Возвращение на Подолье - Юрий Комарницкий

— Ты там моего друга долго не задерживай, а киоск — как выйдешь с подъезда, налево, за углом дома.

“Господи! Неужели это Кузьма?” Пятым в очереди стоит обрюзгший небритый мужчина в старом облезлом пальтишке. На ногах валенки — и это в начале октября.

— Кузя, Кузя! Мерин висложопый, не узнаешь?

Тот смотрит выпученными потухшими глазами, пытаясь вспомнить.

— Н-н-не… Гриша, что ли?

— Ну, мерин, дошел!

Василий хватает его за ворот “москвички” и вытаскивает из очереди.

— Коваль я, Бешеный из Карлага.

Он весь затрясся, вцепился в рукав его пиджака.

— Коваль, Коваль, неужели освободили?

— Освободили, на этот раз не раскрутился. Но зарекаться — сам знаешь…

— Понимаю, понимаю, — он весь дрожит, — сейчас возьму пива и пойдем ко мне.

— Брось, Кузьма, какое пиво? Слышишь, не брыкайся.

Он тащит его к соседнему киоску.

— Водку “Золотое кольцо”, бутылку бренди и десять банок немецкого пива.

Кузьма испуганно на него смотрит.

— Жрать у тебя тоже, наверное, голяк?

— Ага, голяк, — в тон ему говорит Кузьма.

Василий берет две банки тушенки и они отправляются к Кузьме.

Просторная запущенная квартира. На кухне грязная посуда, ворохи нестандартных бутылок, затхлость и уныние.

— Кузьма, пошли в комнату, меня сейчас вырвет.

— Да, да, сегодня собирался делать генеральную.

— В чем дело, Кузьма? Как мог ты, заслуженный юрист, до такого докатиться?

Он скептически улыбается. Наконец человеческое лицо.

— Был заслуженным до зоны. После Карлага никому не нужен. Иногда сдаю комнату, так и живу.

Василий внимательно на него смотрит. Денег он ему даст, в остальном, кажется, уже поздно. Василий смешивает водку с бренди, себе наливает стакан, ему — грамм сто. Они выпивают.

— Кузя, мне нужен набор ксив[54]! Не одну, не две, а целый набор.

Ему захорошело, лицо озаряется.

— Я понимаю, Коваль, но это очень дорого. Тебе не поднять.

— Это не твои проблемы, говори сколько.

Он что-то шамкает губами, явно боясь произнести цифру.

— Говори, Кузя, не волынь.

— Десять штук зеленых, а может и больше.

— Такие бабки у меня есть, вернее, будут до конца недели. А они быстро сделают?

— Быстро, недавно звонили, просили найти клиента.

Василий смотрит на него и не узнает того крепкого мужичка-боровичка, зоновского табельщика в хорошо подогнанном мелюстине.

— Ох, Кузя, Кузя! До чего ты докатился? Оказывается, деградировать можно не только в зоне.

Он вздыхает.

— Брось, Коваль, хорошо хоть квартира осталась. Нужно сказать спасибо покойной матери.

— Мать матерью, Кузя, а семью такому человеку как ты, завести необходимо. Тебе сколько лет?

— Пятьдесят с маленьким хвостиком.

— Имея квартиру и путевую женщину, в пятьдесят можно родить футбольную команду.

— Пробовал, Коваль, не получается. В зоне растренировался, а на свободе один спорт — литробол.

— Мне тебя искренне жаль, но чем помочь? Ты умнее меня в сто раз.

Он допивает ёрш.

— Что толку с этой головы, если вторая не работает?

Василий отстегивает ему триста баксов и они расстаются до субботы.

Итак, до субботы нужно десять тысяч. Ох, до чего не хочется брать хату. Вешать на себя новый эпизод. В принципе, попадись он им, срок у него уже есть и притом большой. Пятерку влепят даже за нарушение паспортного режима. Ведь он рецидивист. Фальшивая прописка — это уже червонец.

Денег у него около семи тысяч. Вместе с шубами будет все десять. Они в камере хранения. Придется перешагнуть через себя. Побороть брезгливость. “Вор-рецидивист брезгует сам сплавлять барахло. Кому скажи, не поверят.” Но это точно. Процесс торговли вызывает в нем сначала бешенную злобу, затем отвращение и упадок сил. Откуда это, он не знает. Какие-то странности организма.

Минетчица Эльвира ужасно надоела. Она постоянно торчит в квартире. Нет, так дело не пойдет, пора опять в гостиницу. В Измайловском комплексе лица у администратов не такие, как на Окружной. Здесь публика побогаче. Лица у “церберов” менее агрессивны.

— Девушка, милая, отблагодарю по большому счету, нужен хороший номер.

Не поднимая глаз она бросает:

— Подожди двадцать минут, постараюсь придумать.

“Придумает, с таким сексуальным лицом и яркими вывернутыми губами обязательно придумает. Кстати, если удастся устроиться, нужно будет обязательно ее снять”.

Ого, у него классный номер. Ванная сверкает голубой плиткой. Телефон, цветной телевизор, даже есть холодильник. Для гостиницы, пусть даже московской, это уже много.

За двадцать баксов чаевых Стелла пристроила его в этот номер на десять суток. Во времена большого переселения народов1 десять суток полноценного отдыха — полжизни.

А теперь нужно сплавить эти чертовы шубы. Шлюхи уже наверняка заявили о разбойном нападении. Шубы по себестоимости потянут на огромную сумму.

Он вспоминает напутствия москвича, тянувшего вместе с ним срок. “Барахло хорошо сплавлять в банях. Обслуга номеров ворочает миллионами.” Кажется, он упоминал Краснопресненские бани. Точно, Краснопресненские. Погнали на метро Девятьсот пятого года.

Выхоленный банщик с толстенной золотой цепью, обвитой вокруг бычьей шеи, мгновенно ориентируется.

— Сколько просишь?

— Пахан, сам видишь, новые. Им цены нет.

— Всему есть цена. Сколько просишь?

— По две тысячи зеленых за шубу, — называет он явно заниженную цену.

— Н-н-нет, земляк, столько не потянут.

У Василия начинает ныть скула и подергивается веко. Сдерживаясь изо всех сил, он говорит:

— Пахан, ладно, мне чистых две штуки и на этом конец.

— Ладно, попробую, жди меня здесь.

Василий кладет ему руку на плечо.

— Пахан, если приведешь ментов или слиняешь, считай себя покойником.

Тот картинно обижается:

— Какого х… ты меня пугаешь? Забирай свои шубы и вали.

Василий сжимает ему плечо.

— Отец, не на-д-а! Я тебе верю. Давай иди, очень бабки нужны.

Через двадцать минут он приносит полторы тысячи. Беспредельная жадность барыг всегда стабильна.

— Вот все, что у них есть. Хочешь бери, а хочешь нет.

Он знает, что клиент никуда не денется. Он не ошибается.

— Ладно, хрен с вами, давай бабки.

“Две норковых шубы за полторы тысячи. Ха-ха-ха! Как пришло, так и ушло.” Впрочем, он давно потерял чувство определять истинную цену вещей. А по московским тротуарам бродят дряхлые старушки в поисках пустой бутылки. До чего омерзительна жизнь.

В холле Измайловской — никого. Стелла нежно улыбается, обнажая прокуренные зубы.

И все же, она чертовски сексуальна. Такая в постели отдаст и получит все.

— Стелла, у меня сегодня памятный день. Ровно год после окончания казахской академии.

Она улыбается еще шире.

— А какая специализация?

— Юриспруденция.

— Ого, интересно, а кем вы сейчас работаете?

— Вообще-то, секрет, но для вас… Изымаю незаконно приобретенные ценности у новых русских.

Она втягивает голову в плечи.

— Вы опасный человек.

— Для них — да, Стеллочка, а для вас — друг и только друг.

Она заразительно хохочет.

Что ж, смех у нее, действительно, очень приятный.

— Приглашаю вас, Стеллочка, в ресторан по большому счету.

Она, безусловно, видала виды и с кем попало не пойдет. Но высокий, с иголочки одетый блондин ей явно нравится.

— Не знаю, что вам ответить.

— Ответьте да, и через час для вас будет накрыт стол с ассортиментом для гурманов.

— Ну, что ж, Василий Витальевич, действуйте.

Кутить так кутить. Он заказывает столик действительно по большому счету.

Безусловно, ресторанное меню не напоминает меню “У Тифани”, но он там не был, и поэтому его требования к официанту сводятся к красной и черной икре, копченой севрюге, крабам и грибам.

Она оценивающе смотрит на стол и непроизвольно облизывает яркие губы.

— Знаете, Стеллочка, в прошлом году я обедал “У Тифани”, есть такой ресторан в Нью-Йорке. Там выбор блюд значительно богаче.

— Ну, что вы, Василий, стол просто прелесть.

— Присаживайтесь. А вот с напитками я поджидал вас.

— Чего нибудь легкого. Сухого вина, шампанского.

— Человек, записывай! Лучшего итальянского и французского шампанского плюс бутылка отечественной водки.

Стелла смеется. Смех у нее — воркование дивной сказочной птицы.

Они выпивают и закусывают. Стелла только на первый взгляд вульгарна. В общении — это теплая чувственная женщина, безусловно видавшая виды.

— Василий, а как вы проводите эту самую экспроприацию? Где ваша контора?

Она забавно ему подмигивает.

— Ну, что вам на это ответить, Стеллочка? Вы слышали о таком городе с названием Караганда?