Поймём ли мы когда-нибудь друг друга? - Вера Георгиевна Синельникова

в котором остались одни «ветераны», у Ирины — отдельная комната. Я была наслышана не только о её своеобразном интерьере, но и о некоторых чудачествах хозяйки, поэтому, не дожидаясь ответа на стук, дверь приоткрыла с некоторой опаской. В комнате была кромешная тьма.

— Ирина! — позвала я.

Никто не откликнулся. На ощупь я включила свет, толкнула, закрывая, дверь и … вскрикнула от неожиданности: на угольно-чёрной оконной шторе, натянутой от стены до стены, шевельнулся огромный золотой паук — это волной прошло по ткани движение воздуха.

— Какого ч-чёрта? — жмурясь, Ирина натягивала на голову одеяло-. Убирайся!

— Не сердись! — примирительно сказала я. — Дверь была открыта.

Ирина молча отвернулась к стене.

Я окинула взглядом комнату, без труда определила иерархию предметов. Красивый красный свитер валялся на чайнике — он использовался либо в качестве прихватки, либо как изолятор. Под ногами хрустели макароны. В консервных банках торчали окурки. Одежда высилась грудой на стуле. И только книги, чистенькие, строго систематизированные, взирали на этот хаос из-за сверкающих чистотой стёкол высокого, под потолок, стеллажа.

Я приблизилась к полкам.

— Не трогай! — сердито сказала Ирина, резко поворачиваясь. — Чего пришла?

— Так. Начальство беспокоится, почему тебя нет.

— Неужели? — криво усмехнулась Ирина. Пошли они все… — она выматерилась. — И пусть не вздумают задабривать меня своими вонючими десятками к зарплате. На работу я больше не пойду.

— Как? Совсем?

Она посмотрела на меня насмешливо.

— А что? Нельзя? Ты когда-нибудь заглядывала в конституцию? Там, между прочим, написано, что все мы свободны. Она достала из-под подушки сигареты, спички, закурила. — Буду, как Нонка, выковыривать бутылки из помоек. По крайней мере, от этого реальная польза.

— Разве от того, что ты делаешь в экспедиции, нет реальной пользы?

Ирина посмотрела на меня с тоскливой безнадёжностью, но ничего не сказала, только махнула рукой и глубоко затянулась. Потом подняла с пола скомканную газету, распрямила её и дала мне.

— Почитай!

«Миллионы — на ветер!» — так бодро была озаглавлена заметка, обведённая чёрной пастой. В ней говорилось о том, что в порту Дальнем уже более пяти лет лежит под открытым небом импортное оборудование стоимостью около десяти миллионов долларов. Оно уже покрылось ржавчиной, но никто не может сказать, когда его будут устанавливать, собираются ли его устанавливать вообще и от кого зависит решение этой проблемы. Под заметкой стояла подпись: А. Говорухина.

— О господи! — воскликнула я, уловив в этом событии уже знакомое мне отсутствие логики. — Но теперь-то уж, наверное, разберутся.

— Можно не сомневаться, — живо отозвалась Ирина. — Говорухиной, как минимум, влепят выговор, а редактора снимут с должности.

Я не знала, что ответить. Мы помолчали.

— У тебя так много книг, — переменила я тему. — Ты всё прочитала? Наверное, нет такого, чего ты не знаешь?

Ирина с видимым удовольствием втягивала дым и на долгом выдохе выпускала его струйкой.

— Мне тоже всегда так казалось, — наконец произнесла она, словно в сомнении, стоит ли делиться со мной своими мыслями. — Мне всегда казалось, что чем больше человек знает, тем он счастливее и свободнее. Но странно, чем больше я узнаю, тем меньше я понимаю, куда мы идём и, главное, зачем. — Ирина села, опустив босые ноги на коврик и, наклонившись ко мне, посмотрела прямо в глаза. — Ты слышала, что животные чувствуют близость землетрясения задолго до первых толчков? Вот и я чувствую внутренностями: надвигается что-то ужасное…

Наверное, смятение отразилось на моём лице — Ирина разочаровано плюхнулась на кровать.

— Ну, конечно, ты думаешь, я сумасшедшая. А мне иногда кажется, что сумасшедшие все вокруг меня. Мир гибнет. Природа обречена. Мы уничтожаем её с таким остервенением, будто нам за это пообещали рай. Это происходит во всём мире, но мы совершаем это истово, с особенным вкусом, с особенной страстью. Ты представь, сколько должна работать наша экспедиция, сколько мы должны бурить, картировать, искать, добывать, чтобы компенсировать десять миллионов долларов, гниющих в порту. А потом, чтобы восстановить природу, не хватит никаких миллиардов. Это какая-то всеобщая шизофрения. А ты говоришь идти на работу!

— Языки чешете? Лучше бы навели порядок!

Я обрадовалась, что внезапное появление Ольги Русановой прервало наш разговор. Ирина своими рассуждениями смутила меня и уж, по крайней мере, я поняла, что не могу искать в ней свою союзницу.

Пока из недр Ольгиной сумки извлекались ещё горячие котлеты, душистый свежий хлеб, цейлонский чай и лимоны, пока Ольга объясняла, что у неё на работе без Ирины «ну просто завал», сама Ирина сидела притихшая и виновато поглядывала на Ольгу, и было ясно, что команда Ольги «ну-ка, давай, быстренько вытряхивайся из постели» будет выполнена беспрекословно. Вот Ольга, подумала я, наверное, знает то, чего не может понять Ирина, недаром Ирина так тянется к ней.

— Ну, всё, — сказала Ольга. — Через час чтоб была на работе. Пошли, — кивнула она мне.

— А меня Ирина уверяла, что больше не пойдёт на работу вообще, — сказала я, когда мы вышли.

— Пока мы разрабатываем универсальный поисковый критерий, ей это не грозит, — убеждённо ответила Ольга. — От такого магнита её не оттащишь за уши.

— И как скоро он будет готов? — полюбопытствовала я.

— Боюсь, — сказала Ольга, — мышки ещё не раз успеют понабивать себе карманы.

— Какие мышки? — удивилась я.

— Сразу видно, что ты не была ещё здесь в поле. После многодневного маршрута всегда обнаруживаешь, что карманы оставленных курток, сапоги, банки — всё забито крупой и вермишелью. Это мышки делают запасы на зиму. Так и наши начальники. Им нужно многое успеть пока истина в пути.

— Да, очень похоже, — улыбнулась я, и рассказала Ольге о ситуации с быстрореченской толщей.

— Да, да, — сказала Ольга, — я слышала об этом. Пока методы не исключают субъективизма и допускают двоякое толкование, таких поворотов не избежать.

— Что же делать?

— Трудно сказать. Пока надежда только на дополнительную геофизику. Но кто на это пойдёт? Ты с Диком говорила?

Я покачала головой.

Мы подходили уже к экспедиции, и возвращавшийся из столовой Удальцов, увидев меня, подмигнул заговорщически, но я отвела взгляд.

В «кубрике» Дика — загородке в конце коридора на втором этаже — Дик и Лина пили чай с пирожками.

— Ну, и чутьё! — засмеялась Лина. — Садись!

— Да нет, я по делу…

Дик встал — медлительный, почти флегматичный, вот только глаза не тусклые, а излучающие тёплый свет — и придвинул к столу третий стул.

Пирожки оказались очень вкусными.

— Теперь можно и о деле, — сказал Дик.

Я замялась. В этом тёплом уютном «кубрике», рядом с двумя светящимися любовью друг к другу красивыми людьми все мои хождения и разговоры вдруг показались неуместными и