Левиафан - Валерий Ковалев

В этот раз, по предложению светлейшего, операция была спланирована несколько иначе. На следующий день после вручения королю ультиматума, фрегат должен был вернуться в Кронштадт, а ракетоносец нанести предупредительный удар по главной морской базе шведов — Карлскруне. Там, по имеющимся сведениям, находилась основная часть их флота во главе с флагманом, 74-пушечным линейным кораблем «Принц Густав».

Появившийся на рейде Стокгольма печально известный «Презент», вызвал в столице немалый переполох, а заявленные Паниным требования повергли королевский двор в шок.

— Но это же против всех европейских правил! — вскричал побледневший Густав, выслушав невозмутимую речь посла.

— Как известно, в любом правиле есть исключения, — пожал плечами Панин. — Когда я могу надеяться на ответ вашего высочества?

— Ответа не будет, — прошипел король, впившись побелевшими пальцами в подлокотники кресла. — А теперь убирайтесь с моих глаз к своей императрице, или я прикажу вас повесить.

— Ну что же, честь имею, — склонился в изящном поклоне граф и попятился к предупредительно распахнутой слугами высокой двери.

А чуть позже, стоявший под парами фрегат поднял якорь и провожаемый сотнями глаз, вышел из гавани.

Вечером, у пустынного побережья острова Готска-Санден, у «Презента» состоялось короткое рандеву с «Левиафаном», после чего тот ушел под воду и двинулся в сторону шведской базы. Расположенная на островах в устье реки Люккебюон, она имела прекрасно оборудованный рейд, неподалеку от которого располагалась одна из крупнейших в Европе судоверфей.

В миле от входа в устье, Морев приказал застопорить ход и внимательно осмотрел в перископ открывшуюся перед глазами акваторию. На ней, в строгом порядке, стояла на бочках шведская эскадра. На стройных мачтах линейных кораблей и фрегатов полоскались синие, с желтыми крестами флаги, между эскадрой и берегом сновали катера и шлюпки, на эллингах верфи высились корпуса строящихся кораблей. Все вместе напоминало старинную морскую гравюру из собраний голландских живописцев, и на какое-то мгновенье Морев залюбовался этим живописным пейзажем. Затем он уступил место у перископа сопевшему над ухом светлейшему и отдал команду приготовить к выстрелу торпедные аппараты.

В целях экономии ядерных зарядов, шведскую базу решено было атаковать торпедами, оснащенными боеголовками с так называемой «морской смесью». Она отличалась высокой разрушительной силой, и двух торпед, по мнению Пыльникова, было вполне достаточно чтобы поднять эскадру на воздух.

— Гожие корабли у свеев, лучше османских, — оторвавшись от перископа, сказал князь. — А сжечь их надобно, иначе нельзя.

Морев молча кивнул, и через минуту корпус «Левиафана» дважды вздрогнул. Затем последовала серия гулких взрывов, и на рейде начался сущий ад.

Корабли вспыхивали подобно громадным свечам, в небо взлетали обломки мачт, такелажа и обшивки, густые клубы дыма окутали верфь.

— Ну что же, Александр Иванович, мы свое дело сделали, — сказал удовлетворенно Потемкин. — Возвращаемся в Кронштадт.

Известие об учиненном в Карлскруне разгроме, Екатерина восприняла как должное и стала ждать реакции Швеции. Она не замедлила сказаться. Через неделю в Неву зашел легкий фрегат из Стокгольма с половиной суммой контрибуции в золотых слитках.

Посланник короля — герцог Зюдермандланский, принятый Екатериной в Зимнем Дворце, от имени Густава заверил ее, что остальная ее часть будет доставлена в Санкт-Петербург в течение месяца.

— А как здоровье вашего короля? — поинтересовалась Императрица.

— Его высочество хватил удар, — чуть помедлив, сказал герцог.

— Вот как? — сделала удивленные глаза Екатерина. — Мне очень, очень жаль…

После возвращения из похода все моряки «Левиафана» получили от Екатерины учрежденные в их честь именные награды и золотые шпаги с дарственной надписью. Светлейший же устроил для команды в своем дворце небывало пышный бал и театрализованное представление. Едва ли не каждый вечер свободные от вахты офицеры и мичманы приглашались на званые вечера во дворцы петербургской знати или проводили время в лучших питейных заведениях столицы. Многие из них, оставив казарму, сняли частные квартиры в Кронштадте и стали приударять за прекрасным полом.

Дальше всех в этом деле зашел Круглов. Страстно влюбившись в Сашеньку Энгельгардт, теперь уже капитан 1 ранга и кавалер одного из высших орденов империи, старпом сделал ей предложение. Но лукавая красавица, избалованная мужским вниманием, тянула с ответом. Узнав об этом, Потемкин устроил племяннице выволочку, и через неделю блестящая пара была обвенчана в Петропавловском соборе.

В качестве шаферов на свадьбе со стороны невесты выступила сама императрица, а со стороны жениха — адмирал Грейг. Торжество состоялось во дворце светлейшего и поразило роскошью всех приглашенных. Екатерина подарила молодым особняк в Царском селе, светлейший — усадьбу и тысячу душ крепостных в Малороссии, а Грейг — новенькую прогулочную яхту.

— Сие весьма важное бракосочетание для России, — сказала Екатерина светлейшему, наблюдая за шумным весельем. — Хотелось, чтобы оно было не последним. Жены привяжут наших «аргонавтов», — кивнула она на сидящих неподалеку офицеров крейсера, — к их новой родине.

— Ты как всегда права, матушка, — поцеловал душистую руку императрицы фаворит. Однако далеко не все благожелательно относились к команде «Левиафана».

Дальнейшее возвышение Потемкина, связанное с его появлением, вызвало скрытое недовольство давних соперников князя — генерал-фельдмаршала Румянцева и графа Воронцова, а также наследника престола цесаревича Павла, который ненавидел светлейшего с детских лет. Все трое понимали, что пока этот дьявольский корабль верен князю, тот будет на вершине власти.

Сразу же после торжеств светлейший занялся активной подготовкой к предстоящей на Балканах кампании. Поскольку казна получила значительные поступления, на Адмиралтейской верфи были заложены еще четыре фрегата и началось строительство первой русской подводной лодки.

Необходимые чертежи и расчеты для этого представил все тот же неугомонный Ярцев со своими комдивами, а к участию в работе был привлечен академик Леонард Эйлер, уже давно занимавшийся этой проблемой. С оружейных заводов Урала и Тулы в столицу лично Демидовым были доставлены первые партии новых артиллерийских орудий и скорострельных винчестеров для армии, показавшие отличные результаты при их испытании.

Вызванному светлейшим из Крыма генерал-майору Александру Васильевичу Суворову было сообщено решение Совета при высочайшем дворе, о назначении его командующим будущего экспедиционного корпуса, и лично Императрицей отдан приказ на его формирование.

— Освобождение Балкан — дело для нас наипервейшее, — сказала она, приняв Суворова во дворце вместе с Потемкиным. — А посему выделяем тебе лучшие полки и конницу. Новые пушки и ружья для них получишь у генерала-фельдцехмейстера.

Помимо тебя на Балканы отправится наша новая эскадра под командованием адмирала Морева. Ну а руководить всей экспедицией будет Григорий Александрович, — положила она руку на плечо светлейшего. — Понял ли ты меня, Александр Васильевич?

— Понял, матушка, — по-птичьи клюнул головой Суворов. — Когда прикажешь приступить к делу?

— А вот завтра поутру и приступай, — вместо нее весело ответил Потемкин. — А пока отобедай с нами, чай в дороге проголодался.

После обеда, за которым старые соратники, вспоминая крымские кампании, усидели графинчик перцовки, они распростились с императрицей и отправились в Кронштадт. Светлейший горел желанием показать Суворову «Левиафан», а заодно познакомить его с Моревым.

Как и всех прочих, корабль поразил генерала своим необычным видом и крайне заинтересовал.

— Да, сей корабль может разгромить не только любой флот, но и армию, — сказал Суворов, когда, завершив экскурсию по крейсеру, они со светлейшим и Моревым пили крепкий чай с сушками в кают-компании. — И я весьма рад, что мы будем взаимодействовать с вами, адмирал, — дружески взглянул он на Морева.

— А я рад, что познакомился с вами, Александр Васильевич, — с улыбкой ответил тот.

— Ну, вот и отлично, — отставил в сторону пустой стакан князь. — Надеюсь, всем нам оно пойдет на пользу…

Ветреным слякотным вечером теперь уже капитан 3 ранга Лобанов подъехал на пролетке к порту. Он возвращался с верфи в Кронштадт и изрядно продрог. Расплатившись с бородатым извозчиком, помощник зашел в один из портовых трактиров, пропустил там пару рюмок водки и направился к пристани, с неверно мерцающими редкими фонарями.

— Ваше благородие, — простужено окликнули его с ближайшего баркаса, — вам в Кронштадт?