Журнал «Вокруг Света» №08 за 1995 год - Вокруг Света

Одни галеоны возвращались домой с пустыми трюмами, другие вовсе не возвращались. Некоторые теряли груз и часть команды. В таких случаях спасенные требовали от владельца или поставщиков снаряжения компенсации. Один такой документ, хранившийся в испанском архиве, написан поставщиком снаряжения, который сопровождал свой галеон в шторм на пути из Лабрадора. Благополучно добравшись до дома, он предъявил претензии к страховой компании не только за нанесенный кораблю ущерб и потерю груза, но также за затраты на экспедицию и за корабельную икону, которая помогла ему спастись. К сожалению, ответ страховой компании потерян для истории.

Что остановило китовый бум в этих местах? Есть несколько вариантов ответов. Баски могли жестоко выбить поголовье лабрадорских китов, как они это сделали в XVIII веке с китами в водах Бискайского залива. Исследователи считают, что менее чем за полсотни лет баски истребили 1500 или более китов около Лабрадорского побережья. Однако есть и сведения, что постепенно китобойный промысел перестал быть таким прибыльным, как раньше, и потому угас.

Но, скорей всего, самый тяжелый удар по промыслу в Новой Земле нанесло событие, далекое от этого места: разгром английским флотом испанской Непобедимой Армады в 1688 году. Это гибельное событие захватило всю Испанию и — баскских моряков.

Даже если бы галеон «Сан-Хуан» и не погиб в шторм в Красной бухте, он был бы мобилизован в Армаду 23 года спустя и нашел бы безымянную могилу в Ла-Манше. С точки зрения истории вообще и истории Канады, в частности, очень удачно, что этого с ним не случилось...

По материалам журнала «National geographic» подготовил Б.Савостин

Взгляд с живого моста

Мы переживаем эпоху великих переименований: городам, их улицам и площадям возвращают прежние названия — порой действительно восстанавливая историческую справедливость или возрождая утраченные традиции, а иногда — лишь внося ненужную путаницу. В Старой Руссе поступили по-иному: на табличках с «советскими» названиями дали и новые-старые бывшее наименования — пусть каждый называет, как ему больше нравится. Так, улица Энгельса стала Гостинодворной, как звалась когда-то в дореволюционные времена. Гостиного двора на ней, правда, не сохранилось, но то ли по чистому совпадению, то ли по специальному умыслу единственная в городе гостиница расположилась именно на ней, как бы и сегодня оправдывали имя. А вот центральный мост Старой Руссы через плавную и полноводную Полисть, замедляющую здесь свое течение в предчувствии скорого свидания с Ильмень-озером, всегда звали только Живым. Почему? Никто не знает. Но название это, по-моему, всем очень нравится — и самим обитателям города, и приезжим.

С Живого моста открывается самый красивый и, можно сказать, самый парадный вид на город — на стрелку Полисть и Перерытицы, над которой возвышается кафедральный Воскресенский собор. Тут же, рядом, и Красный берег. В городе много воды: изгибаясь и поворачивая, в Старой Руссе сходятся Полнеть, Порусья с Малашкой и Перерытица, да и другие водные потоки. Недаром в стародавние времена город иногда именовался «Островом». А река Перерытица, чье искусственное происхождение почти не вызывает сомнений, хранит еще и предание об эпизоде борьбы со скандинавами: войска короля Премона долгое время безуспешно пытались взять Руссу. Потеряв немало воинов, Премон решил лишить осажденных пресной воды отводом Порусьи особым каналом. И лишь тогда, по осушенному руслу ворвался в город...

Старая Русса — место красивых, старинных и странных названий. Обитатели города именуют себя вовсе не «старорусцами», а грушанами». Через город протекает ручей Войе. Да и само название города, каким бы оно простым и русским на первый взгляд ни казалось, окружено загадками, а значит, легендами и гипотезами.

Старая Русса — город действительно старый.

Официальная дата его основания, а точнее первого упоминания в летописях, относится к 1167 году. Однако, вполне возможно, что город еще древнее — ровесник Руси, а его имя и дало название нашему государству.

Сбегающие с Валдайской возвышенности — водораздела Волги, Днепра, Западной Двины — и впадающие у Старой Руссы в Ильмень Ловать, Пола и Полисть, были частью того самого, известного каждому еще по школьному учебнику истории, пути «из варяг в греки». Варяжские князья-братья, призванные княжить на Руси, отождествлялись древнейшими русскими летописями с «русью». Варягов всегда было принято считать предками современных скандинавов — они будто были выходцами из района Швеции, зовущегося Руслаген, что и дало финское имя этой страны Руотси, эстонское — Роотси, коми — Роч, и название страны, куда они пришли княжить, — Русь.

Но в Старой Руссе довелось мне услышать и другую трактовку этой истории. С древнейших времен в окрестностях города на соляных источниках добывали соль — «золото» времен раннего средневековья. И «варяги» — это не кто иные, как... варцы соли. Соль здесь именно варили, выпаривая воду. Неслучайно окрестности Старой Руссы — самый «голый» район в этих лесных краях Новгородчины, поскольку многие века древесина шла на нужды солеварен. А соляной промысел звали иногда «русьским». Так вот, варяги были вовсе не пришельцами из Скандинавии, а предками современных рушан.

Кроме Старой Руссы, вокруг Ильменя сохранилось множество селений с корнем «рус» или «рос» в названиях. Да и само озеро Ильмень нередко в далекую старину именовали «Русским морем». Выходит, отсюда пошла земля русская, на которой в 862 году и воцарились варяги — князья-солевары из Старой Руссы. И именно из здешних мест «в греки» шел торговый путь, по которому предки рушан везли свой главный товар — соль. Да и греки тоже не забывали своих северных единоверцев — название реки Полнеть — не что иное, как искаженный греческий «полис», что значит «город». Тот самый город, который в стародавние времена торговал солью и который на сей день стоит на берегах этой реки.

Конечно, это одна из многих гипотез, что родились вокруг загадок нашей истории. Но, попав в Старую Руссу, почему-то очень хочется в нее верить.

Во что трудно поверить, гак это в то, что в 1944 году весь город лежал в руинах, и оставшиеся здания можно было пересчитать по пальцам. Лишь совсем недавно население города достигло 40 тысяч — столько же жителей в нем было перед войной. Центр Старой Руссы избежал участи быть застроенным сплошь типовыми пятиэтажками. А небольшие — в один-два этажа — домики (хоть и советской постройки), обилие зелени и само неспешное, доброжелательное течение здешней жизни словно переносят приезжего на столетие назад.

В самом центре города небеса подпирает огромная красная водокачка, построенная в начале века. В вечерние часы над городом плывет звон церковных колоколов — почти все старые храмы уцелели, и в половине из них проходит служба. Небольшая церковь Мины Мученика хоть и неприметна и еще не до конца отреставрирована, но заслуживает того, чтобы на нее обратили внимание — построенная в XIII—XV веках, она одна из старейших в городе.

Георгиевская церковь хранит образ Старорусской Богоматери. Чудотворную икону в XVI веке одолжили одолеваемому моровой язвой Тихвину, и лишь три столетия спустя — да и то по высочайшему царскому соизволению — рушане смогли вернуть ее в свой город. Правда, в войну подлинная икона пропала, и дальнейшая ее судьба неизвестна. В 70-х годах прошлого века настоятелем храма был Иван Иванович Румянцев, в доме которого в свой первый приезд в Старую Руссу остановился Федор Достоевский. В этом же храме писатель окрестил и своего сына Алексея...

Минутах в пяти ходьбы от церкви, на набережной Перерытицы — дом, где Достоевские жили в Старой Руссе все последующие годы. Дом-музей, некогда принадлежавший отставному подполковнику А.К.Гриббе, а позже купленный писателем, — это как бы центр Старой Руссы Достоевского, а если точнее — «Братьев Карамазовых». Сосредоточие событий — дом главы семейства Карамазовых. Внешне он напоминает дом Румянцева, который, к сожалению, не сохранился. Но расположение, приметы усадьбы списаны с места, где жил писатель, не говоря уже об интерьере. Да и «бывший владелец дома — Александр Карлович фон Шмидт, отставной подполковник», — разве не тот же отставник А.К.Гриббе? Поэтому каждый и сегодня может повторить путь Дмитрия в «ту» ночь: от стоящего на противоположном берегу Перерытицы белого двухэтажного особняка, отражающегося в водах реки, — «дома Грушеньки» — через мост и дальше переулками («...он бежал большим крюком, через переулок...»), к забору сада дома Федора Павловича, где за поляной одуванчиков притаилась деревянная банька... («Тут вблизи в саду стояла банька, но с забора видны были и освещенные окна дома».)