Дети (май 2007) - журнал Русская жизнь

Осуждение митрополита Сергия и его декларации, а также осуждение отдельных лиц в среде епископата или духовенства, возможно, справедливые упреки в малодушных компромиссах в адрес Русской православной церкви давно стали общим местом в интеллигентских разговорах на кухнях и прессе. Но многие ли отдают себе отчет в том, что «бескомпромиссная» РПЦЗ шла порой на такие сделки, которые и не снились Московскому патриархату? Многие ли вспоминают, что принципиальный борец за чистоту веры и помыслов митрополит Анастасий, глава Зарубежной церкви, в начале войны обратился к Гитлеру с письмом, где называл его «богоданным вождем народов, который освободит Россию от коммунизма»? Как и о том, что в Париже во время оккупации шли ежедневные молебны о даровании победы не русскому, а немецкому оружию? Можем ли мы считать, что Зарубежная церковь больше, чем наша, была свободна от политического вмешательства?

На этот счет можно вспомнить массу примеров и исторических анекдотов. Любимый нынешней интеллигенцией митрополит Сурожский Антоний долгое время уже после войны делил один храм в Лондоне с епископом Зарубежной церкви. Однажды он заметил, что архиерей-зарубежник усердно переосвящает храм заново после каждого служения своего коллеги, как будто церковь осквернялась варварами и еретиками. Владыка Антоний дерзнул спросить у этого епископа: «Что вы думаете обо мне, что я такое для вас?» И тот ответил: «Если бы я не хотел вас обижать, я бы вам сказал: вы просто не священник, - но я вам прямо скажу, что я думаю: вы священник сатаны, поскольку приняли рукоположение от Московской патриархии!» «Если бы он мне сказал, - вспоминал владыка, - что считает меня плохим человеком, я не возражал бы; я ведь себя лучше знаю, чем он, и согласился бы с ним. Но признавать, что я не священник или что я священник сатаны, то есть что таинства, которые я совершаю, в лучшем случае ничто, а вероятнее - кощунство, и что моя проповедь есть проповедь антихриста, я не могу, потому что у меня есть своя совесть и я себя внимательно проверяю в том, что говорю. Я могу ошибиться в чем-то, это дело другое, но я не проповедую Евангелие иное, чем Христово».

Отрадно, что сегодня уже обе стороны поняли, что мы должны проповедовать «Христа неразделенного» - одним голосом, одним умом и одним сердцем. Только так можно достигнуть того, что апостол Павел называет «умом Христовым» (1 Кор. 2, 16).

Конечно, то, что когда-то было разрезано по живому, срастется не вдруг. Будет еще много мучительных споров по поводу отношений церкви и государства. Предстоит еще решить, что же такое этот пресловутый экуменизм - благословение или матерное ругательство. Но, все-таки…

Церковь есть закваска Царства Христова. Она положена в евангельские «три меры муки»: в разум, сердце и волю человека, «доколе не вскисло все» (Мф. 13, 33). Тело Самого Господа в Его земной жизни и тело Его церкви в истории всегда страдало и изнемогало.

В кенозисе чудесного Своего домостроительства в таинствах Своей Церкви, в слове Своем и в совести человеческой Господь Иисус Христос все тот же и пребывает в мире и на русской земле. Через всеобщее наше окаянство и в пределах России, и за ее пределами Господь Спаситель тайно действует и освящает мир. Являет Он эту Свою милость людям и в наши дни. Хочется верить, что после 17 мая никто уже не дерзнет отрицать Его силу в немощных братьях наших, потому что, делая так, он отрицал бы самую возможность явления этой силы в себе.

* ГРАЖДАНСТВО *

Анна Андреева

Заблудившийся автобус

Как убивают малокомплектные школы

Печалиться о судьбе сельской школы сегодня не принято: «популизм». Это относят к сфере социальной лирики: Матера, затопленные деревни, экологическое мышление, корни-почва… «А как там учат, знаете? Ни базы материальной, ни социума, ни кадров - кружок, а не школа! А денег жрет - как санаторий!» Никто, правда, не видел этих денег, но министр Фурсенко объяснял: лучше починить одну большую школьную крышу, чем две маленькие. Лучше или выгоднее?

При взгляде на брошенную школу и в самом деле становится нехорошо. По виду - крепкая усадьба, по факту - пепелище. Просторное деревянное здание в центре села Наволок Валдайского района на Новгородчине - сто метров, электрическое отопление, приусадебный участок! - два года назад предлагали дачникам за 120 тысяч рублей.

Через дорогу от школы главный очаг культуры - сельпо: водка, пластиковые тазы, шоколад «Гвардейский». Образ победительной современности.

- Но разве, - спросила я у чиновницы-попутчицы, - здание школы подлежит приватизации?

Махнула рукой:

- А, можно провести отчуждение…

Под порожком школы, на земле, два влажных учебника - «Русский язык» и «Математика», третий класс. «Фашист пролетел».

Риторика зачистки

Ликвидировать сельскую школу без решения сельского схода невозможно - это железное правило прописано в законе «Об образовании».

Но за последние десять лет в стране закрыты тысячи сельских школ. Каким образом?

Постановление правительства РФ «О реструктуризации сельских школ» вышло в 2001 году, тогда же появилась и концепция реструктуризации. Документы предлагают целую систему эвфемистических методов сбрасывания балласта: укрупнение, реорганизация и прочее. Суть от этого не меняется - малокомплектные школы подлежат решительному истреблению.

На случай сопротивления неразумного крестьянского населения написана специальная методичка. Она называется «Правовые основы модер- низации сельской школы». Цитата: «Хаотическое состояние российской правовой системы в целом, многочисленные коллизии норм права и противоречивость федерального законодательства создают в известной мере благоприятные условия для проведения реструктурирования в тех муниципалитетах и регионах, где руководство проявляет активность и решительность в этом вопросе» (Д. Растимешин, газета «Первое сентября»). Проявлять решительность управленцам рекомендуется «не вступая в теоретические дискуссии».

Авторы советуют вообще не употреблять слово «закрытие», а уведомить жителей о «реорганизации путем присоединения» и объявить малокомплектную школу филиалом опорной. Для этого никакого схода не нужно. Со своим филиалом опорная школа может делать что угодно - например, закрыть через год, «руководствуясь только целесообразностью и своим усмотрением».

Правда, есть момент уязвимости: школа перестает быть юридическим лицом и становится подразделением другого юрлица. Ничего страшного! На случай, если найдутся сутяжники и дойдут до суда, тоже существует успокоительная рекомендация: «Поскольку процессуальным законодательством предусмотрены сложные и длительные процедуры обжалования и вступления в силу судебных решений, можно предположить, что даже признанный судом незаконным правовой акт местных органов власти и управления еще долго будет де-юре действующим». Не бойтесь, мол, граждане ликвидаторы, все равно в судах заиграют, а раскулаченному судиться - себе дороже, помыкается, да и плюнет.

Кто же авторы этого пронзительного откровения? Методичка написана коллективом сотрудников Высшей школы экономики под руководством ректора Ярослава Кузьминова - одного из «гарвардских шалунов», радикального реформатора образования, прогрессиста и ярого рыночника. Собственно, в 2002-2004 годах ГУ ВШЭ и проводил эксперимент по реструктуризации в 18 регионах, обещая экономию 10-12% (примерно, по миллиону рублей на каждый сельский район). Кредит для эксперимента выдал Всемирный банк. Итоги не утешили: хирургические расходы пока выше, чем обещанная экономия. Ломать оказалось дороже, чем перестраивать.

Для борьбы с «реструктуризацией» остается один способ - гражданского сопротивления: акции протеста сельских жителей, не обладающих ни опытом самоорганизации, ни правовыми знаниями, ни юридической поддержкой, как правило, шумны, бестолковы и беспомощны. Правозащитники почти не заходят на эти поля, неинтересно. Впрочем, иногда случаются и победы - если прибегать к чрезвычайным мерам. В конце 2005 года в поселке Дунай Приморского края тоже пытались «зафилиалить» школу. Не корысти ради, конечно, а деточек для: освободившееся здание обещали отдать под детский дом. Однако жители поселка напомнили: здание детдома построено несколько лет назад, но оно почему-то ушло под платный детский сад. Учителям не хотелось терять работу: если в городе попасть под сокращение означает перейти в другую школу, то в селе - начать жизнь с нуля, иногда в предпенсионном возрасте. Отчаявшиеся учителя и родители провели двухнедельную голодовку, и только тогда решение было отозвано. Победа? Но в Дунае, по крайней мере, был полноценный педагогический коллектив и родительское сообщество, а что делать коллективам из трех-пяти человек, всем этим учителям-универсалам? Становиться в одиночные пикеты?