По его правилам - Маша Малиновская

пришлось мягко подтолкнуть за плечи вперёд. Хоть я едва прикоснулся, девушка вздрогнула — почувствовал. Да потому что как струна на самом деле сейчас. Страшно ей.

Так же молча сдали куртки в гардероб, поднялись к кабинету. Автобус пришёл поздновато, и уже через пару минут должен был прозвенеть звонок. Учитель впустил ребят готовиться к уроку, поэтому в коридоре у кабинета никто не стоял.

Злата крепко прижала к боку свою сумку, облизала пересохшие губы и побледнела.

— Не бойся, — я взял её за руку и крепко сжал. — Идём. Решительно распахнув дверь, мы вошли в класс.

Глава 27

Злата

Каникулы — это прекрасно! Долгожданно и ожидаемо. Особенно зимние, когда, хоть тебе и уже восемнадцать, ждёшь с ожиданием сказки.

Но не для выпускников. Потому что когда у тебя через полгода экзамены и поступление, то всё приобретает совершенно другой окрас. Вроде бы и праздники, выходные, но в то же время будто сзади кто-то стоит и напоминает: «Тик-так, дорогая, тик-так, время сесть и позаниматься, если не хочешь, как говорит мама, рыбой на рынке торговать и в жару, и в холод».

Даже в свой день рождения, который мы с родителями отметили, съездив в столицу на три дня, я постоянно думала о том, что рубеж совершеннолетия пересечён, и теперь я официально отвечаю за своё будущее, и маячащее поступление стало казаться ещё более важным и серьёзным.

Вернулись вчера вечером, и тут же мама получила звонок от классной руководительницы, которая сообщила, что утром шестого января нужно прийти в школу и принести копии документов и написанное от родителей согласие на обработку персональных данных ученика, потому что во время экзаменов эти данные будут вноситься в компьютерную систему. Но потом оказалось, что теперь это согласие я должна подписывать сама, так как на первое марта, дату регистрации в экзаменационной сети, уже являюсь совершеннолетней. А ещё сказала прихватить тетрадь по алгебре, потому что она заодно проведёт консультацию к экзаменам.

Вот вам и каникулы. Для всех, кроме выпускников. Но такова жизнь, да.

Все необходимые бумаги я приготовила с вечера. Утром же провела перед зеркалом времени чуть больше, чем обычно, хотя я и так всегда тщательно слежу за своим внешним видом. К школе подходила с гулко бьющимся сердцем. О причине врать себе не стала, чего уж.

Я чувствовала волнение, потому что вот-вот должна была увидеть Бахурина. Успокаивала себя, уверяла, что это просто эмоции, связанные с пережитым потрясением, произошедшим в новой школе, но тут же отмечала, что всё не так просто. Я… кажется, я скучала. Привыкла к нему как-то.

В тот понедельник сама не знаю, как решилась снова пойти в этот жуткий класс. Они ведь избили меня, унизили. Я до самого выхода из дома сомневалась, но подталкивали слова, которые сказал мне Бахурин, когда привёз домой, что Злата Королёва так просто не сдаётся. А ещё он сказал, что будет рядом. Это каким-то образом было главным, что успокаивало. И я решительно оделась, обулась и выбежала из подъезда, хотя, если честно, всё ещё до конца не была уверена, что перед остановкой не поверну обратно.

Но выйдя на улицу, я вдруг натолкнулась на Бахурина. Внутри сначала что-то взметнулось, а потом приятно защекотало. Я поняла, зачем он пришёл — чтобы я не вздумала струсить. Обещал же быть рядом. И сдержал слово.

Когда перед входом в серпентарий кровь отлила от лица и устремилась куда-то в желудок, Демид взял меня за руку, крепко сжал, пустив по всему телу странный ток, и мы вместе вошли в класс. Учителя в кабинете ещё не было, зато были почти все ученики. Когда мы вошли, сначала установилась полнейшая тишина, даже этот придурочный Жорик не посмел ничего тявкнуть. А потом все сделали вид, что ничего такого не произошло и занялись своими делами и разговорами в ожидании урока. Только Олеся осталась сидеть молча и побледнела как стена, а потом пошла красными пятнами.

Оставшиеся две недели мы доучились спокойно. Я даже смогла выйти на все пятёрки, хотя, если честно, думала, что не получится, и эти недели смогут испортить мне аттестат. Мы с Бахуриным сидели вместе за партой, вместе ходили в столовую на переменах, вместе ездили домой. И как-то почти не разговаривали. Ну понятно, что совсем не молчали, но и не болтали без умолку. На переменах я по большей части листала учебники, а Демид сидел рядом, иногда слушал тезисы по материалу, которые я коротко озвучивала вслух. Вроде бы как и для себя, и ему повторить полезно. Хотя, учился он вполне прилично, надо сказать.

А ещё я замечала его взгляды. Внимательные, наблюдающие. Будто он изучает меня. И не только эти, но и другие: жесткие и предупреждающие, направленные мне за спину. И тогда мне становилось так спокойно.

Хотя кое-что всё же тревожило. Я заметила, насколько прохладными стали отношения у Бахурина с одноклассниками. Даже с теми парнями, с которыми он, как я поняла, раньше дружил. За руку он здоровался только с Русланом Смирновым, а с остальными ограничивался сухим кивком.

И я прекрасно понимала, что это из-за меня. Он пошёл против коллектива и установленных в нём правил. И как бы там ни было, никто не посмел пойти ему наперекор. Это сильная, мощная черта — не просто играть по своим правилам, но ещё и устанавливать их для других. Именно так он сделал в нашей школе, когда я попыталась прогнуть его. Именно так он теперь поступил ради меня в своей бывшей школе. Бахурину плевать, он поступает как считает нужным и правильным. И это достойно уважения.

На улице мороз, а у меня на подходе к школе ладони вспотели, потому что я не видела его больше недели. Тогда перед каникулами пожелала «С наступающим!» у подъезда и ушла. Сейчас же было ощущение, что те три недели в двадцать восьмой мне просто приснились. Мне, как той, что почти всегда уверена в себе, было странно ощущать эту растерянность. Что сказать? Просто привет? А что ещё сказать я могу. А что хочу? Да и вообще, с чего я взяла, что «бэшкам» тоже сегодня нужно приходить. Может, это