Заначка на черный день - Сергей Лавров

Я едва не застонала в мучительном бессилии! Выходит, драгоценный кейс с кучей денег вчера пронесли мимо нас с Зинаидой, пока мы, оглоушенные случившимся, сидели и тряслись от ужаса этажом выше! Я даже припомнила, что слышала, как кто-то выходил, судя по звуку шагов — женщина! О, моя несчастливая звезда!

Старуха дергала меня сзади за рукав.

— Слышь, доча! Ты дверь закрой, я сквозняков боюсь хуже черта! Чемоданчик-то, может, занесешь сестре? Может, вы где рядом работаете?

Глава пятая

ЗА ДЕНЬГАМИ НЕ ГОНЯЕМСЯ, В ЗАСАДЕ ЖДЕМ!

1

Ох, и пришлось же мне побегать в тот день! До самых сумерек! Настоящая женщина борьбу за место под солнцем всегда заканчивает в темноте. Нигде не присела, маковой росинки в рот не брала (да не поймут меня превратно наркоманы). По пути к дому забежала в модный дом Мертенса на Невском, только на минутку — глянуть, что нового появилось. Я туда как в музей хожу. Полюбовалась на себя в зеркала — худая, лицо потемнело, осунулось. Глаза блестят нездоровым блеском, скулы заострились и проявилось в них что-то калмыцкое… Молодое такое, удалое. Оригинальное даже. Мне понравилось. Сапожки вот только грязные! Никогда со мной такого не бывало. Да уж… охота за сокровищами не красит. Накинула на плечи прямо поверх пальто пару манто, повертелась туда-сюда… Ничего так… живенько… Продавщица меня выгнала. Почти выдернула шубейку-размахайку из рук, сказала:

— Эта модель вам не подойдет! Ценники смотрите внимательней, прежде чем пальцами лапать!

Я посмотрела — четыре тысячи у. е. Подумаешь… пусть подавится своей кацавейкой! Я себе приличную зимнюю вещь найду, и не здесь, а в Париже, на Елисейских Полях!

Я размечталась так неприлично только лишь потому, что считала, что чемоданчик с деньгами у меня в кармане. Я еще не знала, где именно он лежит, но точные координаты и досье на человека, нагло и противоправно овладевшего им прямо у меня под носом, лежали в моей сумочке, в старенькой записной книжке, и я имела все основания полагать, что особых проблем в этой ситуации меня не ожидает. Язык намозолила, расспрашивая. Нюх у меня выработался за эти дни беспрерывных поисков, как у служебно-розыскной собаки. В службу сыска пропавших без вести впору устраиваться, или в передаче «Жди меня» выступать.

Моей драгоценной находкой стала Аннушка Боголепова, косоглазенькая патронажная сестра собеса с жалованьем в две с половиной тысячи рублей, богобоязненная прихожанка подворья Введено-Оятского монастыря, собирающаяся по весне принять постриг, а пока отрабатывающая послушание путем досмотра беспомощных старух, по негласному соглашению матери-игуменьи с руководством горздравотдела. Я ее сама еще пока не удосужилась лицезреть, но представляла хорошо. Знаком мне такой тип женщин, слава богу, не первый год замужем. Серая церковная мышка, сутулая, колченогая, рябая христова невеста — это вам не женщина-броненосец под парами! Такую возьмем без шума и пыли! Ишь, несчастная, согрешила, польстилась на ящик денег! Погубила непорочную душу! А диавол-искуситель вот он, рядом! Подхватит под микитки — и пожалуйте прямиком в ад, сковородки лизать! Лишь бы истово верующая не додумалась на богоугодные дела потратить мое состояние. Это я и сама смогу сделать, потому что нет дела более угодного Господу, чем забота о трех престарелых, слабосильных женщинах, лишенных в этом мире надежной поддержки и опоры. Аминь!

Вовремя вспомнив о двух других престарелых, слабосильных и скудоумных старушенциях, отбывающих свое послушание на заработках ввиду полной профессиональной непригодности к поискам сокровищ русско-кавказской мафии, я изменила путь и направилась к Зинкиному пятаку в настроении благодушном и всепрощенческом. Еще издали услышала я мелодичное, хватающее за душу пение, и по мере того, как я влачилась в вечерней толпе бредущих к домашнему очагу горожан, пение становилось все громче, все трогательнее. Скоро стали различимы слова:

Ой, цветет калина-а!В поле у ручья-а!..

Мои послушницы стояли, обнявшись, как казанские сироты, задрав кверху головы, и голосили во всю глотку под пластиковым куполом, перекрывающим проход и дающим замечательный резонанс. Надо же, место как умело выбрали! Зинаида вела хрипловатым баском, надувая сизые щеки, выкатив глаза и нахмурив кустистые брови, глядя в точку прямо перед собой. Ни дать, ни взять, Кудеяр-разбойник! Маргарита подпевала ей тоненькой фистулой, смешно сворачивая губы трубочкой, вытягивая шею и для пущей убедительности мелко тряся толстыми щеками и качая головой в такт словам. Им самим, похоже, нравилось! Марго даже жалостливую слезу ручонкой смахнула, ей богу!

Не желая мешать служительницам высокого искусства, я скромно встала в сторонке и тоже заслушалась, подпирая щеку рукой. Даже подпевала им тихонько, честное слово! Закончив одну песню, они тут же заводили следующую — и так без конца. Про пароход, про мороз, про огни Саратова… Я и понятия не имела, что они столько песен знают! Спелись, называется! Красиво смотрелось со стороны… а главное, трогательно. Даже позавидовала слегка, белой завистью, конечно. Вот ведь сколько у нас на Руси талантов! Куда там Бабкиной Надежде до этих бабок! Нашего человека главное к стенке как следует припереть — он тогда еще не такие чудеса вытворять сможет.

Душещипательный дуэт старых творческих сил имел успех. Прохожие не проходили мимо. Мелодичный звон монет, непрерывно сыплющихся в большой картонный ящик у ног этих звезд Сан-Рэмо, услаждал мой слух ничуть не меньше, чем проникновенные рулады Зинки и переливы Маргариты. Справедливо рассудив, что было бы настоящим кощунством и вандализмом прервать их высокий полет в эмпиреях народного творчества, особенно в час пик, когда выручка максимальна, не желая травмировать нежные души артисток своей грубой меркантильной расчетливостью, я решила скоротать час-другой в теплой пиццерии напротив. Я ведь вне всякого сомнения заслужила право на отдых. А они пусть еще попоют… раз им так нравится.

Уютно устроившись у окошка, я с наслаждением вытянула ноющие от многочасовой ходьбы ноги, согрелась, закурила, взяла большую пиццу с сыром, ветчиной, помидорами и грибами и два двойных эспрессо. В углу над стойкой заведения мурлыкал что-то магнитофончик… но это было не то, совсем не то! Ни в какое сравнение не шло с живыми голосами! Вот было бы неплохо, чтобы отсюда, с места, где я ужинаю, было слышно пение моих добрых, отзывчивых подруг! Тогда бы и кусок слаще в горло шел!

Кусок, честно сказать, и без того шел очень неплохо. Но только я размечталась, как было бы замечательно одновременно с пищей телесной усладить душу хорошей мелодичной песней, как пицца вдруг встала у меня поперек горла! Совсем рядом, за высоким окном во всю стену пиццерии, прямо напротив моего столика стояли на улице под моросящим дождиком мои певчие птички и смотрели прямо на меня, точно Ленин на буржуазию. Зинаида многообещающе щурилась, прижимая к пузу картонную коробку с деньгами, и понимающе кивала головой. Маргарита в изумлении открыла рот и разводила руками по сторонам, будто привидение увидала.

Уже через мгновение они вошли решительно в зал, разминая плечи и отряхиваясь. Я уж подумала, что сейчас меня будут бить, причем прилюдно. Безобразная сцена тут же нарисовалась в моем воображении — две пожилые женщины азартно колошматят третью! Совершенно незаслуженно, причем! Какой кошмар! Представляете? На мое счастье они помнили мои уроки и вели себя достойно. Просто, не говоря ни слова, нагло сели ко мне за столик и принялись у меня на глазах жадно уничтожать мою пиццу! Видно они здорово проголодались.

В мгновение ока деревянный поднос опустел.

— Ну, как поужинала?! — вызывающе спросила Зинаида, пододвигая к себе мой кофе. — Ритка, бери вторую чашку!

— С тобой поделиться, Несси? — робко спросила добрая душа Маргарита.

Я глянула на нее пристально — нет, кажется, не издевается.

— Спасибо, не надо… Девчонки, как вы классно пели! Я прямо заслушалась, честное слово! Просто хор имени Пятницкого! Давно репетируете?

Они переглянулись и нахохлились обиженно.

— Нахалка! — сказала Зинаида. — Я же говорю — ни стыда, ни совести! Как дам сейчас подносом — будешь знать, как прикалываться!

— Да уж, Агнессочка! — брюзгливо-интеллигентно скривилась Маргарита. — Ты уж объяснись, пожалуйста! Мы думаем, что ты там жизнью рискуешь, расследование ведешь, а тебя потянуло на сладкую жизнь?!

— Вот зачем она с нас деньги тянула! — подколодной гадюкой зашипела Зинка. — Работать заставляла! Я-то сразу поняла! Эксплуататорша! Мы там на холоде, под дождем, шесть часов кряду глотки дерем, трезвые, как стеклышко, а она тут прохлаждается! Барыня выискалась! Кофе… пирожки… Хрена тебе лысого, а не наши деньги!