки, в сослагательном времени, в прямом эфире! Женька валяется на асфальте, скорчившись, как эмбрион. Какая-то тётка наклонилась над ним, хлопает по щекам. А Макс лупит со всей дури какого-то обдолбанного хмыря в фанатском шарфе. У хмыря кровища хлещет. Кругом визги, крики…

– Наркоманы!

– Господи, да что же это делается, поубивали ведь друг друга…

– Врача надо!

– Милицию!

– Ребёнка, поднимите ребёнка! Люди! Чей ребёнок?

Витька машинально прикинул в уме композицию, как для рисунка. Макс и Женька в центре. И ведь реально похожи! Тёмные, кучерявые, с густыми бровями. В самом деле, как братья. Что делать-то с ними? Отвлечь от них внимание… Витька выхватил блокнот.

– Кто свидетель? Не расходимся! По очереди записываемся! Фамилия?..

Мужик в сером пальто в ужасе отшатнулся от Витьки и бочком засеменил куда-то за ларьки.

– Женщина, куда вы? Год рождения, женщина! Фамилия ваша?.. – Витька орал, перекрикивая шум. От него шарахались.

Так, теперь здесь нужна толпа с электрички. Чем больше народу, тем меньше свидетелей. Прямо сейчас нужна толпа, сию секунду, граждане пассажиры, ну где вы там, давайте сюда, не подведите, ну!..

И они не подвели. Ломанувшиеся с платформы пассажиры пронеслись мимо Витьки, как будто плёнку с их изображением запустили на ускоренной перемотке. На участников драки никто не обращал внимания. Вместе с толпой унеслись и «свидетели». Получилось!

13

– Ребёнок, чей ребёнок?

По Женькиным щекам проезжались чужие жёсткие ладони. Мокрые. Снег?

Голос отдавался эхом, как в арке многоэтажного дома. Женский.

Над головой грязное небо. Перед Женькиным лицом мелькали руки. С острыми ногтями. С оранжевым лаком. Таким ярким, что Женьку замутило. Он закрыл глаза и снова поплыл.

Запах беляшей. Стук электрички – из Женькиного дома её тоже слышно. Сейчас его отведут домой, к деду. Женька ляжет на свой диван и проболеет неделю, две. Никакой школы, никакого Рыжова. А если нога сломана, то вообще