Дети (май 2007) - журнал Русская жизнь

Спорят о том, могла наша страна быть агрессором или нет. И почти никто не ставит вопрос иначе: может быть, нам и надо было ударить первыми?

Разумеется, никакого «превентивного удара» Германия по нам не наносила, план «Барбаросса» начал разрабатываться немцами сразу после разгрома ими Франции и в декабре 1940 года был утвержден Гитлером. Уже поэтому, даже если Резун полностью прав насчет того, что наш удар намечался на 6 июля, Гитлер просто опередил Сталина, его первый удар оказался «первее». Он по факту агрессор, а мы жертва, от этого факта никуда не деться, соответственно, невозможно и «отнять у нас Победу» - ни юридически, ни морально.

Хотя бы поэтому к проблеме надо было подходить спокойнее, не биться с предисловием, а обсуждать собственно книгу, в которой, безусловно, есть рациональное зерно. Ведь уже никто сегодня не спорит с тем, что группировка Красной Армии на западной границе в июне 1941 года значительно превосходила три немецкие группы армий, предназначенные для реализации «Барбароссы», количественно, а по танкам еще и качественно. Более того, наша группировка имела наступательную конфигурацию. При этом никаких документов, свидетельствующих о готовящемся советском первом ударе, до сих пор так и не обнаружено. Однако, повторю, вопрос можно вообще поставить иначе - а не совершил ли Сталин преступление, не ударив первым?

К началу Великой Отечественной СССР уже был двукратным агрессором. Он совершил агрессию против Польши (вместе с Гитлером) и Финляндии (да и «мирное присоединение» Литвы, Латвии, Эстонии и румынской Бессарабии тоже напоминало агрессию), однако это наших историков почему-то не волнует. Ни мы, ни англичане не стесняемся нашей совместной агрессии (известной под эвфемизмом «ввод войск»; как говорится, почувствуйте разницу) против Ирана в сентябре 1941 года. С другой стороны, Гитлер был агрессором двенадцатикратным (Австрия, Чехословакия, Польша, Норвегия, Дания, Бельгия, Голландия, Люксембург, Франция, Великобритания, Греция, Югославия). Он сам поставил себя вне закона, и против него были возможны и оправданны любые действия. Уже поэтому истерические попытки официозных историков доказать чистоту наших помыслов выглядят странно.

Более того, мы даже чисто юридически были обязаны нанести удар по Германии, поскольку в марте 41-го успели подписать договор о дружбе и взаимной помощи с Югославией, где перед этим произошел военный переворот и прогерманское правительство было сменено на антигерманское. Сразу после этого Германия атаковала и оккупировала нашего нового союзника.

В этот момент, в апреле 1941 года, ситуация для нашего первого удара была весьма благоприятной. Семь танковых, две моторизованные, одиннадцать пехотных, четыре горнострелковые, одна егерская дивизии, одна дивизия СС (это составляло почти 20% всего вермахта и треть его танковых войск) воевали на Балканах против Югославии и Греции, находясь в естественном стратегическом мешке. В их числе была и 1-я танковая группа Клейста, позже ставшая главной ударной силой группы армий «Юг» и совершившая поход до Ростова. Соответственно, РККА имела замечательную возможность выйти этим войскам в тыл, пройдя при этом через Румынию, являвшуюся основным поставщиком нефти для европейских стран «Оси». С учетом времени на домобилизацию и доразвертывание войск западных округов мы бы могли начать операцию в конце апреля или в первые дни мая, когда немцы были в максимальной степени втянуты в балканскую операцию и на юго-западном направлении наш удар пришелся бы почти исключительно по румынам.

Румынская армия была абсолютно недееспособна (по справедливости, ей надо поставить памятник под Сталинградом - именно благодаря «растворению румын в пространстве» удалось так легко окружить Паулюса), она всегда создавала гораздо больше проблем своим союзникам, чем противникам. Да и болгары против нас воевать бы не стали. Они три года были союзниками Гитлера, но СССР войну так и не объявили, войск на фронт не посылали, а в сентябре 1944 года, когда советская армия вышла к болгарской границе, мгновенно капитулировали. Нет особых оснований сомневаться в том, что весной 1941 года они поступили бы аналогично.

Конечно, по уровню подготовки личного состава от рядового до генерала вермахт в тот период был на голову выше РККА. Как показали реальные события 41-го, у нас были колоссальные проблемы и со стратегией, и с оперативным искусством, и с тактикой. Чрезвычайно плохо было налажено тыловое снабжение. Поэтому ряд «альтернативных историков» (не я первый додумался рассмотреть вариант советского первого удара с рациональных позиций без идеологической истерики) предполагают, что Красная Армия, начни она первой, потерпела бы такое же сокрушительное поражение, что и в реальной истории. Возражения на это совершенно очевидны. РККА «первого созыва» погибла практически полностью на своей территории летом 1941 года. Западный фронт сразу сгинул в Белоруссии, Юго-Западный чуть позже под Киевом. Более того, Западный фронт «второго созыва» (вместе с Резервным и Брянским фронтами) вторично погиб в октябре под Вязьмой, что стало, видимо, крупнейшим поражением в военной истории вообще. В итоге Западный фронт пришлось воссоздавать заново на протяжении всего трех месяцев. Все это происходило на нашей территории и сопровождалось, говоря нынешним языком, колоссальной гуманитарной катастрофой: гибелью миллионов мирных жителей, полным разрушением инфраструктуры, потерей огромных промышленных мощностей и людских ресурсов. Даже те промышленные предприятия, которые удалось эвакуировать на восток, в этот наиболее критический момент войны не работали, поскольку еще не обосновались на новых местах.

Если бы мы ударили первыми весной 1941 года, то даже при самом худшем развитии событий Западный фронт погиб бы не в Белоруссии, а в Восточной Пруссии (подобно армии Самсонова в августе 1914-го) и Польше, Юго-Западный - не под Киевом, а в Румынии. Это сопровождалось бы разрушением не нашей, а вражеской промышленности и инфраструктуры (включая румынские нефтяные месторождения), гибелью не наших, а их мирных жителей. Даже в случае максимально успешного контрудара вермахт неизбежно лишился бы значительной части танкового парка. Из-за этого утратили бы наступательный потенциал четыре танковые группы, которые и организовали РККА минский, киевский и вяземский котлы, летом и осенью 41-го так умело разрывавшие и разваливавшие нашу оборону. Да и заправлять оставшиеся танки тоже было бы нечем, поскольку с добычей нефти в Румынии проблемы возникли бы очень надолго. По-видимому, немцы просто «выпихнули» бы РККА примерно на линию старой границы, но уж никак не под Москву и не до Ростова-на-Дону (а потом до Кавказского хребта).

Однако, скорее всего, даже и такого развития событий не было бы. При всех своих организационных недостатках, РККА, ударив первой, владела бы инициативой, что само по себе дает существенное преимущество и отчасти компенсирует недостатки системы управления и отсутствие боевого опыта. Не было бы первого удара люфтваффе по нашим аэродромам, наоборот, был бы удар советских ВВС по аэродромам противника с заведомо ненулевой эффективностью. Главное, что весной 1941 года немецкая группировка на советско-германской границе была еще не готова к наступлению и уж совершенно не была готова к обороне, которая здесь вообще не предусматривалась. Основная часть немецких войск была развернута в приграничных районах в последний предвоенный месяц. В апреле 1941 года непосредственно против СССР вермахт имел три танковые, одну моторизованную, одну кавалерийскую и 43 пехотных дивизии. Для сравнения, к 22 июня эта группировка выросла до 17 танковых, 14 моторизованных (в том числе пяти дивизий СС), одной кавалерийской, 90 пехотных (в том числе девяти охранных и одной легкой), трех егерских и одной горнострелковой дивизии, еще 17 пехотных, одна моторизованная и одна горнострелковая добавились в начале июля. В частности, на восток «переехали» почти все войска, воевавшие на Балканах.

Можно предположить, что советский удар на западном направлении (в Польше и Восточной Пруссии) достаточно быстро выдохся бы, поскольку здесь нам противостояли высококачественные немецкие части. Скорее всего, здесь мы проиграли бы, но, как уже было сказано, на чужой территории, а не на своей. А вот на юго-западном направлении, где как раз и находилась большая и лучшая часть РККА, ситуация была бы другая. Румынская армия очень быстро развалилась бы, а болгарская, в основном, перешла бы на нашу сторону, независимо от позиции болгарского государственного руководства. С полным восторгом встретили бы нас югославы. А ударить во фланг нашим войскам было бы некому, поскольку, как уже сказано выше, 1-я танковая группа немцев воевала на Балканах.

Более того, при подобном развитии событий неочевидна позиция Венгрии. Даже и в реальной истории Будапешт сильно колебался насчет участия в походе на Восток, лишь 27 июня под влиянием немецких успехов Венгрия присоединилась к «Барбароссе». Если бы первый удар нанесла РККА (тем более - по крайне не любимой венграми Румынии), энтузиазм Будапешта, скорее всего, вообще обнулился бы и страна осталась бы нейтральной. Хотя, если бы и не осталась, от этого было бы хуже ей, а не нам. И уж с гарантией 100% не ввязалась бы в войну Финляндия (которая в реальной истории оказалась единственным по-настоящему качественным союзником Германии в Европе), поэтому у нас бы не было никаких проблем на севере.