Возвращение на Подолье - Юрий Комарницкий

Они выходят на свежий воздух. Теперь он уже по-настоящему необходим.

— Стелла, как твой малый, доволен?

Она прижимается к его плечу.

— Очень, Васек, в тебе он чувствует настоящего мужчину.

— А что, их ему не хватает, настоящих мужчин? — непроизвольно съехидничал он.

— Когда много, значит нет никого, — спокойно реагирует она. — А вообще-то, не говори, Васек, пошлостей.

Он извиняется и примирительно целует ее в ухо. Она мгновенно воспламеняется, он смотрит на часы.

У Филиппа слипаются глаза. Вихрь потраченных и полученных каллорий утих. Он хочет спать.

— Нам бы тоже не помешало вздремнуть, — говорит Василий. — Куда поедем?

— Только не в гостиницу. Если администратор часто отмечается с клиентами, кого-нибудь из персонала обязательно жаба задавит. Подумают, гребет валюту лопатой.

Она вот-вот что-то предложит, напряженно на него смотрит. Он вспоминает заповедь Чейза: “Мужчина должен быть терпеливым”.

— Махнем к моей подруге, — Стелла вытаскивает из своей сумочки замысловатый брелок. — Вот уж кому везет. Уехала с Конюховым в Амазонию охотиться на крокодилов.

Василий удивился. Этот сопляк когда-то чуть не деградировал в комсомольских тусовках, затем пытался издавать книги…

— Ты не шутишь? Она действительно с Конюховым?

— Точно, он теперь продает бензин. Не курит, не пьет, но гоняется за каждой юбкой.

Подруга Стеллы фотомодель. Двухкомнатная квартира набита журналами. Буквально на каждой плоскости разбросаны фотографии с ликом хозяйки.

Они укладывают Филиппа на роскошный диван, сами отправляются в спальню.

Ее мощное, широкобедрое тело, с элементами вульгаризма, заставляет его стонать от наслаждения. Она садится на него и волна блаженства уносит Василия куда-то далеко-далеко от кошмарной реальности, которой так полна его жизнь.

Филипп спит три часа и все три часа эрекция держит Василия в стальном обруче.

Когда Филипп просыпается, Василий, успокоенный, сидит в кресле и смотрит телевизор. Стелла принимает душ. За эти три часа любой зэк отдал бы десять лет жизни. В затуманенном мозгу Василия трепещет мысль: “Спасибо, Господи! Ты все же нашел нужным подарить мне наивысшую точку блаженства в человеческом бытии”.

V. Необычное предложение

Франц, Наташа и Таня еще спали. Харасанов проверил обойму и вложил “вальтер” в наплечную кобуру.

Они встретились на Цветном бульваре у входа в цирк. Харасанов умышленно выбрал это место. Неподалеку шумел рынок, присутствие азербайджанца и казаха особенного внимания не привлекало.

Одетый в шикарный реглан, при ярком галстуке, Жарылгапов походил на респектабельного бизнесмена.

Харасанов был одет проще. Широкий и длинный хэбэшный плащ он выбрал обдуманно. В складках плаща вполне мог поместиться арсенал Шварцнегера.

— Ты один? — осведомился Жарылгапов. — Почему не взял художника? Заодно я смог бы ему кое-что предложить.

Вдоль сквера, на расстоянии пятнадцати метров друг от друга фланировали остроухие охранники Касыма.

— Я один, а вот ты свою персону оставить боишься. Какого черта ребятам не даешь поспать, притащил их в такую рань?

Жарылгапов улыбнулся.

— Им за это бабки платят, и вполне приличные. Они, Костик, даже по ночам обязаны не спать. Так что ты их не жалей.

— Ладно, Касым, поболтали и хватит. У нас с тобой со вчерашнего дня разговоры ни о чем. Если бы я при нашей последней встрече в Казахстане гонял порожняки, ты бы сейчас в зоне искал чай для расчета с педерастами. Говори конкретно, что ты хочешь за документы?

Болотные глаза вспыхнули и Харасанов физически ощутил грудью толчек злой энергии этого человека. “А ведь какой-нибудь слабак в его руках — орудие для достижения любой цели. Не удивительно, что он ходит в лидерах.”

Жарылгапов нервно сплюнул, затем странно расслабился, сел на чугунную ограду и сказал:

— Будь я один, я бы всучил тебе и твоей компании эти херовы документы. Но дело в том, что о тебе уже все знают, а у наших ребят мечта, можно сказать идея фикс, научиться изготовлять баксы.

Чего-чего, а подобного Харасанов не ожидал. Он предполагал услышать многое: о планировании убийства, перекачке денег в западный банк, наконец, помочь в ограблении, но такое…

— Касым, у тебя, как у всякого профессионального боксера, было порядка двухсот легких сотрясений мозга. Так вот, двухсотое оказалось роковым. Твоя башка начисто перестала мыслить.

— Не хами, Костя. Ты преувеличиваешь. Ведь ты делал в свое время документы и для меня, и для своих любимых диссидентов. Сам когда-то мне говорил, что единственная проблема — это подбор нужной бумаги. Кажется, по плотности, водяным знакам и еще чего-то в этом роде. У нас несколько японских ксероксов, есть цветные принтеры. Если будет необходимо — плюнем на ксероксы и закажем клише пятидесяти- и стодолларовых купюр. Нам нужен консультант и художник. Я и мои ребята уверены — лучшего консультанта чем ты, нам не найти. Что касается художника — твоя знаменитость из глубинки вполне подойдет на эту роль.

Колени у Харасанова дрожали. Пристрелить Жарылгапова и его телохранителей — дело пустяковое, но последствия абсолютно ясны. К вечеру Франц и девушки будут валяться мертвыми в квартире, а в лучшем случае — сидеть в наручниках на Петровке. Спорить с Касымом пустое дело. Если его самого и команду охватила, как он выразился, идея фикс — колесо не остановить.

— Заварил ты, Касым, кашу, и меня втягиваешь. Ведь я чудом спасся из Карагандинской тюрьмы, а для чего? Для того, чтобы подхватить сначала туберкулез в Матросской тишине[56], а затем быть расстрелянным где-то в Казахстане.

— Зачем так мрачно? Наладишь нам производство и чеши на запад, размораживай в банках свои счета. Впрочем, у тебя в нашем деле будет немалая доля, через год переправим контейнер с долларами на твой счет в Швейцарию.

— Вот именно, контейнер. Только не с долларами, а со мной, и не в Швейцарию, а родителям на дом, в Баку. Неужели, Касым, до тебя не доходит, что фальшивомонетчики в девяносто девяти случаях заканчивают “вышкой”.

— Ладно, Костя, завязывай пропаганду. Я понимаю, тебе пятьдесят, пионерское детство, труд на благо Родины… Я это тоже успел пройти. Но сейчас я предлагаю дело, понимаешь? Дело, которое обогатило массу людей. Даже нескольких месяцев хватит, чтобы упаковаться и завязать.

Константин начинал злиться. Тупорылый качёк с задатками уголовника поучал его, человека, получившего два высших образования. В то же время подсознательно он понимал, что протест его эго, по причине воспламенившейся гордыни, ни к чему хорошему не приведет.

— Завязывай, Касым, меня учить. Для меня существенен только один твой довод. Ответь, если я не соглашусь вы схватитесь за пушки..? Верно?

— Ты угадал, но пойми…

— Хватит, ближе к делу! Когда ты мне покажешь помещение и технику?

— Это другой базар, — Жарылгапов оживился. — Сейчас я тебя отвезу домой, а в 23.00 заеду. Место находится за чертой города.

VI. Смерть Кузьмы

Прогулки с Филиппом и Стеллой входили в жизнь чем-то радостным и светлым. Появилась иллюзия раскрепощенности и свободы. Он понимал, что это всего лишь иллюзия, поскольку общество никогда не оставит его в покое.

В последнее время он все чаще задавал себе вопрос: кем он мог бы стать, если бы оставил ремесло бандита. В голову ничего путного не приходило. Профессии типа слесаря, токаря, сантехника, монтажника, которые дает зона, в этой стране сопряжены с вечным унижением. Необходимо смирение монаха, чтобы равнодушно воспринимать вечное понукание бригадира или прораба. Был еще один немаловажный фактор — заработная плата. Ее стабильность, выплаты и размеры могли довести любого человека до чего угодно. Лично он с этим не сталкивался, но у него было множество примеров.

И все же у вечного зэка была затаенная мечта, о которой не знала ни одна живая душа на этом свете. Он знал: будь он в другом обществе, эта мечта смогла бы превратиться в жизнь. Там, в интернате для умственно отсталых детей, куда он попал с легкой руки матери, после пяти уроков обучения игры на кларнете учитель музыки во всеуслышание заявил: “С таким слухом, Коваленко, из тебя мог бы получиться великолепный музыкант!” Эти слова в уста учителя вложил сам Бог. Но канал общения с Богом засоряла сначала его мать, а затем тюрьма. Мечта осталась мечтой, а Бог, возможно, заставил себя ждать до лучших времен.

Сегодня после обеда он решил проведать Кузьму. Толпа у подъезда ему сразу не понравилась. Убогие старушки, опухшие пьяницы толпились на цементном пятаке у входа. Подобная публика всегда собирается вместе в определенных ситуациях. Василий поманил в сторону пьяницу с ясными глазами ангела.