Левиафан - Валерий Ковалев

— Ваше благородие, — простужено окликнули его с ближайшего баркаса, — вам в Кронштадт?

— Да, приятель — ответил Лобанов.

— Садитесь, — ответили ему, и помощник направился к сходням. Едва он шагнул в пляшущую на волнах шлюпку, как тут же получил чем-то тяжелым по голове и, обмякнув, рухнул на настил.

— «Гуд ивнинг» — прохрипел чей-то голос и баркас отвалил от пристани. Вскоре он причалил к стоявшему неподалеку бригу и бесчувственное тело подняли на борт…

Очнувшись, Лобанов мучительно застонал и, приподнявшись, ощупал затылок. Там прощупывалась здоровенная шишка.

— Хорошо врезали, — подумал помощник и тяжело ворочая шеей, осмотрелся.

Он лежал на полу в каком-то сыром, тускло освещенном чадящим светильником помещении с узкой дверью и без окон. Откуда-то доносился легкий плеск волн и крысиный писк.

— Да, попал — пронеслось в голове и, превозмогая боль, Лобанов встал и прислушался. Сверху доносились отрывистые команды на незнакомом языке.

— Вроде по-английски, — мелькнула мысль.

После этого помощник подошел к двери и стал молотить в нее кулаком. Как только она отворилась, появившийся на пороге человек получил сокрушительный удар в челюсть, а Лобанов, перепрыгнув через него, взлетел по короткому трапу наверх. Там на него набросилось сразу несколько темных фигур и вся группа с рычанием покатилась по палубе. А еще через минуту обладавший медвежьей силой помощник, расшвыряв нападавших, вскочил на фальшборт и сиганул в воду. Вынырнув метрах в тридцати от исчезающего во мгле судна, он освободился от лишней одежды и, тихо матерясь, поплыл в сторону далеких огней порта.

Утром, в корабельной амбулатории, с трудом шевеля разбитыми губами, он докладывал командиру с заместителем о своем ночном приключении.

— Да, — с сочувствием оглядев помощника, сказал Морев. — Считай, повезло тебе, Михаил Иванович. Так говоришь, корабль был английский?

— Скорее всего, — кивнул Лобанов забинтованной головой. — Команды там отдавались на английском языке.

— Все это неспроста, — нахмурился Сокуров. — Видно, туманный Альбион очень интересует наш корабль, если пошли на такое. Что будем делать?

— Подключим Березина. Он контрразведчик, ему и карты в руки.

Поручение командира особист воспринял с энтузиазмом и, побеседовав с Лобановым, сразу же отправился к начальнику порта. Там удалось выяснить, что неделю назад из Портсмуда в Санкт-Петербург зашел принадлежавший Ост-Индийской компании бриг «Дункан», с грузом табака и чая, а прошедшей ночью снялся с якоря и вышел в море.

— Это все, — доложил Березин Мореву. — Александр Иванович, если вы помните, это не первый случай, когда иностранцы проявляют повышенный интерес к нашему крейсеру и его команде.

— Да, помню, — кивнул тот, — и что вы предлагаете?

— Я считаю необходимым принять ряд мер, которые бы все это затруднили, — сказал контрразведчик. — В частности, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, всем членам экипажа следует приобрести гражданское платье и появляться в городе только в нем.

Кроме того, насколько мне известно, некоторые из наших офицеров и мичманов, в приватных беседах со своими новыми знакомыми, сообщают тем о боевых возможностях «Левиафана» — это следует запретить.

И еще. Переданные на судоверфь чертежи новых кораблей хранятся без надлежащего надзора, и к ним имеет доступ практически неограниченный круг лиц. Уверен, такое же происходит и на оружейных заводах. Это следует исключить. Кроме того, желательно отвести от участия в этих работах всех иностранцев. В противном случае, новые корабли и оружие вскоре появятся и на Западе.

— Да, Геннадий Петрович, вы совершенно правы, — согласился с контрразведчиком Морев. — Что возможно, мы предпримем сами, а об остальном я сообщу Потемкину.

В этот же день на корабельном совещании, Морев обязал каждого подчиненного появляться на берегу только в гражданской одежде и напомнил каждому о неразглашении любых сведений, касающихся ракетоносца. А чуть позже, встретившись со светлейшим, рассказал тому о попытке похищения Лобанова.

Это известие привело Потемкина в ярость, он тут же вызвал к себе английского посла и потребовал от того выдачи команды «Дункана».

— В противном случае, господин посол, ваша торговля с Россией может быть весьма ограничена, — заявил светлейший, глядя во льдистые глаза дипломата.

Когда тот, заверив, что сделает все от него зависящее, откланялся и покинул кабинет, Морев сообщил князю о предложениях Березина.

— Весьма разумно и своевременно, — сразу согласился тот. — На верфях и заводах у нас полно казнокрадов и всякой иностранной сволочи.

— Для противодействия им я могу рекомендовать одного из своих офицеров, он как раз специалист в этих делах, — предложил Морев.

— Вот как? — удивился князь. — В таком случае я сведу его с Шешковским. Небось, уже слыхали про такого? Пускай наведут порядок и организуют надзор за ходом работ.

О начальнике Тайной экспедиции Степане Ивановиче Шешковском, в Санкт-Петербурге ходили самые мрачные слухи. Этот внешне неприметный и всегда остававшийся в тени человек, неожиданно возникал в местах, где его не ждали, и знал все, что творится в столице и за ее пределами. Попадавшие в экспедицию и порой занимавшие высокое положение лица часто бесследно, исчезали.

Не терпел он и излишней болтливости придворных, которой отличались дамы высшего света и некоторые фрейлины Императрицы. В таких случаях, и часто не без ее ведома, распустившие язык тайно доставлялись в кабинет Степана Ивановича, и им любезно предлагалось стоящее напротив стола кресло.

Как только жертва усаживалась, ловушка срабатывала и исключала возможность ее покинуть, а потом медленно опускалась вниз, пока на уровне пола не оставалась только голова. Внизу, в подземелье, стоящие наготове кнутобойцы, быстро подымали юбки и сдергивали с гостей панталоны, а потом рьяно охаживали их плетьми. В воспитательных, так сказать, целях. Жалоб на этот счет не поступало. А как иначе?

Встреча Березина с «великим инквизитором» состоялось через несколько дней в Петропавловской крепости, где находилось его хитрое ведомство. Они довольно быстро нашли общий язык, и Степан Иванович был весьма рад встретить коллегу по профессии.

— Так значит в будущем, — ткнул он костлявым пальцем в сводчатый потолок, — тоже не обходятся без нас?

— Еще бы, — самодовольно ответил капитан-лейтенант. — Там мы знаем все и вся.

— А здесь это знаю я, — выдержав паузу, значительно сказал Шешковский.

— Кстати, позволю заметить, — наклонился он к Березину, — некоторые ваши офицеры порой высказывают крамольные мысли. Вот послушайте, — открыл хозяин кабинета лежащий перед ним толстый фолиант в кожаном переплете.

— На прошлой неделе, на званом ужине у купца первой гильдии Юрлова, капитан 3 ранга Рюмин заявил, что простой народ у нас бедствует и необходимы реформы.

А вот еще, — поплевав на палец, Шешковский перевернул страницу. — Третьего дня, в трактире «Медведь», обедавшие там лейтенанты Рзаев и Коробов, будучи в изрядном подпитии, нанесли увечья двум английским офицерам и всячески поносили их короля Георга. Сие, батенька, недопустимо и весьма опасно, — закрыв свой талмуд, назидательно сказал Шешковский. Ваши люди, слов нет, герои и весьма обласканы матушкой императрицей. Однако порой несдержаны в речах. А это может повредить голове. Вы уж как-нибудь разберитесь с ними.

— Обязательно разберемся — энергично кивнул головой Березин. — Отличные все-таки у вас осведомители, Степан Иванович, мне бы таких.

— Будут, коль сработаемся, — хитро прищурился Шешковский. — А теперь займемся вашими предложениями. Они весьма интересны.

…К весне основные приготовления к предстоящей кампании были завершены. Со стапелей сошли и под руководством Морева с Ушаковым проходили ходовые испытания в заливе четыре паровых фрегата, Суворов доносил из Тавриды о готовности к выступлению тридцатитысячного, вооруженного новой артиллерией и стрелковым оружием корпуса, светлейший заканчивал работу над манифестом о присоединении Крыма к России.

В апреле, по высочайшему указу Екатерины, он вошел в состав Российской империи, что было отмечено пышными празднествами в столице и награждением Потемкина титулом князя Таврического. По этому поводу Императрица радостно заявила: «Ну вот, прибыла я в Россию бесприданницей, а ныне приобрела себе приданое Тавридою!»

В первых числах июня, приняв на борт двухтысячный десант, вооруженный скорострельными винчестерами и ручными гранатами, эскадра новых фрегатов во главе с «Левиафаном», усиленная пятью линейными кораблями под командованием Грейга, вышла из Кронштадта, взяв курс на Стамбул, а спустя две недели, экспедиционный корпус Суворова, усиленный кораблями Азовской флотилии, осадил турецкую крепость Очаков.