Проклятый дар - Татьяна Корсакова

– Егор Васильевич… – Назревающий скандал нужно было как-то гасить, но вот беда – Петрович не знал как. – Егор Васильевич, я уже…

– И кто тут у нас еще такой смелый? Кому работа не дорога? – Нет, теперь его уже ничто не спасет.

– Не кричи, Егор. Это я. – Голос у Алены Михайловны был тихий и спокойный. Именно так она разговаривала с Петровичем, когда он числился ее пациентом.

– Кто – я? – В темноте вспыхнул экран мобильного телефона. В его мутно-голубом свете лицо Алены Михайловны было неестественно бледным, точно неживым.

– Ты?! – А ведь главный ее послушался, перестал кричать. – Что ты тут делаешь? Как ты вообще?..

– Уговорила Ивана Петровича нарушить должностные инструкции, вывести меня на свежий воздух. Ты не ругайся, он не хотел, это я настояла.

– Ты настояла? – Голубой огонек мобильного метнулся вверх и погас. – А какое ты вообще имеешь право настаивать?! Алена, если ты не в курсе, ты здесь пациентка, а не врач. Быстро встала и пошла в палату!

– Егор Васильевич, ей уже намного лучше. Помогло лечение, – попытался вступиться за девочку Петрович, уже понимая, что от его заступничества не будет никакого толку.

– А ты вообще никто! – в грудь уперся палец главного. – Ты младший медицинский персонал, у тебя нет никакого права решать, кому здесь стало хуже, а кому лучше. Это хорошо, что я отчет забыл. Хорошо, что вернулся. Вот своими собственными глазами увидел, что вы тут творите в мое отсутствие.

– Егор, пожалуйста!

– А вам, больная Прицепина, я не Егор, а Егор Васильевич, ваш лечащий врач! – Он уже не кричал, он шипел и плевался слюной. – Ну-ка, встали оба и пошли!

– Егор Васильевич, – в голосе Алены Михайловны зазвенел лед, – вы не имеете права обращаться с нами подобным образом. Я связалась со своим шефом, профессором Острейко. Завтра он приедет, чтобы решить вопрос о моем переводе в другую клинику.

– И как это ты с ним связалась, позволь полюбопытствовать? – вкрадчивым шепотом поинтересовался главврач.

– Не твое дело, – отрезала Алена Михайловна, и Петрович скорее почувствовал, чем увидел, что она поднялась со скамейки.

– Ошибаешься, очень даже мое. Ты моя пациентка, и мне решать…

– Что решать?! Травить ли меня дальше аминазином с галаперидолом?! Не ты будешь решать, а консилиум. Я требую консилиума, слышишь?!

От звонкого звука пощечины у Петровича испуганно сжалось сердце. Зачем же она так? Зачем злит главного? И только лишь когда Алена Михайловна приглушенно всхлипнула, до него вдруг дошло, что это не она ударила, а ее ударили. Ударил человек, которого все считали ее другом, который должен был беречь ее и защищать.

– А теперь ты меня послушай. – Голос главного изменился до неузнаваемости, никогда раньше, даже во время самых страшных разносов, в нем не было столько ненависти: – Не знаю, отчего ты вдруг очухалась…

– Перестала пить твои таблетки! Без них мне вдруг стало намного лучше. Странный терапевтический эффект, не находишь?

– Значит, перестала пить таблетки? Ладно, я учту это на будущее.

– Не будет у нас с тобой никакого будущего. Завтра я все расскажу Антону Карповичу.

Чуден мир твой, Господи! О чем говорят эти двое? Какие таблетки?! Какой Антон Карпович?! Петрович дрожащей рукой вытащил из пачки сигарету, сунул в рот, но так и не прикурил.

– Завтра ты никому ничего не расскажешь. – А главный, похоже, успокоился окончательно. Петрович не знал наверняка, но по голосу чудилось, что он даже улыбается. – Завтра ты будешь овощем, нафаршированным нейролептиками. У тебя острый психоз, я вынужден принять меры. Эй, санитар, бери пациентку под белы рученьки и веди в палату, я сейчас сделаю необходимые назначения.

Что-то Петровичу не нравилось в этом разговоре, очень сильно не нравилось, но стариковский мозг отказывался переваривать полученную информацию. Получается, что Алена Михайловна не принимала таблетки? А ведь запросто! После того случая Матвей мог и наплевать на инструкции. Ему врал, что проверяет, а сам стеснялся… Он, значит, стеснялся, а она не пила. Не пила и без лекарств вдруг почувствовала себя лучше, а главврач вместо того, чтобы порадоваться, разозлился и грозится фаршированным овощем… Ох, грехи тяжкие, зачем же он сегодня столько водочки выпил?.. Выпил бы меньше, соображал бы быстрее, а так приходится с муками…

– Алена Михайловна, давайте вернемся в палату. – Ее ладошка была холодной, как лед. – Вы же знаете, мы нарушаем режим.

– Иван Петрович, миленький, так ведь и вы слышали, что он собирается сделать! – Девочка сопротивлялась, и приходилось тащить ее к крыльцу силой. – Если он меня сейчас загрузит лекарствами, завтра я уже точно никому ничего не объясню. Вы же порядочный человек, Иван Петрович! Вы же меня не первый день знаете…

– Так ведь вы не помните, как вам плохо было, Алена Михайловна. Вы же видели то, что другие не видят. – Он все еще пытался совладать с собственной еще не до конца захлебнувшейся водкой совестью. – И это еще до лечения. Вас к нам привели уже такой, больной. А Егор Васильевич хороший врач, он вас вылечит…

– Он меня убьет своим лечением, – сказала она шепотом и перестала упираться.

Петрович был пропащим и негодящим. Он испортил жизнь своей жене, опозорил детей, но оскотиниться окончательно он все-таки не успел.

– А что вы там про овощ фаршированный говорили, Егор Васильевич? А зачем это Алену Михайловну в овощ превращать? – Сердце забилось быстро и весело, как в молодости. – А вот давайте сначала ее шефу позвоним. – Он даже телефон нашарил в кармане халата и даже нажал на кнопочки…

– Как же вы все меня достали, уроды! – с чувством сказал их интеллигентный и безупречный главный врач. – Слышишь ты, пропойца, не будем мы никуда звонить. Мы по-другому поступим. Мы сейчас твою дорогую Алену Михайловну аккуратненько привяжем к коечке, уколем ей укольчики, чтобы крепче спалось, а завтра откорректируем лечение.

– Так она вроде бы уже шефу своему позвонила, сказала, что в себя пришла…

– А шеф завтра приедет и увидит, что никто в себя не пришел. Как тебя там? Петрович? Ты, Петрович, меня слушай, а не эту сумасшедшую. Хочешь, я тебе премию выпишу повышенную?

– Премию хочу.

– Вот и славно! Тогда давай-ка убери свой телефон и помоги мне отвести пациентку в палату.

– Ну ты и скотина, Стешко, – сказала Алена Михайловна и замахнулась, но ударить так и не успела, главврач перехватил ее руку, завел за спину и надавил…

В мутном оранжевом свете, льющемся из окон первого этажа, Петрович увидел происходящее с неотвратимой ясностью. Увидел со стоном падающую на колени Алену Михайловну, спешащего к ним мордоворота Федьку, личного водилу главного и лицо самого главного…